Догадка подтвердилась во второй половине следующего дня. Наконец-то мы проникли в трюм, но я и представить себе не мог, какие геркулесовы труды нас ожидают. Больше ста лет грузы напитывались морской водой. Девять из каждых десяти ящиков сгнили и разрушились, а их бренное содержимое слиплось в рыхлый черный ком. В цельной куче морского компоста скрывались металлические предметы, непроницаемые ящики из прочного материала и прочие нерушимые объекты всевозможных размеров – словно приносящие удачу монетки в рождественском пудинге, – и нам предстояло их откопать. Тут мы столкнулись с новой проблемой. Стоило хоть немного потревожить прогнившую массу – и в воде вздымалась целая буря черных частиц. Неодолимая для фонарей, эта завеса погружала нас в непроглядную тьму. Приходилось работать исключительно на ощупь, и дело продвигалось до одури медленно. Обнаружив в мягкой массе какой-нибудь твердый предмет, мы, маневрируя по коридору, выводили его на батарейную палубу, где было почище, а там уже пробовали идентифицировать. Иной раз приходилось разламывать остатки тары, чтобы добраться до содержимого. Если находка не представляла ни ценности, ни интереса, мы отпихивали ее в глубины батарейной палубы, чтобы сохранить порядок в рабочем пространстве. К концу первого дня нам попался лишь один предмет, достойный подъема на вельбот: прочный ящик из твердого дерева размером с приличный чемодан, затянутый, по всей видимости, в кожу и с обитыми тяжелой медью углами. Он оказался столь увесистым, что мы вдвоем с Чабби не сумели его поднять, и эта тяжесть вселила в меня большие надежды. В ящике вполне могла покоиться часть золотого трона, хотя не похоже было, что его изготовил в середине девятнадцатого века деревенский плотник-индиец, пусть даже и с сыновьями. Но не исключено, что перед отправкой из Бомбея трон переупаковали. Если в ящике действительно часть Тигриного трона, это упростит нам задачу: впредь будем знать, какие контейнеры высматривать. С помощью тали мы с Чабби передвинули ящик на батарейную палубу, поближе к орудийному порту, а там завернули в нейлоновую грузовую сеть, чтобы не треснул и не раскрылся во время подъема. К проушинам по периметру сети подцепили брезентовые поплавки и наполнили их воздухом. Поднимались мы одновременно с ящиком, то стравливая воздух из поплавков, то добавляя новый из баллонов. Всплыли рядом с вельботом, и Анджело передал нам полдюжины нейлоновых такелажных канатов, которыми мы приторочили добычу к лодке, прежде чем подняться на борт. Все попытки затащить эту тяжесть в вельбот оказались напрасны: когда мы втроем налегли на канаты, лодка опасно вздыбилась. Пришлось установить мачту и воспользоваться ею в качестве деррика. Лишь после этого наши совокупные усилия увенчались успехом, и ящик оказался в вельботе, заливая его хлынувшей из всех швов водой. Едва закончив с погрузкой, Чабби перебрался к моторам и погнал к лагуне, спасая нас от наступавшего на пятки прилива. Ящик был чересчур увесист, а любопытство наше – слишком велико. Поэтому мы не потащили его в лагерь, а открыли прямо на берегу, подняв крышку двумя ломиками. Замысловатый запорный механизм сработали из меди, а потому соленая морская вода не оказала на него разрушительного действия, и металл стойко противился нашим усилиям – пока наконец не расщепилось дерево и крышка не распахнулась, скрипнув проржавевшими петлями. Разочарованию моему не было предела – с первого взгляда я понял, что никакого трона здесь нет. Лишь когда Шерри достала из ящика один из мерцающих дисков и начала с любопытством его разглядывать, я заподозрил, что судьба вознаградила нас щедрой премией. В руках Шерри держала тарелку для холодных закусок, и сперва я подумал, что она из чистого золота. Однако, выхватив из искусно выточенной стойки такую же тарелку, я перевернул ее в поисках клейма и понял, что держу в руках позолоченное серебро. Позолота защитила серебро от морской воды, и вещь прекрасно сохранилась – шедевр серебряных дел мастера с рельефным гербом в центре и выгравированными по ободу сценками: лес, птички, олени и охотники. Блюдо весило почти два фунта. Отложив его в сторонку, я изучил остальной комплект и понял, что вес ящика вполне оправдан. Предо мною был сервиз на тридцать шесть персон – бульонные чаши, тарелки для рыбы, хлеба, холодных закусок, креманки – и соответствующее число столовых приборов. Великолепное блюдо с подогревателем, ведерки-охладители для вина, баранчики и подносы – в том числе емкость для жаркого размером с детскую ванночку. Все предметы украшал один и тот же герб, одинаковые картинки с охотниками и дикими зверями, а ящик изготовили специально для этого сервиза. – Дамы и господа, – произнес я, – как председатель нашего треста, считаю своим долгом сообщить всем и каждому, что наше скромное предприятие вышло в плюс. – Это же просто тарелки и всякие штуки, – возразил Анджело, и я театрально вздрогнул. – Дорогой мой Анджело, перед тобой, пожалуй, один из немногих банкетных сервизов георгианской эпохи. Серебряный. Полный комплект. Их почти не осталось, так что этот сервиз бесценен. – Сколько стоит? – с сомнением уточнил Чабби. – Видит бог, не знаю. Ясное дело, цена зависит от мастера и первоначального владельца. Этот герб, наверное, принадлежит какому-то знатному роду служившего в Индии богатого аристократа – графа, герцога, а то и вице-короля. Чабби посмотрел на меня так, словно я пытаюсь продать ему хромую лошадь. – Сколько стоит? – повторил он. – На «Сотбис», да в хороший день… Ну не знаю. Скажем, сто тысяч фунтов. Он сплюнул в песок и помотал головой: старину Чабби не проведешь. – Этот твой «Сотбис» – что, приют для полоумных? – Он прав, Чабби, – вмешалась Шерри, – сервиз стоит целое состояние. Тысяч сто, а то и больше. Теперь Чабби разрывался между рыцарским достоинством и врожденной недоверчивостью. Назвать Шерри обманщицей было бы не по-джентльменски, и он пошел на компромисс: снял кепку, потер лысину, сплюнул еще разок и промолчал. Однако, когда мы перетаскивали ящик к пещерам, Чабби относился к нему с заметным уважением. Мы поставили сервиз за строй канистр, и я сходил за новой бутылкой виски, после чего сказал: – Даже если в корабле нет Тигриного трона, дела у нас идут не так уж плохо. – Сто тысяч… Да они рехнулись, – пробормотал Чабби, прихлебнув из кружки. – Надо внимательнее осматривать трюм и каюты, не то оставим на дне заводи целое состояние. – Антикварная мелочовка ценится на вес золота, – согласилась Шерри. – Пусть даже выглядит не так внушительно, как серебряный поднос. – Но вот в чем беда: стоит там хоть что-то тронуть, и поднимается такая мгла, что собственного носа не видно, – сгустил краски Чабби, а я щедро подлил виски ему в кружку и спросил: – Помнишь, как Эрни Эндрюс выхватил в Обезьяньем заливе центробежный насос? Чабби кивнул. Эрни приходился ему дядей, имел небольшой огород на южной стороне Сент-Мэри и выращивал овощи на продажу. – Как думаешь, Эрни нам его одолжит? – Может быть, – осторожно ответил Чабби. – А зачем? – Попробую соорудить грязевую помпу, – объяснил я, а ногой начертил на песке рисунок. – Поставим насос в вельботе, возьмем шланг для подачи пара, один конец подключим к насосу, а второй пробросим в трюм «Утренней зари», вот так. – Я подправил картинку пальцем. – Будет работать как пылесос. Вычистит всю грязь и перегонит ее на поверхность… – Э, хорошая мысль! – восторженно перебил меня Анджело. – А сливать будем через решето. Всю мелочь соберем. – Вот именно. Вместе с грязью наверх уйдут легкие и маленькие предметы – а все большое и тяжелое останется в трюме. После этого мы целый час обсуждали, как улучшить базовую конструкцию. Все это время Чабби мужественно старался не выказать признаков энтузиазма, но в конце концов не сдержался. – Глядишь, получится, – пробурчал он, а в его устах подобные слова сойдут за наивысшую похвалу. – Тогда пора бы привезти насос, – заметил я. – Сперва еще глоток выпью, – стал тянуть время он, и я передал ему бутылку: – Забирай с собой. Быстрее выйдет. Он хмыкнул и отправился за курткой. Мы с Шерри спали допоздна и проснулись с предвкушением выходного дня. В нашем распоряжении остался весь остров: едва ли Анджело и Чабби вернутся раньше полудня. После завтрака перебрались через хребет и спустились к пляжу. Забавлялись на мелководье, брызгались и хохотали, а шум прибоя за рифом заглушал остальные звуки. Только по счастливой случайности я поднял голову и увидел, как со стороны прибрежного канала к нам приближается легкий самолет. – Беги! – крикнул я Шерри, а когда она решила, что я шучу, настойчиво потыкал пальцем в сторону самолета: – Беги! Нельзя, чтобы нас заметили! На этот раз она послушалась. Обнаженные, мы кое-как выбрались из воды и со всех ног припустили по пляжу. Теперь я расслышал гул моторов и глянул за спину. Самолет сбросил высоту, прошел над южной вершиной острова и направился к нам вдоль вытянутой береговой линии. – Быстрее! – завопил я. Длинноногая Шерри, сверкая пухлыми ягодицами, неслась чуть впереди, и мокрые собольи локоны стегали ее по загорелой спине. Я снова оглянулся на самолет. Теперь он шел прямо на нас. Расстояние было приличное, где-то с милю, но я рассмотрел, что он двухмоторный. На моих глазах он снизился к белоснежной полосе кораллового песка. Не сбавляя скорости, мы подхватили одежду и рывком преодолели последние несколько ярдов, что отделяли нас от пальмовой рощи и удобного укрытия – насыпи из сорванных листьев вокруг рухнувшего пальмового ствола. Я схватил Шерри за руку и потащил за собой. Мы зарылись в мертвую растительность и улеглись рядом, пытаясь отдышаться после пробежки. Теперь я видел, что к нам пожаловала двухмоторная «сессна». Самолет опустился к самой воде и прошел мимо нашего пристанища на высоте футов двадцать, не больше. На броском ромашково-желтом фюзеляже я прочел стилизованную надпись «Африк эйр» и узнал этот самолет. Я не раз видел его в аэропорту Сент-Мэри – обычно он или высаживал, или принимал на борт группу богатых туристов. Мне известно было, что «Африк эйр» – чартерная компания с головным офисом на континенте и этот самолет нанимают с помильной оплатой. Кто же оплачивал сегодняшний полет? На передних сиденьях было двое: пилот и пассажир, и оба смотрели в нашу сторону, когда самолет с ревом промчался мимо. С такого расстояния они не могли разглядеть наши лица, и я тоже не мог сказать наверняка, видел ли я этих двоих раньше. Заметил, что оба белые, только и всего. Едва не зацепив крылом кристальную воду, «сессна» сделала крутой разворот над лагуной и выровнялась для нового прохода над пляжем. Теперь она пронеслась так близко, что я на мгновение заглянул в лицо пассажира, когда тот изучал пальмовую рощу. Вроде бы узнал его, но стопроцентной уверенности не было. «Сессна» снова развернулась и, медленно набрав высоту, направилась к материку, и было в этом маневре некое самодовольство: цель достигнута, работа сделана на совесть. Мы выползли из укрытия, распрямились и стряхнули песок с мокрых тел. – Думаешь, нас заметили? – робко поинтересовалась Шерри. – Твоя задница сверкала на солнце, как зеркало. Вряд ли ее проглядели. – Может, приняли нас за местных рыбаков.