Флинн принялся внимательно разглядывать четыре огромные колесные пары. Линзы бинокля увеличивали также и искажения предметов, получаемые в результате тепловой деформации в жарком, неподвижном воздухе, изменяющие их форму и размеры: сначала кажется, что они незначительны, а уже через секунду – просто чудовищны. – Ищи Флейшера. К черту эти штуковины, ищи Флейшера, – сердито проговорила Роза. – Его там нет. – Должен быть. Он должен быть там. Роза перевалилась на бок и выхватила бинокль из пальцев Флинна. Она с нетерпением принялась разглядывать длинную колонну людей, медленно движущихся по долине в их сторону. – Он должен быть там. Помоги господи, он же должен там быть! – с ненавистью шептала она потрескавшимися, сухими губами. – Скоро будем атаковать. Сейчас как раз удобней всего. – Надо найти Флейшера. Роза отчаянно продолжала свой поиск, костяшки на пальцах, вцепившихся в бинокль, побелели сквозь загорелую кожу. – Больше медлить нельзя. Себастьян уже на позиции, ждет моего сигнала. – Надо подождать! Мы должны подождать! – Нет. Ближе их подпускать нельзя. Флинн слегка приподнялся. – Мохаммед, – тихо позвал он. – Как вы там, готовы? – Готовы. – Ответ донесся откуда-то ниже по склону, где залегла цепь стрелков. – Помни мои слова, о ты, избранник Аллаха. Сначала убей аскари, остальные сами разбегутся. – Слова твои звенят в ушах моих, звук их приятен и чист, как звон золотых колоколов, – отозвался Мохаммед. – Да пошел ты! – выругался Флинн. Он отстегнул клапан кармана на кителе, выудил оттуда зеркальце, поймал солнце и послал зайчик к противоположному склону долины. Из беспорядочного нагромождения скал вперемешку с кустами немедленно последовал ответ от Себастьяна. – Ох, – испустил театральный вздох облегчения Флинн, – я боялся, что наш Бэсси, чего доброго, там заснул. – Он взял в руки лежащую перед ним на скале винтовку. – Погоди, – взмолилась Роза. – Прошу тебя, еще немного. – Нельзя. Ты же сама знаешь, нельзя… Если Флейшер там, мы его так и так возьмем. А если его там нет, промедление нам не на пользу. – Ага, тебе на все плевать! – набросилась на него Роза. – Про Марию ты уже позабыл. – Неправда, – ответил Флинн. – Я ничего не забыл. Он плотно прижал приклад винтовки к плечу. Флинн давно уже заприметил одного видного аскари. Этот крупный мужчина шагал впереди колонны. Даже с такой дистанции Флинн нутром чуял, что этот человек очень опасен. Он шел, настороженно опустив плечи и голову, готовый в любой момент действовать. Флинн поймал его на мушку и, намереваясь попасть в живот, перевел ее ниже, сделав поправку, необходимую в положении стрельбы сверху вниз. Осторожно нажал на курок, выбрал люфт и выстрелил. Винтовка злобно тявкнула, отдача ударила в плечо. Не веря собственным глазам, Флинн увидел, как пуля подняла облачко пыли у самых ног аскари. Чистый промах с дистанции четыреста ярдов, после того как он тщательно вымерил прицел. Вот это да… кажется, он стареет. Флинн лихорадочно передернул затвор, но аскари уже успел, на бегу стаскивая с плеча свою винтовку, юркнуть в укрытие, под защиту колючего кустарника, и следующая пуля Флинна без толку пропала в густом сушняке. – Да черт же тебя побери! – заорал Флинн, но голос его потонул в раздавшемся кругом грохоте выстрелов. С обоих склонов его стрелки открыли огонь прямо по плотной толпе людей, заполонившей долину. На несколько секунд до смерти перепуганные лаем «маузеров» рабочие из местных жителей неподвижно застыли в той позе, в какой каждого из них застигло нападение: одни склонились к гигантским колесам; другие согнулись, натягивая веревки; третьи – подняв вверх нож, чтобы обрубить ветку; четвертые – просто глядя, как трудятся остальные. И все вместе подняли головы к склонам долины, откуда им грозили невидимые винтовки Флинна. Но вдруг кто-то один издал ужасный вопль, который тут же потонул в гомоне тысячи глоток. Совершенно забыв про приказ Флинна бить только по вооруженным аскари, его люди слепо палили в массу людей, толпящихся возле колес, пули с отвратительным звуком вонзались в человеческую плоть – «шлеп, шлеп, шлеп» – или с воем и визгом отскакивали рикошетом от камня и наносили людям страшные раны. И тогда рабочие бросились наутек. Подобно мощному потоку воды, они понеслись по долине, увлекая за собой и бойцов-аскари в их мелькающей среди людской массы военной форме – так вода влечет за собой мусор и случайные предметы. Лежа в своем углублении рядом с Флинном, Роза тоже вела огонь. Женственные руки ее с длинными, чувствительными пальцами смотрелись на винтовке неестественно, она то и дело передергивала затвор так, словно работала челноком перед ткацким станком, сосредоточенно наблюдая, как сплетаются нити смерти там, куда смотрит ее мушка, а губы непрерывно шевелились, словно заклинание, повторяя одно только имя, ставшее для нее боевым гимном: – Мария! Мария! С каждым новым выстрелом это имя снова слетало с ее обветренных губ. Вставляя в магазин очередную обойму, Флинн искоса посмотрел на дочь. Даже в эту минуту горячего возбуждения он переживал острое беспокойство, когда видел ее лицо. В глазах ее горело безумие слишком долго сдерживаемого горя, безумие тщательно лелеемой ненависти. Винтовка заряжена, и Флинн снова перевел внимание на долину. Теперь картина там изменилась. В суматохе обезумевших от страха носильщиков и рабочих он увидел немецкого офицера, его Флинн еще раньше заметил, глядя в окуляры бинокля: тот пытался организовать оборону. А с ним вместе и тот крупный аскари, в которого Флинн с первого раза промазал. Эти двое хотели остановить стрелков-охранников, унесенных волной охваченных паникой рабочих, задержать их, развернуть в обратную сторону, растолкать, рассовать под прикрытие огромных железных колес и заставить обороняться. И им это удалось, их подчиненные открыли ответный огонь. – Мохаммед! Возьми этого человека! Того, белого, – возьми его! – прокричал Флинн. Он сделал подряд два выстрела и опять оба раза промазал. Но пули прошли близко, немец сразу пригнулся и спрятался за металлический щит ближайшего колеса. – Все, – сокрушенно проговорил Флинн, увидев, что его надежды на быстрый успех растаяли. – Они там неплохо устроились. Надо срочно выкурить их оттуда. Да, перспектива не очень заманчивая. Флинн по опыту знал, что каждый из его разношерстного отряда – герой, когда палит из засады, что каждый из них – непревзойденный мастер в искусстве стратегического отступления, тогда как лобовая атака и любой другой маневр, предполагающий сближение с врагом, – их слабое место. Из сотни человек под его командой он мог полагаться едва ли на дюжину, кто сможет выполнить приказ атаковать. Флинн, понятное дело, такого приказа отдавать очень не хотел, поскольку нет ситуации более унизительной, если на крик командира: «В атаку!» – подчиненные изумленно смотрят на него, словно каждый хочет спросить: «Ты это кому? Мне, что ли? Серьезно?» Теперь Флинн собрался с духом, чтобы все-таки отдать этот приказ, прекрасно понимая, что боевой дух его безумного воинства с каждой секундой охладевает и сменяется духом трезвого благоразумия и осмотрительности. Он наполнил легкие воздухом, разинул рот, но его вовремя уберегла от этого Роза. Одним быстрым движением она перевернулась, встала на колени, вскочила на ноги и бросилась вперед – это было похоже на кошачий прыжок, мгновенно перенесший ее через глинистый вал на открытое место. Похожая на мальчишку, но не теряя изящной женственности, непрерывно стреляя с бедра, она пошла вперед, вниз по склону. Длинные волосы ее развевались на ветру, быстро мелькали длинные ноги. – Роза! – с изумленным ужасом заорал Флинн. Он тоже вскочил, собираясь догнать дочь, и неуклюже, словно старый самец буйвола, побежал вслед. – Фини! – крикнул Мохаммед и галопом бросился за своим хозяином. – Черт побери! – охнул лежащий с противоположной стороны долины Себастьян. – Это же Роза! – Он чисто рефлекторно вскочил на ноги и скачками помчался вниз по склону. – Аквенде! – возбужденно взвыл лежавший рядом с ним человек. А за ними и все пятьдесят, не успев даже подумать о том, что они делают, разом вскочили и побежали за ними. После первых пяти-шести шагов они были уже обречены идти вперед, поскольку, стоило им только побежать по крутому склону вниз, остановиться было уже невозможно, инерция была такова, что все попадали бы головой вперед, – теперь оставалось лишь увеличивать скорость движения. Они очертя голову, с визгом и криками, цепляясь за кусты, скользя ногами, продираясь сквозь колючки, хлынули вниз по обоим склонам на кучку бойцов-аскари, в страхе прижавшихся к железным колесам. С двух противоположных сторон Роза и Себастьян первыми достигли переднего края немецкой позиции. Двигаясь по инерции, они благополучно прорвали первую линию защитников, и потом с пустой винтовкой в руках Роза грудью сошлась с тем самым громадным аскари, возникшим перед ней из-за валуна. Он схватил ее, она пронзительно закричала; находящегося всего в двадцати ярдах Себастьяна охватила бешеная ярость. Роза билась в руках этого громилы, но совладать с ним, конечно, не могла, он справился с ней легко, как с ребенком. Оторвал ее от земли, перехватил, поднял над головой, удержал равновесие, собираясь уже швырнуть на острый камень, за которым он только что прятался. В упругих мышцах аскари, в напряженной, залитой потом шее, в крепких, широко расставленных ногах чувствовалась такая дикая, животная сила, что Себастьян сразу понял: если этот зверь сейчас бросит Розу на камень, ее ждет неминуемая смерть. От удара сломаются позвоночник и ребра, получат непоправимые повреждения внутренние органы. Себастьян кинулся к нему. Работая прикладом – стрелять он боялся, чтобы ненароком не задеть Розу, – он отбросил с дороги двоих ошеломленных обороняющихся, не представлявших для него серьезной угрозы. Молча, удерживая в легких воздух для решительного движения, он преодолел разделяющее их расстояние и оказался у цели как раз в тот момент, когда аскари уже начал свой смертоносный для Розы бросок. – А-а! – выдохнул Себастьян и со всей силы нанес врагу удар прикладом, как топором, вложив в него весь свой вес. Удар пришелся тому в поясничную область, и расположенные там почки противника расплющились, как переспелые мандарины. Удар оказался для него смертельным: громила опрокинулся назад, свалился на землю, а сверху на него упала Роза. Тело поверженного смягчило ее падение. Себастьян бросил винтовку и склонился над Розой, чтобы взять ее на руки и прикрыть своим телом. А Флинн тем временем вел своих разгоряченных людей на врага, сминая их ряды, выбивая из рук оружие и с восторженным хохотом сваливая их с ног. Люди Флинна были настолько опьянены собственной смелой атакой, что беспрерывно и возбужденно что-то тараторили, радуясь своей победе. Себастьян собирался уже выпрямиться и поднять Розу на ноги. Он быстро огляделся, чтобы убедиться, нет ли какой опасности, – и вдруг у него перехватило дыхание. Шагах в десяти от него, в тени одного из гигантских стальных колес, стоял на коленях белолицый офицер. Совсем еще молоденький, довольно смуглый и чернявый для немца, но со светлыми зелеными глазами. Он был в тропической военной-морской форме белого цвета, покрытой темными пятнами пота и кое-где испачканной пылью. Фуражка его была сдвинута на затылок, нарядный золотой позумент на козырьке ярко сверкал на солнце, что никак не вязалось с напряженным, сердитым выражением его лица, стиснутой челюстью и плотно сжатыми губами. В правой руке он крепко сжимал пистолет. Вот он поднял его ствол и прицелился. – Нет! – прохрипел Себастьян и неловко попытался закрыть своим телом Розу, но уже понимал, что немец сейчас выстрелит. – Mädchen! – крикнул Себастьян, мгновенно вспомнив язык, который он учил в школе. – Nein-shutzendis ein Mädchen![45] Выражение лица юноши изменилось, огонь в глазах погас, он автоматически отреагировал на отчаянную мольбу, обращенную к самым благородным качествам его натуры. Но пистолета он не опустил – так и стояли они, продолжая молча смотреть друг на друга. Все это происходило в течение нескольких секунд, но этого оказалось достаточно. Пока немецкий офицер стоял в нерешительности, наступила развязка: за спиной его возник Флинн и приставил ствол винтовки немцу к затылку. – Не шали, дружок, – сказал он. – А то отстрелю тебе гланды к чертовой матери. 56 По всей долине валялись тюки с грузами, брошенные носильщиками, которым очень хотелось поскорей удрать отсюда подальше, в какое-нибудь тихое место, где не стреляют. При падении много тюков раскрылось и было растоптано бегущей толпой, и содержимое валялось повсюду, превратившись в мусор, сброшенная впопыхах одежда развевалась на нижних, покрытых колючками ветках деревьев. Воинство Флинна с наслаждением предалось грабежу и мародерству, и в этом приятном занятии они демонстрировали завидную предприимчивость и одаренность. Деловитые, как шакалы, сбежавшиеся к добыче льва, они подбирали трофеи, пререкались из-за них друг с другом и даже дрались. Немецкий офицер сидел тихо, прислонившись к металлическому колесу спиной. Перед ним стояла Роза, сжимая в руке пистолет германца. Оба пристально, но без особых видимых эмоций разглядывали друг друга. Рядом с ним на корточках сидел Флинн и задумчиво перебирал содержимое карманов пленника. Тут же примостился и Себастьян, в любую минуту готовый прийти на помощь. – Это морской офицер, – сказал Себастьян, с любопытством глядя на немца. – У него на кокарде якорь. – Сделай мне одолжение, Бэсси… – попросил его Флинн. – Конечно, – отозвался Себастьян, всегда готовый угодить своему тестю.