– Очень хорошо, – сказал фон Кляйн. Он вернулся к своему креслу в углу мостика, сел, опустил плечи и стал напряженно размышлять. Перед ним сейчас стояло много весьма любопытных проблем, и не последняя из них заключалась в том, насколько долго он может полным ходом идти на север, притом что ненасытные паровые котлы непрерывно пожирают уголь, а разрыв между «Блюхером» и вспомогательным судном снабжения «Эсфирь» будет с каждой минутой увеличиваться. Капитан повернулся на кресле и посмотрел в даль за кормой. Эсминец был уже виден невооруженным глазом, и фон Кляйн раздраженно нахмурился. Этот англичанин будет идти за ним по пятам, не отставая и тявкая, как терьер, на весь эфир сообщая алчным британским эскадрам курс и скорость «Блюхера» – они небось уже и сейчас стягиваются к нему со всех сторон. Да, теперь можно ждать, что миноносец изо дня в день станет висеть у него на хвосте. 43 – Давай! Давай же! – кричал Чарльз Литтл, шлепая рукой по мягкому, подбитому волосом подлокотнику кресла и не отрывая глаз от «Ориона». Вот уже всю ночь и целый день он наблюдал, как его напарник гонится за «Блюхером», кажется, уже нагоняет, но так медленно, что каждые полчаса приходится хватать дальномер, чтобы убедиться, так ли это. Нос «Ориона» неестественно задрался вверх, и волны, которые он поднимал, пробиваясь корпусом сквозь упругую воду, в жарких солнечных лучах были похожи на белые крылья чайки – капитан «Ориона» Мандерсон приказал откачать за борт запас питьевой воды из резервуаров носовой части судна и успел расстрелять половину боезапаса из хранилища, расположенного там же. Всем членам экипажа, чье присутствие в передней части корабля необязательно, было приказано оставаться на корме и стоять на открытой палубе в качестве балласта, своим весом поддерживающего высокое положение носовой части «Ориона», чтобы можно было выжать из крейсера скорости еще хоть на дюйм. Теперь для корабля настал самый опасный час в его жизни: он уже подбирался к той точке, куда уже смогут достать страшные девятидюймовые снаряды «Блюхера», а принимая во внимание разницу в скорости, пройдет еще не менее часа, прежде чем они смогут применить свои шестидюймовые пушечки. Все это время они будут идти под огнем кормовых орудий «Блюхера», не имея возможности им ответить. У Чарльза сердце надрывалось, когда она наблюдал за этой погоней, поскольку к нему на «Бладхаунд» не поступило ни одной просьбы напрячь силы и сделать рывок. Резервы для увеличения скорости у него были, конечно, но их берегли на будущее: когда настанет нужный момент, крейсер сможет за пятьдесят минут сблизиться с «Блюхером» и открыть огонь на поражение, правда при непременном условии, что тот ответным огнем не превратит его в пылающий факел. Итак, три боевых корабля на всех парах шли на север, догоняя вечно убегающий горизонт. Два длинных, летящих стрелой крейсера, оставляющих за собой шлейфы плотного, вонючего дыма, клубами валящего из трех труб на каждом, оскверняя радостно играющую солнечными бликами поверхность океана длинным двойным черным шлейфом, который медленно рассеивался в воздухе под легким восточным ветерком. Тем временем маленький «Бладхаунд» медленно, но верно заходил к «Блюхеру» сбоку, откуда, когда придет время, он станет наблюдать за тем, как ложатся снаряды, выпущенные «Орионом», и корректировать его огонь. При этом «Бладхаунд» постоянно держался от неприятеля за пределами пятнадцатимильной зоны, куда не могли добраться орудийные коготки «Блюхера». – В любой момент можно ожидать, что «Блюхер» откроет огонь, сэр, – сказал штурман, выпрямляясь над секстантом, которым он измерял угол между сближающимися курсами двух крейсеров. – Да, – согласно кивнул Чарльз. – Фон Кляйн должен сделать попытку и нанести несколько удачных ударов даже с такой дистанции. – Не очень-то приятно будет на это смотреть. – Для нас главное – не суетиться, запастись терпением, скрестить пальцы на удачу и надеяться, что старина «Орион» сможет… – Чарльз резко оборвал себя и сорвался с кресла. – Ну вот! «Блюхер», кажется, что-то затевает! Силуэт германского крейсера за последние несколько секунд решительно изменился. Расстояние между его трубами расширилось, и теперь Чарльзу были видны горбатые очертания башен его носовых орудий. – Ничего себе, он меняет курс! Этот мерзавец, черт побери, разворачивает к нам все орудия! Лейтенант Кайлер внимательно всматривался в лицо капитана. Во сне оно казалось совершенно умиротворенным. Его лицо напомнило Кайлеру картину, которую он видел однажды в кафедральном соборе Нюрнберга, – святой Лука кисти Гольбейна. Те же тонкие черты, золотистая борода и усы, обрамляющие подвижные, чувственные губы. Он быстро отбросил эти мысли и наклонился. Осторожно коснулся плеча фон Кляйна. – Капитан… Господин капитан, – позвал он. Фон Кляйн открыл глаза, дымчато-голубые, слегка затуманенные со сна; но голос прозвучал бодро: – В чем дело, Кайлер? – Командир артиллерийской части докладывает, что через пятнадцать минут неприятель будет в пределах огневого поражения. Фон Кляйн развернул кресло, быстрым взглядом окинул свой корабль. Из всех труб над головой клубами валил дым, из жерла каждой трубы в воздух летели снопы искр и непрерывно накатывали волны жара. На докрасна раскаленном металле, что видно было даже при ярком солнечном свете, пузырилась и хлопьями отваливалась краска. Машины «Блюхера» работали через силу, они вполне могли надорваться – такое напряжение проектировщиками предусмотрено не было. Одному богу было известно, какой вред наносит судну эта непрерывная гонка на всех парах. Фон Кляйн поморщился, он словно чувствовал протестующую дрожь корабля под ногами. Капитан посмотрел за корму. На горизонте уже вырисовывался весь корпус британского крейсера. Разница в скоростях между ними была незначительной, зато превосходство «Блюхера» в огневой мощи было громадным. В голове мелькнула мысль о том, до чего же самонадеянны представители этой кичливой нации, которая постоянно, по собственной воле меряется с ними силой своих мужчин и кораблей вопреки поистине чудовищному превосходству германцев. Вечно на волкодавов посылают каких-то терьерчиков. Впрочем, улыбнулся он сам себе, чтобы понимать англичан, нужно быть самому англичанином… или сумасшедшим. Фон Кляйн посмотрел на море за правым бортом. Британский эсминец уже почти поравнялся с ними. Но пока он далековато, с такой дистанции от него не будет большого вреда. – Ну хорошо, Кайлер… – начал он и замолчал. – Капитанский мостик – машинное отделение, – проверещал голос из переговорной трубы. – Машинное отделение – капитанский мостик, – тут же ответил Кайлер. – По левому борту подшипники коленчатого вала уже раскалились. Машину левого борта надо срочно останавливать. Эти слова подействовали на фон Кляйна, как вылитое на голову ведро ледяной воды. Он бросился к переговорной трубе: – Говорит капитан. Мне нужен еще час максимальной скорости! – Не получится. Еще пятнадцать минут – и главный вал привода заклинит. Бог знает, сможем ли мы тогда его починить. Целых пять секунд фон Кляйн, сгорбившись, молча стоял над переговорной трубой. Мозг его лихорадочно работал. На одном двигателе «Блюхер» сразу потеряет десять узлов скорости. Противник сможет маневрировать вокруг, как ему заблагорассудится; до темноты, возможно, будет держаться подальше, а там… Нет, надо немедленно атаковать, развернуться к врагу и бить из всех стволов. – Продержись еще сколько можешь! – крикнул он и повернулся к трубе командира артиллерийской части. – Говорит капитан. Даю пять градусов право на борт и пятнадцать минут держу неприятеля перед правым траверзом. Потом буду вынужден снизить скорость. При первой возможности открыть огонь. – Фон Кляйн с лязгом закрыл крышку переговорной трубы и повернулся к старшине-сигнальщику. – Поднять вымпел «к бою». Он проговорил это тихо, спокойно, но в глазах его пылали холодные, синие огоньки. 44 – Хорош, нечего сказать! – прошептал Чарльз Литтл, не опуская бинокля. На фоне черных орудийных башен «Блюхера» беззвучно вспыхивали, сверкали огоньки пушечных выстрелов. Он быстро повел биноклем по водной поверхности и отыскал «Орион». Ныряя в волнах, тот уверенно и быстро сокращал с «Блюхером» дистанцию. Еще минут семь – и он сможет открыть ответный огонь. Вдруг в четверти мили впереди из моря вырос ряд высоких столбов воды, величественных, как колонны древнегреческого храма; стройные и прекрасные, они сияли на солнце, как белый мрамор. И через секунду медленно опустились обратно в море. – Недолет, – пробурчал штурман. – Стволы еще не разогрелись, – прокомментировал Чарльз. – Господи, поскорей бы уж «Орион» подошел на подходящую дистанцию. Снова недолет, и снова ближе к цели, и каждый раз снаряды «Блюхера» ложились все ближе к низкому корпусу «Ориона», и уже следующий бортовой залп упал почти вплотную к эсминцу, частично заслонив его тучей брызг, и тогда «Орион» принялся круто маневрировать. – Еще три минуты, – сказал штурман хриплым от нервного напряжения голосом. Залпы германского судна раздавались с регулярными интервалами в пятнадцать секунд, и снаряды ложились уже вокруг «Ориона» со всех сторон – один раз всего в пятидесяти футах от носа, и корабль на полном ходу влетел в стоящую колонну брызг, которая накрыла крейсер, смешиваясь с черным дымом из его труб. – Давай, старичок! Вперед – и накрой мне его! Давай же, давай! Чарльз вцепился в поручни и уже кричал как одержимый, в возбуждении боя забыв про достоинство, про свое звание и тридцатипятилетний возраст. Его поведение заразило всех остальных на капитанском мостике, они прыгали и кричали вместе с ним. – Ага! Он открыл огонь! – заорал штурман. – Открыл огонь! – Давай, «Орион», давай! На стволах передних орудий «Ориона» засверкали вспышки, еще и еще. Несмотря на легкий, дующий навстречу ветерок, до слуха донеслись громкие раскаты пушечных выстрелов. – Недолет, – простонал Чарльз. – Он все еще вне зоны досягаемости. – Снова недолет! – Опять недолет… Каждый раз огонь быстро корректировался, и главный сигнальщик с помощью сигнального фонаря передавал корректировку, которая принималась на капитанском мостике «Ориона». – О господи! – простонал Чарльз. – Попадание! – как эхо, отозвался штурман. Тусклая, желтая вспышка, как сполох молнии в летний день, осветила кормовую палубу «Ориона», и почти сразу ее заволокло огромным клубом желтовато-серого дыма. Сквозь него Чарльз увидел, как задняя труба крейсера покачнулась, как пьяная, откинулась назад и под неестественным углом застыла. – Он продолжает идти вперед! «Орион» показался из облака дыма, утаскивая за собой, как погребальную плащаницу, его шлейф, но скорости, похоже, не сбавил, а стволы передних орудий продолжали периодически коротко вспыхивать, продолжая огонь. – Теперь попал! – воскликнул штурман. Чарльз быстро повернулся, успел увидеть, как на «Блюхере» взорвался снаряд, и лицо его осветилось широкой улыбкой. – Давай! Бей его! Бей его! – заорал он. Чарльз знал, что вооружение на «Блюхере» лучше, но он так же уязвим, как и «Орион». Обшивка его тонка, как яичная скорлупа, и если шестидюймовый снаряд ее пробьет, то урон будет ужасный. Теперь уже оба крейсера обрушивали друг на друга град снарядов. Дистанция между ними сокращалась так быстро, что совсем скоро ни один снаряд не пролетит мимо цели. Из этой дуэли живым выйдет только один, или оба погибнут. Чарльз попытался оценить нанесенный «Блюхеру» за последние несколько минут урон. На носовой части его разгорелся пожар. Ее лизали ядовито-желтые языки пламени. Палубные надстройки были разбиты и были похожи на зловещую скульптуру, корабль заволокла завеса дыма, его очертания казались в ней призрачными и неясными, и тем не менее каждые пятнадцать секунд башни орудий крейсера освещались короткими, несущими смерть вспышками.