– Завтра все выясним, – уверенно заявила Шерри. Утром мы выдвинулись к вельботу под проливным дождем – тот барабанил по штормовкам, и вода лилась с них сплошным потоком. Туча зависла прямо над вершинами, а с моря степенно накатывали ее маслянисто-черные подружки, готовые отбомбиться по острову новыми запасами влаги. Дождь лил с такой силой, что над морем поднялась перламутровая водная взвесь. Из-за неугомонной серой завесы видимость снизилась до нескольких сотен ярдов; и когда мы отплыли к рифу, остров скрылся в блеклой дымке. Содержимое вельбота промокло насквозь. Все стало холодным и липким, Анджело приходилось регулярно вычерпывать воду, мы с Шерри продрогли и жались друг к другу, а Чабби стоял на корме, осторожно вел лодку по каналу и щурился от напористого косого дождя. Флуоресцентный оранжевый буек прыгал на волнах у рифа. Мы втащили шланг в лодку и присоединили к верхушке насоса. Заодно он послужил нам якорным канатом, и теперь Чабби мог заглушить моторы. Приятно было покинуть вельбот и сбежать от холодного пронизывающего дождя в тихую голубую мглу заводи. Мы с Чабби как следует надавили на Анджело, и он, сдавшись под натиском завуалированных угроз и открытого подкупа, передал нам права на полосатый тиковый матрас, набитый кокосовым волокном. Напитавшись морской водой, матрас быстро утратил плавучесть, и я захватил его с собой, скатав в аккуратный, прихваченный линем рулон. Проникнув в орудийный порт и протащив этот рулон по обеим палубам – батарейной и нижней, – я разрезал линь и развернул матрас. Затем мы с Шерри вернулись в трюм, где слепой тигр скалился на луч фонаря. Потребовалось всего десять минут, чтобы высвободить голову из ее гнездышка. Как я и подозревал, первая секция заканчивалась у плеч, а по бортику проходил аккуратный фланец – очевидно, для скрепления с корпусом. Когда он войдет в соответствующий паз, сочленение будет крепким и почти незаметным. Осторожно перекатив голову набок, я сделал еще одно открытие. Трон всегда представлялся мне золотым монолитом, но оказалось, что это пустотелая отливка – примерно в дюйм толщиной, с шершавой бугристой изнанкой. До меня тут же дошло, что цельный идол весил бы несколько сотен тонн: непомерно дорогое удовольствие даже для императора, у которого хватило средств на возведение огромного Тадж-Махала. Из-за малой толщины прочность металлической оболочки, само собой, оставляла желать лучшего, и я сразу увидел, что голова уже пострадала. Обод шейной полости сплющился и потерял форму – вероятно, во время тайного путешествия по индийским джунглям в повозке без рессор или смертельной битвы фрегата с циклоном. Настало время прикинуть вес. Я постоял у входа в трюм, собираясь с силами, присел и бережно, будто ребенка, обнял тигриную голову. Понемногу распрямил ноги и выяснил – с радостью, но без удивления, – что такая нагрузка мне по плечу. Само собой, голова оказалась чудовищно тяжелой, и мне понадобилось выбрать подходящее положение и приложить все силы – но я сумел ее поднять. По ощущениям – немногим больше трехсот фунтов, подумал я. Неуклюже развернулся под гнетом мерцающего золота и аккуратно уложил голову тигра на заботливо придвинутый Шерри кокосовый матрас. Выпрямился и, отдыхая, стал массировать те части тела, где острые металлические края впились в кожу, а заодно произвел в уме кое-какие вычисления: триста фунтов эвердьюпойс – то есть шестнадцать унций в фунте – это четыре тысячи восемьсот унций. Полторы сотни за унцию… Итого – чуть меньше миллиона долларов без четверти, и это стоимость одной лишь головы. Есть еще три сегмента, и они, наверное, больше и тяжелее. Плюс стоимость камней. А если принять во внимание историческую и художественную ценность клада, общую сумму – и без того астрономическую – можно смело удвоить или даже утроить. Закончив с подсчетами – пока что в них не было смысла, – я помог Шерри упаковать голову тигра в матрас и надежно обвязал сверток линем, после чего, встав за таль, опустил груз на батарейную палубу через отверстие сходного трапа. С немалым трудом мы перетащили сверток к орудийному порту и наконец, пропихнув в узкое отверстие, обернули нейлоновой грузовой сетью и наполнили воздухом поплавки. Чтобы поднять груз на борт, пришлось опять ставить мачту. Когда сверток оказался в вельботе, я не увидел причин держать команду в неведении и поэтому с максимальным апломбом, доступным человеку под проливным тропическим дождем, развернул матрас и представил тигриную голову насквозь промокшим Анджело и Чабби. Они оказались благодарной публикой. Пришли в такой восторг, что напрочь забыли про дождь: сгрудились вокруг головы, стали рассматривать ее, трогать, издавать восторженные возгласы и заливаться счастливым смехом. В лодке воцарилась запоздалая атмосфера праздничного веселья – та самая, которой я недосчитался, когда мы впервые обнаружили сокровище. Утром я предусмотрительно сунул в рюкзак серебряную походную фляжку, и теперь в руках у нас появились кружки горячего кофе, щедро сдобренного шотландским виски. Мы произносили тосты в честь всех присутствующих, включая золотого тигра, и смеялись под потоками дождя, омывавшего сказочное сокровище у наших ног. Наконец я сполоснул кружку за бортом, взглянул на часы и решил: – Нырнем еще разок. Чабби, заводи помпу. Теперь мы знали, где искать. Разобрав остатки ящика, в котором покоилась голова, я увидел за ними похожий контейнер и протиснул к нему шланг, чтобы расчистить рабочее пространство. По всей видимости, мои раскопки вывели из равновесия прогнившую груду старинного груза, а всасывающий воду шланг довершил дело: ящики со скрежетом и грохотом обвалились, подняв такие клубы мусора, что помпа вмиг оказалась бесполезна, и мы снова погрузились во тьму. Я ощупью поискал Шерри, и она, наверное, тоже искала меня, потому что ладони наши встретились, и мы крепко вцепились друг в друга. Шерри пожала мне руку, давая понять, что уцелела после оползня, и я, вооруженный шлангом, приступил к расчистке грязевой завесы. Через пять минут я увидел во мраке проблеск фонарика, затем силуэт Шерри и смутные очертания обнажившихся ящиков. Держась рядом, мы проследовали вглубь трюма. К ящику, над которым я трудился, было не подобраться из-за обвала, но теперь я заметил кое-что другое и тут же узнал этот предмет: несмотря на плачевное состояние, он в точности соответствовал моему вчерашнему описанию казначейского сундука – вплоть до мельчайших подробностей вроде стержня запорного механизма и висячих замков. Сундук проржавел почти насквозь: стоило коснуться его – и вся ладонь моя покрылась красными крупицами оксида железа. В стенках сейфа имелись тяжелые стальные кольца для переноски, – в прошлом подвижные, теперь они намертво приросли к металлу, но я все равно сумел ухватиться и высвободить сундук из объятий мусора, взбив незначительное облачко грязи. Я поднял ящик без особых усилий – он весил фунтов сто пятьдесят, не больше, и я не сомневался, что основная масса приходится не на содержимое, а на металл конструкции. После невероятно тяжелой головы в громоздком матрасно-кокосовом облачении нам не составило заметного труда вынести компактный ящик из «Утренней зари», а чтобы поднять его от орудийного порта, потребовался лишь один поплавок. К тому времени начался прилив, прибой тревожил поверхность заводи, а лодка нетерпеливо металась по волнам, пока мы поднимали ящик на борт и укладывали на бак, на прикрытые брезентом баллоны аквалангов. Наконец Чабби завел моторы и направил вельбот в лагуну. Мы трепетали от возбуждения, и серебряная фляжка беспрерывно переходила из рук в руки. – Ну, Чабби, как тебе богатая жизнь? – спросил я, а он глотнул жгучего виски, откашлялся, прищурившись, глянул на меня и усмехнулся: – Пока без изменений, друг. Какая была, такая и осталась. – Что сделаете со своей долей? – настаивала Шерри. – Поздновато уже думать, мисс Шерри. Будь я лет на двадцать моложе, сообразил бы, куда ее деть. – Он снова глотнул из фляжки. – В том-то и проклятие: по молодости денег не бывает, а как старый станешь, от богатства толк невелик – слишком поздно. – Ну а ты, Анджело? – Шерри повернулась к нему, сидевшему на ржавом казначейском сундуке. Анджело поднял лицо, обрамленное мокрыми цыганскими кудрями, и сморгнул дождинки с пушистых черных ресниц. – Ты еще молод. Что будешь делать? – Мисс Шерри, я тут подумал, и у меня получился целый список – длиной отсюда до Сент-Мэри и обратно. В две ходки мы перенесли голову и казначейский ящик с дождливого берега в сухую складскую пещеру. Из-за низкого неба вечер наступил раньше времени. Чабби зажег два газовых фонаря, и все собрались вокруг сейфа, а золотая голова взирала на нас с почетного места – земляного возвышения у дальней стены. Вооруженные ломиком и слесарной пилой, мы с Чабби набросились на ригельный замок – и в очередной раз выяснили, что внешность бывает обманчива: под ржавчиной скрывался усиленный сплавной металл. За первые полчаса мы сломали три ножовочных полотна, а когда Шерри заявила, что она в шоке от моих высказываний, я отправил ее за бутылкой «Чиваса», чтобы нам, трудягам, было чем поправить настроение. После чего мы с Чабби взяли перерыв на чай – в его шотландском эквиваленте. С новообретенным пылом мы возобновили атаку на сейф, но лишь двадцать минут спустя Чабби сумел-таки перепилить ригель. К тому времени совсем стемнело. Снаружи монотонно шелестел дождь, но легкий трепет пальмовых листьев возвестил о западном ветре. Ночью он усилится, а к утру от грозовых туч не останется ни следа. Одолев ригель, мы выудили из ящика с инструментами двухфунтовый молоток и стали сбивать замок с рым-болтов. C каждым ударом на землю сыпались чешуйки ржавчины, а чтобы вызволить перепиленный ригель из коррозионной хватки, ударов потребовалось несколько, притом весьма солидных. Но даже после этого ящик не сдался. Мы простучали его под десятком всевозможных углов, я покрыл его новым слоем отборной брани, но крышка упрямо отказывалась подниматься. Для обсуждения проблемы я объявил еще один виски-перерыв. – Как насчет брикетика желе? – сверкнул глазами Чабби, но я неохотно отверг это предложение. – Тут нужна сварочная горелка, – заявил Анджело. – Блеск! – Я быстро терял терпение, поэтому иронически захлопал в ладоши. – Ближайший сварочный аппарат в полусотне миль отсюда. Хоть подумал бы, прежде чем говорить. В итоге Шерри – ну а кто же еще? – обнаружила второй замок: потайной штифт, соединявший крышку с корпусом сейфа. Чтобы открыть его, ясное дело, требовался ключ, но ключа у меня не было, поэтому я выбрал полудюймовый пробойник, загнал его в скважину и, по счастью, сломал запорное устройство. Чабби вновь набросился на крышку, и на сей раз она неподатливо приподнялась на проржавевших петлях. К изнанке пристало что-то зловонное и липкое, а содержимое ящика прикрывала волокнистая коричневая ткань – хлопчатобумажная, она превратилась в мокрый кирпич, и я пришел к выводу, что в качестве наполнителя пользовались дешевой туземной одеждой или рулонами тряпок. Собирался продолжить исследования, но обнаружилось, что меня оттеснили во второй ряд и теперь я выглядываю из-за плеча Шерри Норт. – Позволь-ка, – сказала она, – а то, не ровен час, что-нибудь сломаешь. – Эй! – возмутился я. – Лучше налей себе еще виски, – предложила она умиротворяющим тоном, вынимая из сейфа прослойки мокрой ткани. Я же решил, что в ее совете имеется здравое зерно, поэтому вновь наполнил кружку, а Шерри тем временем докопалась до перевязанных бечевкой тряпичных свертков. Веревочка рассыпалась при первом же касании, а сверток развалился у Шерри в руках. Сложив ладони лодочкой, она выскребла из ящика гнилую массу и выложила ее на расстеленный рядом кусок брезента. В остатках свертка обнаружилось множество твердых вкраплений – от маленьких, чуть больше спичечной головки, до крупных, размером со спелую виноградину, – и каждый был завернут в истлевший клочок бумаги. Шерри взяла бугорчатый предмет, большим и указательным пальцами стерла бумажные остатки, и перед нами предстал сияющий голубой камень – крупный, квадратный, с полированной гранью. – Сапфир? – предположила Шерри. Я забрал у нее камень, повертел под фонарем – тусклый, без блеска – и возразил: – Нет. Скорее, лазурит. – (Оставшийся на камне бумажный фрагмент слегка посинел от краски.) – А это, наверное, чернила. – Я стер бумагу пальцем. – Полковник Роджер хотя бы потрудился обозначить камни. Наверное, завернул каждый в листок с номером, соответствующим пометке на чертеже трона, чтобы позже вставить на место. – Теперь это безнадежная затея, – сказала Шерри. – Ну не знаю, – усомнился я, – работа огромная, это факт, но подобрать камни к гнездам все-таки можно. У нас имелся рулон полиэтиленовых пакетов, и я отправил Анджело на его поиски. После этого мы, открывая сверток, стирали с камней поверхностную грязь и складывали каждую партию в отдельный пакет. Работали медленно, хоть и все вместе; битых два часа наполняли десятки пакетов тысячами полудрагоценных камней: лазурит, берилл, тигровый глаз, гранат, вердит, аметист и полдесятка других разновидностей, которые я не смог идентифицировать. Видно было, что каждый камень любовно огранен и безукоризненно отполирован под собственную нишу в золотом троне. По-настоящему ценные камни хранились на самом дне сундука. Очевидно, старый полковник отобрал и упаковал их первыми. Я сложил изумруды в прозрачный пакет, поднес его к фонарю, и камни взорвались светом зеленых звезд. Все зачарованно смотрели, как я медленно поворачиваю пакет в жгучем луче белого света. Наконец я отложил его в сторону, а Шерри снова нырнула в ящик. Мгновением позже она извлекла из него небольшой сверток. Стряхнула довольно толстый слой упаковки и представила нашим взорам единственный камень. На ладони у нее лежал Великий Могол – бриллиант размером с яйцо курицы-молодки в огранке «кушон», – в точности соответствующий стародавнему описанию Жана-Батиста Тавернье. Все рассортированные нами блистательные сокровища никоим образом не затмевали великолепия последнего камня – так же как звезды небесного свода не способны затмить восходящее солнце, – и прочие драгоценности померкли в блеске и сиянии огромного бриллианта. Шерри повернулась к Анджело, осторожно протянула ему ладонь с камнем – мол, возьми, полюбуйся, – но тот поспешно спрятал руки за спину, не отводя от бриллианта глаз, пылавших суеверным благоговением.