Я видел провал глотки и пасть, усеянную клиньями зубов, и в последний момент успел сунуть в эту пасть сдвоенные стальные баллоны. Акула сомкнула челюсти на ложной цели, сорвала акваланг с моей руки, и сила столкновения была такой, что я отлетел в сторону, словно осиновый лист. Пришел в чувство, лихорадочно осмотрелся и увидел, что белая смерть неторопливо парит в двадцати футах от меня, погрызывая стальные баллоны – примерно так же, как щенок грызет хозяйские тапочки. Она инстинктивно мотала головой, словно разрывая на куски воображаемую жертву, но лишь оставляла глубокие царапины на крашеном металле акваланга. Вот он, мой шанс, последний и единственный. Оттолкнувшись ластами, я устремился к широкой голубой спине, задел высокий дорсальный плавник и заходящим на цель истребителем опустился в слепую зону. Выбросил вперед руку с гарпуном, крепко прижал наконечник к неровному голубому черепу, прямо между холодными, безжизненными желтыми глазами, и надавил на подпружиненный спусковой крючок в рукоятке гарпуна. Грохот резанул по ушам, и гарпун едва не выпрыгнул из руки. Белая смерть попятилась, словно испуганная лошадь, сбросив меня со своей туши, а потом впала в крайнее бешенство. Мускулы под гладкой кожей забились и задергались самым произвольным образом, получая приказы от поврежденного мозга. Акула развернулась, ушла вниз, перекатилась на спину, врезалась рылом в окаменелый курган на дне заводи, встала на хвост и заметалась бесцельными параболами по светло-голубой воде. Поглядывая на нее с почтительного отдаления, я открутил использованную боеголовку и заменил ее новым зарядом. Запас воздуха для Шерри оставался в акульих зубах, и меня это не устраивало. Я осторожно следовал за бьющейся рыбиной, остерегаясь ее непредсказуемых маневров, а когда она на мгновение зависла носом вниз, удерживаясь в таком положении благодаря отмашистым ударам хвоста, я снова метнулся к ней, еще раз прижал разрывной наконечник гарпуна к хрящевому черепу – так, чтобы вся сила взрыва передалась напрямую в крошечный мозг, – и спустил курок. Опять резануло уши. Акула напряглась и замерла. Непроизвольные конвульсии стихли: медленно перевернувшись, она пошла ко дну заводи. Я последовал за ней и вырвал искусанный акваланг из зубастой пасти. Осмотрел его и увидел, что воздушные шланги изодраны в клочья, но сами баллоны целехоньки – разве что сильно исцарапаны. С аквалангом в руках я устремился вдоль бамбуковой чащобы к «Утренней заре». Пузырьки из орудийного порта уже не поднимались. Наконец я увидел Шерри, а рядом – последний акваланг, уже опустевший, но даже перед лицом медленной смерти от удушья Шерри не предприняла самоубийственной попытки всплыть к поверхности – ждала меня, умирала, но верила, что я за ней приду. Я нырнул в орудийный порт и протянул Шерри свой мундштук. Движения ее были медленными и раскоординированными, мундштук выскользнул у нее из руки, выпустил струю воздушных пузырьков и уплыл вверх. Я схватил его, силой вставил мундштук между ее губами и держал, опустившись чуть ниже уровня Шерри, чтобы воздух поступал свободнее. Она начала дышать. Грудь ее вздымалась и опадала, напитывая организм любимым нашим воздухом, и я почти сразу увидел, как к Шерри возвращаются силы, а в глазах загорается волевой огонек. Удовлетворенный этим зрелищем, я переключил внимание на запорный клапан использованного акваланга: снял его и переставил на искусанные акулой баллоны. Подышал с полминуты, после чего подвесил баллоны Шерри на спину и забрал у нее свой мундштук. Теперь нам хватало воздуха на долгие декомпрессионные остановки. Я опустился рядом с Шерри на колени. Она криво усмехнулась из-под мундштука, подняла большой палец, и я ответил ей аналогичным жестом. «Если ты в норме, то и я в норме», – думал я, вынимая из патронташа на бедре третий наконечник и накручивая его на гарпун. Затем высунулся из убежища и обвел глазами заводь. Запасы убитой взрывом рыбы иссякли, и акулья стая поуменьшилась в числе: я заметил лишь пару темных силуэтов, рыщущих в окровавленной мутной воде. Жор миновал, теперь они двигались лениво и размеренно, и мысль о грядущем подъеме к поверхности уже не вызвала у меня былого дискомфорта. Я взял Шерри за руку, удивительно маленькую и холодную в моей ладони, и она отозвалась, стиснув мои пальцы. Указал вверх, и она кивнула. Вывел ее из орудийного порта, и мы, соскользнув по корпусу, укрылись в бамбуке и по-быстрому перебрались под сень рифа. Бок о бок, рука об руку, спиной к коралловой стене – мы начали подъем к вельботу. Светлело, и я, подняв глаза, разглядел его сигарообразный корпус. На душе стало веселее. На шестидесяти футах сделали первую декомпрессионную остановку: минута в полной неподвижности. Мимо проплыла тунцовая акула – старая, толстопузая, пятнистая, как боров, – но вскоре растворилась в туманной дали, не обратив на нас внимания, и я опустил гарпун. Не спеша мы поднялись до следующей остановки на сорока футах: теперь две минуты, чтобы содержавшийся в крови азот постепенно вышел через легкие. Затем – двадцать футов и новая остановка. Я всмотрелся в стеклянный визир Шерри, и она демонстративно закатила глаза: похоже, к ней вернулась храбрость, а вместе с нею и нахальство. Подъем проходил как по маслу – считай, что мы уже дома и прихлебываем виски… Осталось каких-то двенадцать минут. Вельбот был уже близко: казалось, я мог дотянуться до него гарпуном. Я отчетливо видел смуглые лица Анджело и Чабби: высунувшись из-за борта, мои друзья напряженно ждали момента, когда мы с Шерри покажемся на поверхности. Я опустил голову и обвел пространство внимательным взглядом. На периферии поля зрения – там, где голубая дымка сменялась густой синевой, – что-то шевельнулось. Я не успел рассмотреть этот мимолетный намек на силуэт, но ощутил новый укол нехорошего предчувствия. Завис в воде, насторожившись до предела, всматривался в голубую зыбь и ждал, а последние минуты тянулись медленно, будто сонные улитки. Снова тень, на сей раз отчетливая, стремительная, и я понял, что это не тунцовая акула. Разница была такой же, как между силуэтом подкравшейся к костру гиены и очертаниями вышедшей на охоту львицы. Вдруг из-за туманно-голубой занавеси беззвучно выскользнула вторая белая акула, проплыла в пятидесяти футах, якобы не обратив на нас внимания, и скрылась за пределами видимости, но тут же проделала обратный путь: так расхаживает по клетке пойманный зверь. Шерри прижалась ко мне, намертво вцепилась мне в ладонь, но я высвободился. Сейчас мне требовались обе руки. В следующий проход акула изменила алгоритм движений и стала описывать громадные круги, всегда предшествующие атаке, – кружила и кружила, поглядывая на нас голодным светло-желтым глазом. Взгляд мой привлекли медленно идущие ко дну контейнеры с акульим репеллентом. Их было штук десять: заметив, что мы оказались в затруднительном положении, Чабби, похоже, вытряхнул за борт всю коробку. Один, дымящий синей краской, оказался в пределах досягаемости. Я схватил его и сунул в руку Шерри, а сам переключил внимание на акулу. От репеллента она слегка опешила, но не перестала описывать круги и коситься на нас с тошнотворной ухмылкой. Я взглянул на часы. Еще три минуты, и можно подниматься, но я мог рискнуть и отпустить Шерри вперед – ведь у нее, в отличие от меня, в крови не пенился азот, и через минуту она, пожалуй, будет в безопасности. Белая смерть неумолимо сужала круги. Была уже близко – так близко, что я заглянул в глубины крошечного черного зрачка и прочел в нем акульи намерения. Я снова посмотрел на часы. Секунда в секунду, никакого запаса, но я решил отправить Шерри наверх. Хлопнул ее по плечу, настойчиво указал на вельбот. Она замешкалась, но я хлопнул ее снова и еще настойчивее повторил свой жест. Она начала всплывать – правильно, без спешки, – но так аппетитно шевелила ногами, что акула отвлеклась от меня и стала медленно подниматься вдогонку за потенциальной добычей. Заметив это, Шерри ускорилась, но акула плавно сокращала разрыв. Оказавшись под ними обеими, я сдвинулся вбок в тот самый миг, когда акула напрягла хвост – обычно так бывает перед самой атакой, – а когда она готова была метнуться вперед и сожрать двуногую добычу, прижал наконечник гарпуна к непристойно мягкому рыбьему горлу и нажал на спуск. Белая кожа вспухла от взрыва. Акула, конвульсивно ударив хвостом, сдала назад. Устремилась вверх, пробила поверхность заводи в высоком прыжке, тяжело упала на воду в обрамлении сливочной пены воздушных пузырьков, бешено захлопала челюстями и закружилась, словно ее одолевал пчелиный рой. Я сходил с ума от волнения, но Шерри, не теряя головы, дисциплинированно поднималась к вельботу, а навстречу ей тянулась пара громадных коричневых лап. У меня на глазах Чабби схватил ее за руки, сомкнул стальные пальцы и с невообразимой силой выдернул Шерри из воды. Теперь я мог сосредоточить внимание на том, как бы пережить следующие несколько минут, прежде чем я смогу последовать за Шерри. Акула, похоже, очухалась от первого взрыва, и бездумные метания по заводи сменились уже знакомым, но от того не менее жутким кружением перед атакой. Первый круг – самый широкий, каждый новый – все уже. Я взглянул на часы. Ну наконец-то! Можно приступать к последней стадии подъема. Я медленно поплыл вверх. Мне ярко вспоминались прелести кессонки… но белая акула подбиралась все ближе. Десять футов до вельбота. Я снова остановился, и акула насторожилась – должно быть, вспомнила взрывной тычок в горло. Перестала кружить и зависла в светло-голубой воде, широко расставив грудные плавники. Разделенные пятнадцатью футами, мы глазели друг на друга, и я понимал, что огромная тварь набирается сил перед финальным рывком. Выставив руку с гарпуном, я осторожно, чтобы не спровоцировать акулу, поплыл вперед. Наконец разрывной наконечник оказался в дюйме от ноздревых отверстий в нижней части рыла. Щелкнул курок, грохнул взрыв, акула отпрянула и сердито метнулась в сторону, а я бросил гарпун и рванул к поверхности. Это была уже не акула, а раненый лев. Подстегнутая болью, она бросилась на меня, изогнув синим кряжем спину и отвесив страшную челюсть. Пути назад не было: теперь ее могла остановить только смерть. Прорываясь к поверхности, я видел ожидавшие меня руки, пальцы – как грозди побуревших бананов, и в тот момент я любил Чабби как никогда в жизни. Вытянул руку над головой, и, когда акула, рывком преодолела разделявшие нас несколько футов, я почувствовал, как пальцы Чабби сомкнулись на моем запястье, а затем вода взорвалась: меня с невероятной силой дернули к лодке, и одновременно со мною на поверхность выскочила акулья туша. Ну а потом оказалось, что я лежу на дне вельбота: Чабби, по сути дела, вызволил меня из пасти чудовища. – Нормальные у тебя питомцы, Гарри, – безучастно заметил он. Но я знал, что это напускное равнодушие, и поискал глазами Шерри. Увидел ее на корме – мокрую, бледную. – Ты цела? – спросил я. Она кивнула. Вряд ли могла сейчас говорить. Дернув защелку быстрого съема, я сбросил с плеч груз акваланга, избавился от маски с ластами и выглянул за борт. – Чабби, приготовь-ка брикет нашего желе! Акула держалась рядом, кружила у лодки, взбешенная болью и неудачной охотой, поднявшись к самой поверхности и выставив из воды спинной плавник. Я понимал, что она запросто может напасть на вельбот и проломить обшивку. – О господи, Гарри, ужас-то какой… Шерри наконец-то обрела голос, и я понимал, каково ей. Ненавидел эту проклятую рыбу с той же силой, с которой недавно страшился ее, – но мне требовалось отвлечь акулу от прямой атаки. – Анджело, тащи сюда ножик и мурену! – крикнул я, и он передал мне холодную скользкую тушу. Я откромсал десятифунтовый кусок мертвой плоти и зашвырнул его в заводь. Акула сменила курс, бросилась к мясу и заглотила его, едва не опрокинув по пути вельбот. – Чабби, быстрее! Я скормил ей еще один кусок мурены. Акула схватила его, как хватает подачку голодный пес, пролетела под корпусом, снова задела вельбот, и тот закачался. Ощущения были весьма неприятные. Шерри взвизгнула и вцепилась в банку. – Готово, – сказал Чабби. Я протянул ему пару футов выпотрошенной мурены: – Сунь брикет ей в брюхо и обмотай линем для прочности. – Вот это мне нравится, – хмыкнул он и сдавленно усмехнулся. Пока я подкармливал чудище кусками мяса, Чабби соорудил из гелигнита и остатков мурены аккуратный сверток, из которого торчали изолированные провода, и передал его мне. – Подключай, – велел я, собирая в левую руку десяток витков провода. – Готово, – усмехнулся Чабби. Прикинув траекторию движения спинного плавника, я бросил в заводь фаршированную взрывчаткой мурену. Акула бросилась к ней и, сверкнув голубой спиной, слопала наше подношение. Провод тут же ушел вбок, и я начал стравливать его с катушки: