– Во-первых, узнает, что я не утонул в Северне, и устроит истерику. Как только придет в чувство, снарядит отряд для обыска хибары в Черепашьем заливе. Когда обыск обернется пустой тратой времени, несравненная мисс Лорна Пейдж отведет «Мандрагору» к предполагаемому месту кораблекрушения рядом с островом Большой Чайки, где они проведут пару-тройку дней в радостных трудах, но не найдут ничего, кроме судовой рынды. – А потом? – Ну, потом Мэнни выйдет из себя. Думаю, Лорна услышит от него пару ласковых слов. Что будет дальше, я не знаю. Нам же остается не лезть на рожон и пахать, как все бобриное племя, пока не поднимем со дна полковничьи блестяшки. * * * На следующий день из-за низкого уровня воды лагуна оставалась непроходимой почти до полудня. Зато у нас появилось время на подготовку. Из ящика с гелигнитом я достал десять желеобразных темно-желтых брусков, после чего закрыл его и закопал с остальными двумя в песчаной почве рощицы – в значительном отдалении от лагеря. Затем мы с Чабби собрали и проверили подрывное оборудование – самодельную штуковину собственного изобретения, но, как мы уже знали, весьма эффективную: пара девятивольтовых батареек для транзистора в простенькой коробке с переключателем. У нас имелись четыре мотка изолированного медного провода, сигарная коробка детонаторов – смертоносных серебристых трубок, аккуратно завернутых в вату, – и комплект карандашных взрывателей замедленного действия. Держась подальше друг от друга, мы с Чабби присоединили электродетонаторы к спаянным мною самодельным клеммам. В теории работать со взрывчаткой несложно, но на практике это весьма нервное занятие. Подключить провода и нажать на кнопку способен любой дурак, но в рафинированном виде взрывотехника – отдельный вид искусства. Я видел, как средних размеров дерево осталось стоять после того, как рядом взорвали пол-ящика гелигнита, – разве что растеряло все листья и немного коры, – но с помощью половины брикета я могу аккуратно уронить такое же дерево на дорогу, чтобы заблокировать проезд, причем все листья останутся на месте. Короче говоря, я считаю себя художником подрывных работ и научил Чабби всему, что знаю. Он прирожденный подрывник, хотя художником его не назовешь из-за откровенно детского ликования при виде результатов взрыва. Чабби от природы обожал смотреть, как что-нибудь взлетает на воздух. Работая с детонаторами, он радостно мычал себе под нос. В заводи мы встали за несколько минут до полудня, и я нырнул один, вооруженный пневматическим ружьем «Немрод». Крестовидный наконечник гарпуна я придумал и сделал сам: кончик как у иголки, а первые шесть футов сплошь в острых зазубринах – двадцать четыре штуки, как на гарпунах племени батонга, которыми бьют зубаток в Замбези. За шипами четырехдюймовый стопор – крест вроде распятия, чтобы жертва не скользнула по древку и не напала на меня, держащего другой конец гарпуна. Под дулом ружья – двадцатифутовый моток синего нейлонового линя, способного выдержать пятисотфунтовую нагрузку. Я подплыл к коралловому наросту над «Утренней зарей», поудобнее устроился возле орудийного порта и на несколько секунд закрыл глаза, чтобы зрение привыкло к здешнему сумраку, после чего осторожно заглянул во тьму квадратного отверстия, выставив перед собой гарпунное ружье. Почуяв мое присутствие, скользкая мурена принялась свиваться и развиваться, наконец угрожающе сдала назад и ощерила неровные желтые клыки. В темноте черные глаза ее по-кошачьи сверкали, улавливая скудные отблески света. Матерая разбойница, толщиной с мою ногу и длиннее размаха рук, грозно вздыбленный спинной плавник как взволнованная конская грива. Я аккуратно прицелился и стал ждать, когда мурена повернет голову, чтобы выстрел получился вернее. Неприятные мгновения: у меня была ровно одна попытка, и если попаду не туда, куда надо, это страшилище вмиг набросится на меня. Однажды я видел, как пойманная мурена изжевала деревянный ялик: такие клыки легко одолеют неопреновый гидрокостюм и пройдут сквозь мышцы до самых костей. Она неспешно извивалась, точно разъяренная кобра, смотрела на меня, и расстояние между нами оставалось предельным для точного выстрела. Я выжидал. Наконец мурена перешла во вторую стадию агрессии: раздула шею и слегка повернулась, предоставив мне шанс полюбоваться ее профилем. «Боже мой, ведь когда-то я занимался этим ради забавы», – подумал я и прижал спусковой крючок к ограничительной скобе. Сердито зашипел газ, поршень, проделав недолгий путь, с глухим щелчком выплюнул гарпун, и тот устремился к цели, оставляя за собой мутный след и размотанный линь. Я метил в черную, похожую на ухо отметину на задней части головы, но попал полутора дюймами выше и двумя правее. Мурена вмиг превратилась в непоседливый витой клубок, заполнивший весь орудийный порт. Бросив ружье, я хлестнул ластами, метнулся вперед и ухватился за рукоятку гарпуна. Она забилась у меня в руках, толстое черное тело мурены свернулось вокруг древка, и я вытянул ее из логова – тугой свиток резиновых мускулов на шипастом наконечнике гарпуна. Разинув пасть в безмолвном вопле ярости, она развернулась на всю длину, забилась и затрепетала, словно знамя на ураганном ветру. Хвост ее хлестнул меня по лицу и сдвинул маску. Вода мигом заполнила глаза и нос, и мне пришлось высморкаться и проморгаться, а потом уже начать подъем к поверхности. Теперь мурена, вывернув шею под самым невероятным углом, сомкнула страшные челюсти на стальном гарпуне, и клыки заскребли по металлу, оставляя на нем серебристые царапины. Наконец я поднял добычу на поверхность. При виде змееподобного монстра Шерри взвизгнула от ужаса, а Чабби проворчал: «Иди сюда, моя хорошая», перегнулся через борт, схватил гарпун и втащил беспокойную тварь в вельбот, обнажив пластмассовые десны в довольной ухмылке, ведь мурены – его любимое лакомство. Потом схватил ее за шею, прижал к планширу и, ловко взмахнув разделочным ножом, отсек чудовищную голову – та булькнула в заводь. – Мисс Шерри, вы не представляете, какая она вкусная, – сказал Чабби. – Пальчики оближете! – Исключено! – Передернувшись, Шерри отсела подальше от извитого в посмертных судорогах окровавленного трупа. – Ладно, детишки, вот вам желе. – Анджело протянул мне сетку с гелигнитом, а Шерри скользнула за борт с бухтой изолированного провода, осторожно разматывая его по пути ко дну. Я подплыл к прежнему месту и заполз в осиротевший орудийный порт. Казенная часть пушки крепко вросла в неодолимую стену кораллового мусора. Для зарядов выбрал два места: мне хотелось, чтобы пушка гигантским рычагом вырвала пластину окаменевшего дерева. Второй заряд, взорвавшись одновременно с первым, пробьет дыру в коралловой стене, которая загораживала проход на батарейную палубу. Я прикрепил заряды к нужным местам. Шерри передала мне провод. Вооружившись бокорезами, я зачистил концы до голой меди и присоединил их к клеммам. Закончив, все проверил и задом наперед выполз из порта. Шерри, скрестив ноги, сидела на остове «Утренней зари» с катушкой на коленях. Я усмехнулся ей из-под мундштука, показал большой палец и схватил со дна гарпунное ружье. Когда мы забрались в вельбот, Чабби уже подцепил к проводу коробочку с переключателем, положил ее на банку, по-хозяйски навис над ней и нахмурился от предвкушения. Чтобы лишить его радости щелкнуть тумблером, пришлось бы применить физическую силу. – К взрыву готов, капитан, – проворчал он. – Тогда действуй, Чабби. Растягивая удовольствие, он еще немного повозился с коробочкой и повернул переключатель. Заводь дрогнула, пошла рябью, и по вельботу прокатилась ударная волна. Спустя некоторое время на поверхность стали подниматься подводные валы в обрамлении вспененных пузырьков, словно в заводь сбросили тонну алка-зельтцера. Понемногу вода успокоилась. – А теперь, милая, надень нижнюю часть гидрокостюма, – велел я Шерри, и она, по-видимому, сочла мои слова приглашением к обсуждению приказа. – Зачем? Вода же теплая! – Еще перчатки и ботинки, – добавил я, натягивая неопреновые брюки. – Если в корпусе появилось отверстие, войдем в «Утреннюю зарю» уже сейчас, а там понадобится защита от деревянных шипов и заусениц. Убедившись в моей правоте, Шерри не стала задавать новых вопросов. Да, ее еще дрессировать и дрессировать, думал я, собирая оборудование для следующего этапа работы. Я взял с собой герметичный подводный фонарь, ломик, моток тонкого нейлонового троса и стал ждать, пока Шерри справится с непростой задачей: с помощью верного Анджело, извиваясь и покачиваясь, втиснет ягодицы в узкие резиновые брюки. Наконец она застегнула ширинку, и мы погрузились в воду. На полпути встретили передовой отряд жертв гелигнита: кверху брюхом они поднимались из туманно-синих глубин, сотни рыб, убитых или покалеченных взрывом, всевозможных размеров – от фингерлингов до крупных полосатых лутьянов и рифовых окуней длиной с мою руку. Я учинил в заводи форменную бойню, и мне стало стыдно, но я утешил себя мыслью, что за день кормежки синеперый тунец съедает не меньше, а то и больше. Мы продолжали спуск в глубины подводного кладбища. Свет играл на колеблющихся рыбьих тушках, и они подмигивали нам, словно меркнущие звезды на дымчато-лазурном небосводе. На дне вода была непроглядной из-за песчинок и прочего мусора, взбитого ударной волной. В бамбуковой роще образовалась дыра, в которую мы и проследовали. С первого взгляда я понял, что добился желаемого: взрыв выбил массивную пушку из корпуса, вырвал ее, словно гнилой зуб, из черной пасти орудийного порта, и она упала на дно в окружении обломков дерева и осколков коралла. Верхний порожек порта сорвало, и отверстие увеличилось настолько, что человек мог бы встать в нем почти в полный рост. Посветив во тьму за пробоиной, я увидел густую пелену грязевой взвеси. Не скоро она осядет, но мне не терпелось приступить к делу. Мы встали у корпуса. Проверив время и запасы воздуха, я по-быстрому рассчитал продолжительность работы с поправкой на два предыдущих погружения, увеличивших период декомпрессии. Получилось, что у нас всего семнадцать минут. Прежде чем войти в пробоину, я повернул безель на часах. Из выбитой пушки получился удобный якорь: я привязал к ней нейлоновый трос и вновь поднялся к отверстию, по пути стравливая путеводный линь. Для начала пришлось отогнать Шерри Норт: за те несколько секунд, пока я возился с пушкой, она почти полностью скрылась в пробоине. Я сердито замахал на нее, велев отплыть в сторону, а в ответ она показала мне два средних пальца, но я притворился, что не заметил этого неподобающего даме жеста. Робко сунулся в орудийный порт и обнаружил, что видимость в здешнем наваристом бульоне – фута три, не больше. Взрывы лишь частично повредили преграду за пушечным ложем: там появилось отверстие, но его требовалось расширить. Ломиком я подцепил кусок коралла и обнаружил, что дорогу по большей части перекрывает тяжелый орудийный лафет. Работать на месте недавнего взрыва надо деликатно – окружающие предметы балансируют в тонком равновесии, и стоит его нарушить, как все они сползут на тебя, раздавят в лепешку и похоронят под собственным весом. Я действовал не спеша, но целеустремленно, игнорируя размеренные тычки в крестец, которыми Шерри сигнализировала мне о растущем недовольстве. Наконец, когда я выбрался из корпуса с куском обшивки в руках, Шерри схватила мой слейт, нацарапала на нем: «Я меньше!!» – и дважды подчеркнула слово «меньше» – на тот случай, если я не замечу двух восклицательных знаков, – после чего помахала слейтом в двух дюймах от моего носа, а я ответил ей знаком победы Черчилля и вернулся к раскопкам. К тому времени я уже неплохо расчистил проход. Единственной преградой оставался тяжелый деревянный лафет, косо лежавший поперек входа на батарейную палубу. Против такой массы ломик был бесполезен, и у меня оставалось два варианта: вернуться сюда завтра с новым брикетом гелигнита или рискнуть. Я бросил взгляд на часы. Оказалось, труды мои заняли двенадцать минут, и воздуха, наверное, ушло больше обычного… Но все же я решил попытать удачи. Передал Шерри фонарь с ломиком и осторожно просочился в отверстие. Подпер плечом верхнюю часть лафета и подвигал ногами в поисках надежной опоры, а когда убедился, что крепко стою на месте, набрал полную грудь воздуха и приступил к подъему тяжестей. Понемногу увеличивал натиск, вкладывая в него силу обеих ног и спины. Лицо и шея набрякли от прихлынувшей крови, а глазные яблоки приготовились выскочить из глазниц. Так ничего и не сдвинув, я опять глотнул воздуха, навалился еще раз, но теперь резко, всем весом и одним взрывным движением. Деревянная балка поддалась, и я ощутил себя Самсоном, обрушившим себе на голову целый храм. Потеряв равновесие, я споткнулся и попятился под градом обломков, скрипевших, стонавших и падавших вокруг меня с глухими и не очень глухими звуками. Когда стало тихо, я обнаружил, что стою в кромешной тьме густого горохового супа, потому что всколыхнувшаяся грязь застила весь свет. Попробовал шевельнуться и обнаружил, что застрял. Меня окатило ледяной волной паники, и я бешено задергался, пытаясь высвободить ногу. Полдюжины рывков спустя я понял, насколько мне повезло: лафет, упав в четверти дюйма от моей ноги, прижал резиновую ласту. Я сбросил ботинок и выкатился наружу. Шерри с нетерпением ждала новостей. Я стер со слейта прежнюю надпись, нацарапал: «Открыто!!» – и усилил эффект двойным подчеркиванием. Шерри указала на орудийный порт, спрашивая дозволения на вход, и я проверил время. У нас осталось две минуты, поэтому я кивнул и юркнул обратно. С фонарем видимость увеличилась до восемнадцати дюймов: достаточно, чтобы найти расчищенный мною проход. Места было ровно столько, чтобы протиснуться, не повредив баллоны или дыхательный шланг. Я травил нейлоновый трос, словно Тесей в лабиринте Минотавра, чтобы не заблудиться в хитросплетении трапов и палуб «Утренней зари». Шерри следовала за мной по линю. То и дело она касалась моей икры или пятки, обшаривая путь. За стеной вода немного прояснилась, и мы увидели, что стоим в широком приземистом помещении батарейной палубы, темном, загадочном, изобилующем причудливыми тенями, среди других лафетов, пушечных ядер – одиноких или сбившихся в кучки по углам – и других предметов, изменившихся до неузнаваемости из-за долгого пребывания в подводном царстве. Мы медленно продвигались вперед, и наши ласты вздымали новые водовороты грязи и мусора. Здесь тоже хватало дохлой рыбы, хотя я заметил с десяток красных рифовых крабов: исполинскими пауками они скрылись в глубинах корабля. Что ж, хотя бы пережили взрыв: спасибо панцирной броне. Я поводил лучом фонарика по доскам над головой, пытаясь найти выход на нижнюю палубу и в трюмы. Корабль покоился килем вверх, и мне приходилось соотносить его нынешнюю географию с тем, что я видел на чертежах. В пятнадцати футах от точки входа я обнаружил трап, ведущий вверх, на полубак, в очередное черное квадратное отверстие. Привстал, и пузырьки моего дыхания ртутно-серебристой вереницей поплыли вдоль переборок и опалубки. Лестница так прогнила, что развалилась от первого прикосновения, и обломки ее парили вокруг, когда я пробирался на нижнюю палубу. Там был тесный коридор – скорее всего, ведущий к пассажирским каютам и офицерской столовой. Совладав с приступом клаустрофобии, я задумался об ужасных условиях, в которых жили члены команды фрегата, и опасливо двинулся по коридору. По обеим сторонам – двери. Меня так и подмывало открыть одну из них, ведь за этими дверьми скрывались невероятные тайны, но я справился с искушением, заработал ластой и поплыл вдоль длинной палубы, пока она вдруг не закончилась крепкой деревянной переборкой: по всей видимости, стеной носового трюма. Здесь он стыковался с палубой, а дальше уходил в недра корабля. Удовлетворенный прогрессом, я направил луч фонаря на запястье и виновато вздрогнул: оказалось, мы провели под водой на четыре минуты дольше, чем планировалось, и теперь с каждой секундой приближались к кошмару опустевших баллонов и недостаточно долгих декомпрессионных остановок. Я схватил Шерри за руку, помахал ладонью перед горлом и постучал по часам. Сразу поняв, что к чему, она кротко последовала за мной в долгом и тягучем шествии вдоль путеводного линя. Я чувствовал, как запорный клапан все с меньшей охотой отзывается на вдохи, – в баллонах почти не осталось воздуха. Наконец мы выбрались из корабля. Убедившись, что Шерри рядом, я поднял глаза и увидел такое, что воздух застрял в горле, а от ужаса в животе заворочалось что-то теплое и скользкое.