– Зато я с первого взгляда вижу, где жульничают! – отпарировала Роза. – Ты что, собственного отца назвала жуликом? – Да. – Ишь ты, от горшка два вершка, а голос на отца поднимает… Вот возьму сейчас и надеру тебе задницу! – Только попробуй! – отрезала Роза, и Флинн сразу сдал назад. – В конце концов, сама подумай, что будет Бэсси делать с такими деньжищами? Он еще совсем молодой. Деньги только испортят его. – Женится на мне. Вот что он будет с ними делать. Флинн поперхнулся с таким видом, будто в горле у него застряла рыбья кость, щеки пошли пятнами, и он злобно повернулся к Себастьяну. – Стало быть, вот как! – прохрипел он. – Не ожидал от тебя такого! – Послушай, – попытался утихомирить его Себастьян, – успокойся, старина. – Ты явился в мой дом и ведешь себя тут, как какой-нибудь английский король, будь он проклят. Мошенническим путем пытаешься присвоить себе мои денежки… но тебе этого мало! О нет! Тебе этого мало, черт возьми! Чтобы обделывать свои делишки, ты вступаешь в тайные сношения с моей дочерью! – А нельзя ли без похабщины? – вставила Роза. – Хорошенькое дельце – она говорит «нельзя ли без похабщины» – а скажите мне на милость, чем вы тут занимались за моей спиной? С чувством собственного достоинства Себастьян встал из-за стола. – Вы не смеете так говорить о даме в моем присутствии, сэр. Особенно о даме, которая оказала мне великую честь, согласившись стать моей женой, – сказал он, расстегивая пиджак. – Не хотите ли пройти со мной в сад и дать мне удовлетворение? – Ну что ж, пошли. Выбравшись из кресла, Флинн сделал вид, что проходит мимо Себастьяна, но в тот момент, когда руки Себастьяна были заняты – он снимал пиджак и еще не успел снять рукава, – Флинн быстро сделал шаг в сторону, прицелился и левой рукой нанес мощный удар Себастьяну в живот. – Уф! – ухнул Себастьян. Он поневоле согнулся крючком, но тут его ждал второй кулак Флинна, полетевший ему навстречу снизу, от уровня коленей, и въехал Себастьяну как раз между глаз; направление движения юноши резко изменилось: Себастьян сделал по веранде несколько быстрых шагов назад. А тут его уже дожидались низенькие перила, они подхватили его под коленки, и бедняга опрокинулся прямо в разбитую возле веранды цветочную клумбу. – Ты убил его! – завопила Роза и схватила тяжелый фаянсовый чайник. – Надеюсь, – огрызнулся Флинн. Он быстро пригнулся, чайник пролетел у него над головой, врезался в стену и разлетелся на кусочки, окутанный облаком капель и пара. Среди Розиных цветочков послышалось не предвещающее ничего хорошего копошение, над ними показалась голова Себастьяна, в волосах которого игриво запутались синие лепестки гортензии, а кожа вокруг обоих глаз быстро распухала и так же быстро меняла цвет, словно старалась гармонично подстроиться в тон лепесткам. – Послушай, Флинн, – объявил он. – Это нечестно. – Ты ударил его исподтишка, – вторила ему Роза. – Он не успел приготовиться. – Ну и что, зато сейчас он готов! – взревел Флинн. Словно бросившийся в атаку бегемот, он с грохотом сбежал по ступенькам веранды вниз. Себастьян выбрался из зарослей гортензии ему навстречу и принял классическую боксерскую стойку. – Деремся по правилам маркиза Куинсберри[32], – предупредил он Флинна, когда тот приблизился. Флинн нанес ему удар ногой в голень, чем ясно дал понять, что ему наплевать на правила какого-то там маркиза. Себастьян взвизгнул, на одной ноге выскочил из клумбы и пустился наутек. Флинн бросился за ним, продолжая наносить один за другим мощные удары ногой. Сначала его сапог обрушился двумя последовательными ударами Себастьяну в зад, третий, правда, пролетел мимо, но инерции его оказалось достаточно, чтобы Флинн опрокинулся на спину. Раскинув руки, он шмякнулся на лужайку, и, пока копошился, чтобы встать на колени, Себастьян получил передышку и успел подготовиться к следующему раунду. Оба глаза его заплыли, он также ощущал некоторый дискомфорт в районе зада. Тем не менее он снова встал в стойку, левую руку выставив вперед, а правую наискосок держа у груди. Бросив быстрый взгляд через Флинна, он увидел, как по ступеням веранды спускается его невеста. В руке у нее сверкал хлебный нож. – Роза! – встревоженно воскликнул Себастьян, которому было ясно как божий день, что эта женщина, защищая свою любовь, не остановится ни перед чем, даже перед отцеубийством. – Роза! Зачем тебе этот нож? – Как зачем? Сейчас проткну его насквозь, и все тут. – Ты этого не сделаешь! – крикнул Себастьян. Но вот Флинн отнюдь не придерживался такой убежденности в сдержанности собственной дочери. Он торопливо вскочил на ноги и пулей занял оборонительный рубеж за спиной Себастьяна. И уже оттуда внимательно прислушивался к дискуссии между Себастьяном и Розой. Себастьян целую минуту уговаривал Розу, убеждая ее, что ее помощи не требуется, что он и сам в состоянии держать ситуацию под контролем. Роза наконец – без особой, впрочем, охоты – удалилась на веранду. – Спасибо тебе, Бэсси, – сказал Флинн и снова пнул его в и без того уже сплошь покрытый синяками зад. Себастьяну стало очень больно. Мало кому приходилось наблюдать Себастьяна Олдсмита, когда он теряет самообладание. В последний раз это случилось восемь лет тому назад, когда двое шестиклашек сунули голову Себастьяна в унитаз и спустили бачок. Что произошло потом, никто не видел, но главное, что после этого оба экзекутора попали в больницу. На этот раз свидетелей было больше. Привлеченная громкими криками и грохотом разбитой посуды, из своих хижин в полном составе повылезала свита Флинна, включая Мохаммеда и его личных аскари, и все они заняли самые удобные места на верху лужайки. Затаив дыхание, они с изумлением наблюдали за происходящим. С места для избранных зрителей, то есть с веранды, сверкала глазами свирепой львицы Роза. Эта странная женская свирепость порой пробуждается в сердцах даже самых кротких женщин, когда они смотрят, как за них сражается мужчина, – она всячески поддерживала Себастьяна, призывая его не сдерживаться и влепить противнику на всю катушку. Как и всякий сильный ураган, схватка продолжалась недолго, а когда закончилась, наступила пугающая тишина. Флинн лежал на лужайке, растянувшись во весь рост. Глаза его были закрыты, дышал он едва заметно, лишь что-то тихонько похрапывало у него в гортани, а из ноздрей шла пена красных пузырьков. Мохаммед и еще пять человек из его команды подняли и понесли хозяина к дому. Он тяжело лежал у них на плечах, большой живот его тихо поднимался и опадал, а на окровавленном лице застыло выражение необыкновенного покоя. Себастьян остался на лужайке один, лицо его было искажено лютой злостью, тело тряслось, как в лихорадке. Но, глядя, как несут огромное, неподвижное тело Флинна, он вдруг почувствовал, что вся ярость его куда-то испарилась. Сначала на лице появилось выражение озабоченности, а потом и легкого беспокойства. – Послушай… – прохрипел он ему вслед и двинулся за ними. – Ну зачем ты пинал меня ногами? – Он беспомощно развел руки, потом умоляюще протянул их к Флинну. – Не надо было этого делать. С веранды спустилась и медленно пошла к нему Роза. Остановилась перед Себастьяном, заглянула ему в лицо. В глазах ее светились восхищение и гордость. – Ты был великолепен, – прошептала Роза. – Ты дрался как лев. – Она протянула к нему руки, обвила шею. – Я люблю тебя, – сказала она и поцеловала Себастьяна в губы. Вещей у Себастьяна оказалось совсем немного. Вся его одежда была на нем. Зато у Розы набрались полные сундуки платьев и прочего; и чтобы нести эту поклажу, требовалось не менее дюжины носильщиков, которых собрали на лужайке перед домом. – Ну что ж, – пробормотал Себастьян, – думаю, пора двигаться. – Да, – прошептала Роза, глядя на утопающую в зелени усадьбу Лалапанци. Именно она первая предложила покинуть этот дом; но, когда наступило время уходить, Роза все еще колебалась. Здесь она родилась и выросла. Здесь как бы сплела себе кокон, который укрывал и защищал ее, и теперь, когда пришел час покинуть его, ей стало страшно. Она взяла Себастьяна за руку, словно желая почерпнуть у него сил и мужества. – А ты не хочешь попрощаться с отцом? – спросил Себастьян, с нежностью и заботой, чувствами для него восхитительными и совершенно новыми, глядя на нее сверху вниз. Роза секунду стояла в нерешительности и поняла, что не так уж много надо, чтобы поколебать ее решимость. Стоит только Флинну, известному своим искусством льстить и заговаривать зубы, сказать ей хоть несколько ласковых слов, как в груди ее снова затеплится чувство привязанности и любви к отцу, сознание долга перед ним. В данный момент он, наверное, сидит и дуется от злости и обиды на нее. – Нет, – ответила она. – Пожалуй, – согласился Себастьян. – Думаю, так будет лучше. Он с виноватым видом бросил быстрый взгляд на бунгало, где сейчас скрывался Флинн – скорей всего, все еще лежал в постели больной, и за ним ухаживал его верный Мохаммед. – Как ты думаешь, с ним все будет хорошо? – спросил Себастьян. – Я ведь, в общем-то, крепко его побил, сама видела. – С ним все будет хорошо, – сказала Роза, впрочем, без особой уверенности и дернула его за рукав. Вдвоем они двинулись вперед и заняли свое место во главе недлинной цепочки носильщиков. А в доме, в своей спальне, встав у подоконника на колени, распухшим глазом глядя сквозь щелку между занавесями, за ними наблюдал Флинн. – Боже мой, – печально шептал он, видя, как решительно они двинулись в путь. – Эти два юных придурка и в самом деле уходят… Роза О’Флинн была последней ниточкой, связывавшей его с его трагически умершей женой, хрупкой маленькой португалочкой. Дочь была единственным существом на свете, которое Флинн в своей жизни по-настоящему любил. А вот теперь еще немного – и ее он тоже потеряет… Флинн вдруг отчетливо осознал, как глубоки его чувства к дочери. Перспектива никогда больше ее не увидеть наполнила его душу смятением и тоской. Что же касается Себастьяна Олдсмита, тут ничто не омрачало мыслей Флинна. Себастьян для него был просто ценным бизнес-активом, не более. С его помощью и при его участии Флинн мог привести в движение целый ряд проектов, которые он постоянно откладывал, уж слишком несоразмерные для него лично риски они влекли за собой. За эти последние несколько лет он стал все сильней ощущать, что время, а также огромное количество выпитого спирта серьезно сказались и на его зрении, и на крепости ног, и на крепости нервов. А у Себастьяна Олдсмита зрение было как у орла, ноги как у профессионального боксера, а нервы просто как стальные канаты. Словом, Себастьян Флинну был нужен, можно сказать, позарез. Флинн раскрыл рот и тяжело, со стоном вздохнул. Этот стон был похож на предсмертный хрип старого буйвола. Глядя сквозь щелку в занавесках, Флинн усмехнулся, увидев, что освещенная солнечными лучами юная пара вдруг застыла на месте. Оба смотрели в сторону дома, и, вопреки самому себе, Флинн не мог не признать, что пара эта очень красива: Себастьян, высокого роста, с телом настоящего гладиатора и лицом поэта, и Роза, маленькая по сравнению с ним, но с полной грудью и широкими бедрами настоящей женщины. Черные волосы сверкающим на солнце каскадом падали ей на спину, а большие темные глаза были полны печали. Флинн снова простонал, но на этот раз тише. Это был едва слышный хрип, последний вздох умирающего, но в ту же секунду Роза и Себастьян сорвались с места и помчались к дому. Юбки Розы подпрыгивали выше колен, длинные ноги, казалось, летели по воздуху… Роза первой вбежала на веранду, а уже за ней и Себастьян. У Флинна хватило времени, чтобы юркнуть в постель, сложить на груди руки и сделать лицо человека, который быстро летит в пропасть. – Папочка! – крикнула Роза и склонилась над ним. Флинн неуверенно открыл глаза. Секунду казалось, что он ее не узнал… – Девочка моя, – прошептал он наконец таким тихим голосом, что она едва разобрала слова. – Папочка, папочка, в чем дело? – спросила она, вставая на колени рядом с кроватью. – Сердце… – снова прошептал он, и пальцы его, как волосатый паук, поползли по животу и схватились за волосатую грудь. – Прямо как нож. Очень горячий…