Я сбросил акваланг прямо в воде, крикнул Анджело подобрать его, вывернулся из сбруи и вскарабкался на борт. Чабби уже уложил стонавшую от боли Шерри на дно вельбота, склонился над ней и обнял, чтобы унять конвульсивные подергивания. Под грудой снаряжения на баке я нашел аптечку и так торопился, что пальцы не успевали за моими мыслями, ведь за спиной страдала и всхлипывала Шерри. Кое-как отломив головку ампулы с морфием, я набрал в одноразовый шприц прозрачной жидкости и был уже не только взволнован, но и сердит. – Дурная ты баба! – рычал я. – Ну зачем, зачем было такое творить, совсем рехнулась, что ли? Ответить она не могла: губы ее посинели, дрожали и брызгали слюной. Я взял в щепоть кожу с бедра, кольнул иглой и, вводя обезболивающее, гневно продолжил: – Жгучие кораллы… На острове даже дети знают, что нельзя их трогать! Господи, ну какой ты после этого конхиолог?! – Я не подумала, Гарри… – тяжело дыша, простонала она. – Не подумала она! – Ее страдания окончательно меня взбесили. – Потому что нечем тебе думать, голова ты куриная! – Я вытащил иглу и стал шарить по аптечке в поисках антигистаминного спрея. – Перегнуть бы тебя через колено, да хорошенько… – Гарри, – перебил меня Чабби, – еще одно такое слово в адрес мисс Шерри – и я… я тебе, дружище, башку разобью, ясно? С некоторым удивлением я понял, что он не шутит. Я не раз видел, как он разбивает людям башку, и знал, что такого следует остерегаться. Поэтому сказал: – Чем нотации читать, лучше бы, черт возьми, отвез нас обратно на остров. – Давай-ка с ней поласковее, а не то пожалеешь, что это не ты напоролся на жгучий коралл. Отметелю так, что мало не покажется! Игнорируя этот бунт на корабле, я покрыл защитной пленкой спрея некрасивые алые рубцы, а потом поднял Шерри, прижал к себе и не отпускал, пока морфий не смягчил невыносимое жжение, а Чабби не доставил нас обратно на остров. Я перенес полубессознательную от наркотика Шерри в пещеру и всю ночь просидел рядом, пока она покрывалась испариной и дрожала от лихорадки, вызванной коварным ядом. Однажды всхлипнула и прошептала в полубреду: – Гарри, прости, я не знала. Впервые ныряла возле рифа. Не поняла, что это за коралл. Чабби и Анджело тоже глаз не сомкнули. Я слышал, как они переговаривались у костра, а каждый час кто-то из них вежливо кашлял у входа в пещеру, а потом с тревогой вопрошал: – Как она, Гарри? К утру организм Шерри совладал с самыми неприятными последствиями отравления, а ожоги превратились в россыпь неприглядных волдырей. Однако прошло тридцать шесть часов, прежде чем мы задумались о новом погружении, но тогда нас не устроил уровень воды. Поэтому пришлось ждать еще один день. Так утекали драгоценные часы. Я представлял, как «Мандрагора» рассекает волны – на вид яхта была мощная и быстрая, – и понимал, что с каждым пропущенным днем теряю фору, на которую так рассчитывал. На третий день мы вернулись к заводи. Дело шло к вечеру, но мы рискнули пройти по лагуне, хотя вода была низкая и вельбот едва не задевал острые коралловые клыки, до которых оставалось несколько дюймов. Шерри – она по-прежнему оставалась в легкой немилости, и руки ее были в пропитанных акрифлавином бинтах – осталась на борту, чтобы Анджело не заскучал, а мы с Чабби нырнули и стремительно пошли ко дну: правда, задержались над верхушками морского бамбука, но лишь для того, чтобы выбросить первый маркерный буек. Я решил, что дно заводи надо обследовать систематически, поэтому стал разбивать всю площадь на квадраты и якорить на тонких нейлоновых линях надувные буйки над подводными джунглями. За первый час трудов мы не обнаружили ничего, похожего на останки «Утренней зари», хотя на дне хватало поросших водорослями коралловых масс, требовавших более пристального изучения, и я пометил их местоположение на притороченном к бедру слейте. На исходе этого часа содержимое сдвоенных баллонов по девяносто кубических футов каждый уменьшилось до некомфортных значений. Чабби использовал больше воздуха, чем я, что неудивительно – он был значительно крупнее и неважно владел техникой правильного дыхания, – поэтому я регулярно поглядывал на манометр его акваланга. Наконец я дал команду подниматься и уделил особое внимание декомпрессионным остановкам, хотя Чабби демонстрировал характерное для него нетерпение. В отличие от меня, он ни разу не видел, как у слишком быстро всплывшего ныряльщика кровь вскипает пузырьками, словно шампанское. Ощущения мучительные, человек может остаться калекой, а если такой пузырек попадет в мозг – все, пиши пропало. – Как успехи? – крикнула Шерри, едва наши головы появились на поверхности. По пути к вельботу я показал ей большой палец, но не поднятый, а опущенный. Потом отдохнули и поговорили, попили кофе из термоса, а я выкурил островную чируту. Пожалуй, все были слегка разочарованы отсутствием скорых результатов, но, чтобы подбодрить остальных, я заявил: сегодня что-нибудь непременно найдется. Мы с Чабби переставили запорные клапаны на свежезаправленные баллоны и снова отправились ко дну, но на этот раз работать на ста тридцати футах нам предстояло не час, а сорок пять минут, потому что с каждым погружением концентрация газов в крови увеличивается и риск декомпрессионной болезни возрастает. Мы внимательно прочесывали лес бамбуковых стеблей, осматривали упавшие коралловые глыбы, обследовали вымоины и расселины между ними, раз в несколько минут останавливаясь, чтобы отметить местоположение чего-нибудь интересного, после чего шли дальше по дну, то взад, то вперед, ориентируясь по маркерным буйкам. Прошло уже сорок три минуты. Я глянул на Чабби. Ни один из гидрокостюмов ему не подошел, поэтому он нырнул в одних плавках – шерстяных, черных и очень старых – и, пробираясь по донным джунглям, смахивал на одного из моих приятелей-дельфинов, разве что не был столь грациозен. При этой мысли я усмехнулся и хотел было отвернуться, но тут случайный луч света упал на что-то белое у ног Чабби. Я тут же подплыл к нему и рассмотрел белый предмет. Поначалу решил, что это осколок раковины моллюска, но потом заметил, что он довольно широкий и у него правильная форма. Опустился ближе и увидел, что предмет врос в подгнившую пластину мягкого коралла. Я нащупал на разгрузочной сбруе короткий ломик, вытащил его из чехла и отломил фрагмент коралла с белым предметом – весил он фунтов пять, и я сунул его в плетеную сумку. Чабби посмотрел на меня, и я дал сигнал к подъему. – Ну, есть что? – снова крикнула Шерри, увидев наши головы. Заточение в вельботе определенно действовало ей на нервы. Она стала раздражительной и нетерпеливой, но я решил, что не позволю ей нырять, пока не заживут гноящиеся ранки на руках и бедрах. В здешних условиях нет ничего проще, чем подцепить на открытые язвы вторичную инфекцию, поэтому я кормил Шерри антибиотиками и пытался держать в узде. – Не знаю, – ответил я, когда мы подплыли к вельботу, и передал ей сетку с добычей. Шерри жадно схватила ее, а пока мы забирались на борт и снимали снаряжение, внимательно рассматривала сетку то с одной, то с другой стороны. Прибой уже бился в риф, кипел в заводи, вельбот раскачивался и подпрыгивал на волнах, и Анджело с трудом удерживал его на месте. Короче, пришло время возвращаться на остров. Нырять сегодня было уже небезопасно: тяжелые океанские валы вот-вот преодолеют коралловый барьер и захлестнут заводь. – Вези нас домой, Чабби, – скомандовал я, и он отправился к моторам, а мы сосредоточились на бешеной гонке по лагуне. Приливные волны били в корму вельбота, приподнимали его над водой и проносились под килем с такой скоростью, что наша относительная скорость приобрела отрицательное значение, а управление стало инверсным. Мы рисковали повернуться боком к волнам и врезаться бортом в коралловую стенку лагуны. Однако Чабби проявил чудеса навигационного искусства, чему я ни капли не удивился, и мы наконец вырвались в закрытое пространство за рифом, после чего свернули к острову. Теперь можно было заняться поднятым со дна предметом. Пока Шерри лезла под руку с совершенно избыточными советами и предупреждениями насчет осторожности, я положил обломок мертвого коралла на банку, примерился и жахнул по нему ломиком, отчего фрагмент раскололся на три части, явив нам целый набор вещиц, поглощенных живыми коралловыми полипами, а посему неплохо сохранившихся. Среди них обнаружились три круглых серых предмета размером с шарики для игры в марблс. Я выковырял один из кораллового ложа и взвесил на ладони. Тяжелый. Я передал его Шерри. – Что скажешь? – Мушкетная пуля, – без промедления ответила она. – Совершенно верно, – согласился я. Мог бы и сам догадаться – но исправился, распознав следующий предмет: – Медный ключик. – Гениально! – съязвила Шерри, но я проигнорировал ее ремарку, аккуратно высвобождая белый предмет – тот самый, что привлек мое внимание на дне морском. Наконец он поддался. Я перевернул его и увидел на обратной стороне голубой узор. Осколок глазурованного фарфора: должно быть, фрагмент блюда с гербом. Половины рисунка недоставало, но я сразу узнал вздыбленного льва и слова «Senat. Anglia». Еще один предмет «Джон компани», оставшийся от корабельной посуды. Я передал его Шерри и вдруг понял, как все было. Изложил свои соображения, а она молча слушала и вертела в руках фарфоровый осколок. – Когда прибой сломал хребет «Утренней заре», а риф разгрыз ее надвое, она ушла на дно пробоиной вниз. Снаряжение и тяжелые грузы, должно быть, сместились и разрушили внутренние переборки, а потом все высыпалось наружу: пушки, ядра, тарелки, столовое серебро, стаканы, бутылки, монеты, пистолеты… Все эти рукотворные предметы усеяли дно заводи, и кораллы их поглотили. – А ящики с сокровищами? – осведомилась Шерри. – Они тоже вывалились из корпуса? – Не знаю, – признался я, а внимательно слушавший нас Чабби сплюнул за борт и проворчал: – В носовой части всегда делали двойную обшивку, дубовыми трехдюймовками, чтобы груз не болтало во время шторма. Все, что было в трюме, остается там и сейчас. – На Харли-стрит такая консультация обошлась бы в десять гиней, – подмигнул я, взглянув на Шерри, и она со смехом повернулась к нашему эксперту: – Даже не знаю, что бы мы без вас делали, милый Чабби! Тот нахмурился самым убийственным образом и уставился на далекий горизонт, вдруг обнаружив там что-то невероятно интересное. Лишь позже, когда мы с Шерри сбегали искупаться на уединенный пляж, переоделись в чистое и сели у костра пить «Чивас» и закусывать выловленными в лагуне свежими креветками, эйфория первых несущественных находок пошла на спад, и я трезво оценил ситуацию. Допустим, содержимое «Утренней зари» действительно рассыпалось по всей подводной оранжерее заводи. Если Чабби ошибся насчет ящиков с сокровищами, если тяжеленный золотой груз все же пробил стенки трюма и вырвался на волю, то искать его мы будем бесконечно долго. В тот день я видел пару сотен коралловых курганов, и в любом из них могла скрываться часть Тигриного трона Индии. Если же Чабби прав и груз остался в трюме, то коралловые полипы разрослись по всей передней части корабля, покрыв дерево многими слоями окаменелого кальция и поместив сокровище в армированный репозиторий, сокрытый в подводных джунглях. После подробного обсуждения все начали понимать, сколь масштабная у нас задача, и согласились, что разумно будет разделить ее на две части. Сперва надо найти и идентифицировать ящики с сокровищами, а потом вырвать их из неподатливых объятий коралловой колонии. – Чабби, ты же знаешь, что нам понадобится? – спросил я, и тот кивнул. – Те два ящика еще у тебя? Мне было неловко произносить слово «гелигнит» в присутствии Шерри: слишком ярки были воспоминания о нашем с Чабби предприятии, для которого мы сочли необходимым сделать крупный запас бризантной взрывчатки. Дело было три года назад, в голодный сезон, когда я отчаянно искал наличность, чтобы удержать нас с «Танцующей» на плаву. Наша затея даже с существенной натяжкой не укладывалась в букву закона, и я предпочел бы закрыть эту главу своей жизни и забыть о ней навсегда… но теперь нам необходим был гремучий студень. – Дружище, – помотал головой Чабби, – эта хрень уже вспотела, как стивидор в самый жаркий полдень. Подойди к ней на пятьдесят футов, чихни – и весь остров взлетел бы на воздух. – И что ты с ней сделал? – Мы с Анджело вывезли ее в Мозамбикский пролив и похоронили со всеми почестями. – Нам потребуется как минимум пара ящиков. Чтобы взорвать те подводные глыбины, придется как следует пошуметь. – Поговорю с мистером Кокером. Думаю, он снова нам поможет. – Поговори, Чабби. В следующий раз, как будешь на Сент-Мэри, скажи Фреду Кокеру, чтобы раздобыл нам три ящика. – А как насчет тех лимонок, что мы подняли с «Танцующей»? – спросил Чабби. – Не годятся, – отрезал я, потому что не хотел, чтобы в некрологе у меня значилось: «Человек, выдернувший чеку из гранаты Миллса на глубине 130 футов». Наутро меня разбудила неестественная тишина. Раскаленный воздух пронизывало статическое электричество. Я лежал и прислушивался: ни стрекота манящих крабов, ни извечного шелеста пальмовых листьев на ветру – лишь женское дыхание под боком, легкое, размеренное… Я осторожно поцеловал Шерри в щеку и сумел, не разбудив, высвободить из-под нее затекшую руку. Она хвасталась, что всегда обходится без подушки, заявляла с постным видом, что спать на подушке вредно для спины, но это не мешало ей укладывать голову на любой удобный элемент моей анатомии. Я не спеша выбрался из пещеры, массируя руку, чтобы в ней поскорее оживилась кровь, а пока удостаивал возлиянием любимую пальму, хорошенько рассмотрел небо. Рассвет был тусклый из-за темной дымки, погасившей звезды. Воздух – душный, горячий, не тревожимый ветром – тяжело опустился к земле. Кожу пощипывало атмосферное электричество. Когда я вернулся, Чабби возрождал костер: раздувал огонь и подкармливал его хворостинками. Он поднял глаза и подтвердил мой диагноз: