Держаться впереди облавы было несложно: чтобы не падать духом, враги то и дело окликали друг друга и, растянувшись в цепь, методично продвигались вперед – с осторожностью, но без всякой маскировки. С моей стороны острова их было девять. Семеро черных в морской форме, вооруженных автоматами Калашникова, и двое людей Мэнни Резника в повседневной одежде для жаркого климата – эти с пистолетами. В одном я узнал старого приятеля, давней ночью сидевшего за рулем «ровера», а во втором – пассажира двухмоторной «сессны», заметившего нас с Шерри на пляже. Закончив пересчет по головам, я повернулся к противнику спиной и убежал вперед, к изгибу приливного болота. Я знал: столкнувшись с этим препятствием, цепь рассредоточится, и некоторые из загонщиков могут оказаться в изоляции. Наконец я обнаружил в топях что-то вроде протоки, а вокруг нее – заросли молодых мангровых деревьев и шероховатой болотной травы пронзительно-зеленого цвета. Обогнув чащобу, я набрел на участок, где поперек воды, образуя запасной мостик к отступлению, лежала пальма, покрытая приличным слоем осыпавшейся бурой листвы и болотных трав. Вполне подходящее место для засады. Я залег за косматой насыпью мертвой растительности, взял в правую руку тяжелый разделочный нож и приготовился к броску. Цепь преследователей неуклонно приближалась к болоту, голоса звучали все отчетливее, и вскоре я услышал шорох листьев и хруст веток: кто-то шел прямо на меня. Человек остановился футах в двадцати от моего укрытия и окликнул товарищей. Вжавшись подбородком в сырую землю, я выглянул в просвет у основания груды мертвой растительности и увидел стопы, а над ними – ноги до колен. На человеке были грязные белые кроссовки без носков и синие саржевые брюки – при каждом шаге те открывали взгляду чернейшие африканские лодыжки. Значит, матрос с патрульного катера. Это хорошо: у него при себе автомат, а не пистолет, как у ребят Мэнни, и при прочих равных я предпочту автомат. Я медленно перекатился на бок и высвободил руку с ножом. Матрос крикнул снова – так близко и громко, что нервы мои окончательно взвинтились и по жилам заструился колючий адреналин. На зов ответили откуда-то издали, и матрос отправился дальше. Я слышал его мягкие шаги по песку – все ближе и ближе. Вдруг он возник из-за кучи валежника в каких-то десяти шагах от меня – парень в матросской форме, на голове синяя шапочка с задорным красным помпоном, разительно контрастирующая с крайне серьезным автоматом на бедре. Высокий, стройный, слегка за двадцать, гладкое лицо и яркие белки глаз на фоне фиолетово-черной, потной от волнения и поэтому блестящей кожи. Он заметил меня и хотел было вскинуть автомат, но тот висел справа, и парень, неуклюже повернувшись, помешал сам себе. Я метил в точку у основания шеи над вырезом форменной куртки – туда, где сходятся обе ключицы. С размаху метнул нож, крутанув в последнее мгновение запястьем, клинок прочертил в воздухе серебристую линию и вошел точно в цель – на всю длину, по темно-красную рукоятку из грецкого ореха. Парень хотел было крикнуть, но не издал ни звука: в полном соответствии с моим замыслом лезвие перерубило голосовые связки. Он медленно опустился на колени и замер передо мной с молитвенным видом, свесив руки по бокам и бросив автомат на ремешке. Бесконечно долгую секунду мы смотрели друг на друга. Затем он вздрогнул, залился хлынувшей из носа и рта густой пузырящейся кровью и упал лицом вниз. Я склонился к нему, перевернул на спину, высвободил нож из цепких объятий мягкой плоти и вытер лезвие о рукав матросской куртки. Не теряя времени, забрал оружие, снял пояс с запасными магазинами и, не разгибаясь, отволок труп в протоку, где наступил ему коленом на грудь, чтобы тот поскорее утонул в клейкой грязи. Лицо его медленно, словно в топленом шоколаде, скрылось в густом месиве, а когда он полностью исчез, я нацепил трофейный патронташ, подхватил автомат и скользнул в брешь, проделанную мной в шеренге загонщиков. Потом бросился бежать, по-прежнему согнувшись и не пренебрегая ни единым укрытием, а по пути проверил, как обстоят дела с рожком АК. Я был знаком с этим оружием – стрелял из него в Биафре – и сразу увидел, что магазин полон, а в патроннике имеется патрон, после чего закинул ремешок на плечо и взял автомат на изготовку у правого бедра. Вернувшись ярдов на пятьсот, я укрылся за пальмовым стволом и прислушался. Судя по всему, охотники забрели в болото и силились понять, что делать дальше. До меня доносились крики вперемежку с резкими трелями свистка. Как на финале Кубка европейских чемпионов, усмехнулся я, но усмешка вышла невеселой, потому что меня подташнивало от воспоминаний о человеке, которого я только что убил. Убедившись, что нахожусь в тылу врага, я развернулся и побежал через остров к южной вершине, где у нас с Чабби планировалось рандеву. На склоне за пальмами растительность стала гуще, и под сенью этого укрытия я сумел набрать приличную скорость. На полпути к месту встречи я оторопело вздрогнул, заслышав новые выстрелы: сперва хлестко защелкал мой «бельгиец», а в ответ ураганной россыпью взорвался «калашников». Судя по громкости и продолжительности очередей, оба стрелка опустошили магазины. Повисла тяжелая тишина. Несмотря на мои предостережения, Чабби полез в драку. Я и огорчился, и разозлился, но в первую очередь встревожился, ведь друг мой, по всей очевидности, попал в беду. В одном я был уверен: куда бы Чабби ни целился, он непременно промазал. С рыси я перешел на галоп, поднялся выше и свернул к тому месту, откуда донеслись выстрелы. За кустарником обнаружилась узкая заросшая тропинка, ведущая именно туда, куда мне было надо, и я помчался еще быстрее, а на вершине едва не угодил в объятия парня в матросской форме – тот со всех ног бежал мне навстречу. За ним обнаружилась вереница из пяти его товарищей, и все неслись сломя голову. В тридцати ярдах я заметил еще одного: этот потерял оружие, и его форменная куртка промокла от свежей крови. На всех лицах читалось выражение панического ужаса, и матросы драпали так, словно на пятки им наступали все демоны ада. Я тут же понял, что смотрю на выживших в столкновении с Чабби Эндрюсом. Похоже, встреча с моим другом сказалась на их боевом духе самым негативным образом: они мчались во весь опор, стремясь укрыться в безопасном месте. Я подумал, что Чабби, как по волшебству, превратился в отменного стрелка, и мысленно извинился перед ним. Поглощенные бегством от дьявола за спиной, матросы не сразу заметили меня, и этой секунды мне хватило, чтобы снять оружие с предохранителя и встать в стрелковую стойку – ноги врозь, колени согнуты. Автомат забился у меня в руках, и я описал дулом короткую дугу на уровне матросских коленей. С такой скорострельностью, как у АК, надо метить в ноги и рассчитывать, что три-четыре пули попадут в корпус, когда человек начнет падать. К тому же у «калашникова» короткий ствол, и из-за отдачи его сильно задирает. Отброшенные друг на друга безоболочечными пулями тяжелого калибра, матросы слиплись в кричащую массу, завалились на землю, а я, досчитав до четырех, снял палец со спускового крючка и, метнувшись с тропинки в густые заросли кустарника, исчез за зеленой стеной, вильнув в сторону. Позади открыли огонь из автомата. Очередь прошила густую растительность, но стрелок не угадал с направлением: все пули легли далеко от меня, а я снова перешел на быструю рысь, прикидывая, что в результате моего внезапного нападения матросы потеряли пару-тройку убитыми и одного-двух ранеными. Это окончательно подорвет их боевой дух – особенно после встречи с Чабби, – а когда они вернутся на патрульный катер, силы зла потратят немало времени на жаркие споры, прежде чем опять сунутся на остров. Победа во втором раунде определенно осталась за нами, но Шерри Норт по-прежнему у них, а это серьезнейший козырь. Имея его на руках, Мэнни Резник и Сулейман Дада способны диктовать правила игры. Непобедимый Чабби дожидался меня на камнях у вершины. – Гарри, где тебя черти носили? – проворчал он. – Все утро здесь просидел. Он уже забрал из расщелины мой рюкзак, и тот лежал у его ног в компании двух трофейных автоматов и ремней с магазинами. Я понял, насколько сильно хочу пить, лишь когда Чабби протянул мне бутылку. Хлорированная вода показалась мне вкуснее «Вдовы Клико», но я ограничился тремя глотками. – Ты уж извини, Гарри, что я попытал счастья. Просто не утерпел. Они стояли кучно и на самом виду, словно вышли на пикник воскресной школы. Не сдержался, вот и пальнул от души. Двоих уронил, а остальные разбежались, как куры. По пути еще и стреляли, кто куда, но все больше в воздух. – Ага, – кивнул я, – встретил их, когда перебирались через вершину. – Я слышал стрельбу. Уж думал идти тебя искать. Я уселся рядом с ним на камень, порылся в рюкзаке и нашел коробку с чирутами. Мы закурили по одной и какое-то время сидели в блаженном молчании, а потом Чабби все испортил: – Что сказать, мы им хвосты-то понакрутили. Вряд ли вернутся за добавкой. Но мисс Шерри все еще у них, а пока это так, они выигрывают. – Сколько их было, Чабби? – Десять. – Сплюнув табачную крошку, он проинспектировал тлеющий кончик чируты. – Но двоих я завалил. А еще одного вроде бы подранил. – Верно, – согласился я. – На вершине было семеро. Я тоже не растерялся, так что теперь их четверо, не больше. И еще восемь с моей стороны острова. Итого двенадцать, плюс шесть-семь человек на катере. Против нас по-прежнему двадцать ружей, Чабби. – Это серьезный перевес, Гарри. – Так давай над этим поработаем, Чабби. – Давай, Гарри. Из трех автоматов я выбрал самый новый и наименее исцарапанный, проверил его, взвел, добавил к вооружению пять полных магазинов, а остальные стволы сунул под плоскую каменную плиту. Мы по очереди приложились к бутылке с водой, а потом осторожно двинулись вдоль хребта к опустевшему лагерю, стараясь не отсвечивать на фоне неба, – впереди я, следом Чабби. С места, где я впервые заметил подходившую к бухте «Мандрагору», мы обвели глазами всю северную часть острова. Как и предполагалось, Мэнни и Сулейман Дада забрали своих людей на катер, к которому были теперь пришвартованы и вельбот, и моторная лодка. На палубе кипела малопонятная деятельность, и, глядя на суматошные фигуры, я представлял себе, как в главной каюте вспышки чудовищного гнева чередуются со сценами свирепых наказаний. Как видно, Сулейман Дада и его новый протеже обрушивали страшную месть на головы своих и без того потрепанных и деморализованных солдат. – Пойду в лагерь, Чабби. Посмотрю, что нам оставили. – Я протянул ему бинокль. – Ты здесь постой, постереги меня. Сигнал тревоги – три выстрела подряд. – Ладно, Гарри, – согласился он. Я встал, но тут на катере случился новый всплеск лихорадочной активности. Забрав у Чабби бинокль, я смотрел, как Сулейман Дада выходит из каюты и совершает утомительное восхождение на открытый мостик. В белом кителе, усыпанном сверкавшими на солнце медалями, в сопровождении свиты помощников, он напоминал жирную королеву термитов, которую работники переносят из старой камеры в новую. Наконец перемещение состоялось, после чего Сулейману передали мегафон. Встав лицом к берегу, Дада поднес матюгальник ко рту, и сквозь мощные линзы я видел, как губы его зашевелились. Секундой позже до нас долетел звук – чистый, ясный, усиленный электронным устройством и подстегнутый ветром. – Гарри Флетчер, хочу верить, что вы меня слышите. – Усиление придавало низкому, богатому на интонации голосу скрипучий оттенок. – Сегодня вечером состоится спектакль, призванный убедить вас в необходимости сотрудничать. Прошу находиться там, откуда видно мой катер. Вы найдете это представление завораживающим. Ровно в девять, на кормовой палубе. Это деловая встреча, Гарри. Не пропустите ее. Он передал мегафон одному из офицеров и спустился с мостика. – С Шерри что-то сделают, – пробормотал с безутешным видом Чабби и погладил автомат. – В девять все узнаем. Я смотрел, как офицер с мегафоном спускается в моторную лодку. Та пошла вдоль берега и каждые полмили останавливалась у безмолвных, поросших пальмами берегов, чтобы повторить приглашение Сулеймана Дады, – так сильно он хотел до меня докричаться. – Ладно, Чабби. – Я взглянул на часы. – Времени еще предостаточно. Прикрой меня. Лагерь разграбили. Утащили почти все ценное снаряжение и припасы, а что не унесли, разбили и разбросали по пещерам – но кое-что все же проглядели. Я нашел пять канистр с горючим и спрятал их вместе с другими вещами, которые могли нам пригодиться. Затем потихоньку спо́лзал в рощу и с облегчением узнал, что тайник с камнями, тигриной головой и другими запасами остался нетронутым. Прихватив пятигаллонную канистру питьевой воды и три жестянки с маринованной солониной и овощной смесью, я забрался на хребет, где меня ждал Чабби. Мы утолили голод и жажду, а потом я сказал: – Поспи, если сможешь. Ночь будет долгая и непростая. Он хмыкнул, свернулся в траве, словно огромный бурый медведь, и вскоре размеренно захрапел. Я вдумчиво выкурил три чируты, но первое гениальное озарение пришло лишь на закате: такое чарующе простое и понятное, что я тут же усомнился в его верности и стал изучать свою мысль со всевозможных сторон. К тому времени как идея прошла проверку, ветер стих и совсем стемнело, а я все сидел, думал и удовлетворенно кивал. Патрульный катер сиял. Во всех иллюминаторах горел свет, а кормовую палубу заливали белым огнем два прожектора, и она походила на пустую сцену. Я разбудил Чабби, мы снова поели, попили, а потом я сказал: