С кухни прислали отличный жареный бекон с томатами, яичницей, тостами и чаем. Утоляя голод, я пытался вписать недавнюю круговерть событий в канву наших знаний и подстроить планы под новые вводные данные. – Кстати, ты внесена в список смертников. Они не остановились бы на барбекю из твоих пальчиков. Мэнни Резник был уверен, что его мальчики прикончили тебя. – (Тут Шерри переменилась в лице.) – По всей видимости, он избавляется от всех, кто хоть что-то знает об «Утренней заре». – Какое-то время я молча жевал яичницу с беконом. – По крайней мере, теперь у нас появились временны́е рамки. Яхта Мэнни – только не смейся, но она называется «Мандрагора» – на вид очень мощная и быстроходная, но все равно выйдет к островам недели через три, а то и все четыре. Так что время у нас имеется. Шерри сперва налила мне чая, а потом уже добавила молока – все, как я люблю. – Спасибо, Шерри, ты просто ангел милосердия. – Она показала мне язык, и я продолжил: – Что бы ни было в багаже Гудчайлда, там непременно что-то экстраординарное. Ты бы видела, какое судно зафрахтовал Мэнни: ни дать ни взять королевская яхта «Британия». Небось выложил за это дело сотню тысяч фунтов. Господи, вот бы узнать, что в тех ящиках! Я пытался разговорить Мэнни, но тот поднял меня на смех. Сказал, что я и без того все знаю, иначе не стал бы впутываться в такие неприятности… – Ой, Гарри, – оживилась Шерри, – ты выложил плохие новости, а теперь приготовься к хорошим. – Всегда готов. – Помнишь Джиммину пометку на полях? Бэ-муз? – Бакалавр музыки, – кивнул я. – Нет, дурачок. Британский музей. – Прости, не понял? – Я поговорила с дядей Дэном, и он тут же все объяснил. Это ссылка на книгу в библиотеке Британского музея. У дяди есть читательский билет. Он собирает материал для книги и часто бывает в библиотеке. – А мы с тобой можем туда попасть? – Приложим все усилия. Битых два часа я прождал под огромным сине-золотым куполом читального зала Британского музея. Грудь мою стискивало от страстного желания выкурить чируту, и я не знал, чего ждать – ведь я просто вписал в форму запроса регистрационный номер из заметок Джимми, – но тут библиотекарша положила передо мной внушительной толщины том, и я жадно схватил его: издание дома «Секкер и Варбург» от 1963 года, за авторством доктора П. А. Реди, с золотым названием на корешке: «Легендарные и утраченные сокровища планеты». Решив подразнить себя, я не сразу открыл книгу, а сперва задумался о той веренице счастливых совпадений, что провела Джимми Норта по бумажному лабиринту забытых подсказок. Быть может, он, одержимый кораблекрушениями и сокровищами, сгинувшими в морских глубинах, сперва прочитал эту книгу и лишь потом наткнулся на связку старых писем? Этого мне никогда не узнать. В книге было сорок девять глав, и каждая посвящалась отдельному предмету. Я внимательно прочел список: золото ацтеков, панамские слитки и пластины, тайники пиратов, затерянный в Скалистых горах Северной Америки золотой рудник, долина алмазов в Южной Африке, грузовые корабли Непобедимой армады, груженная слитками «Лутина», чей знаменитый колокол находится в здании Ллойда, золотая колесница Александра Македонского и снова корабли с сокровищами – древние и современные, от разграбления Трои до Второй мировой войны, богатства Муссолини, пресвитера Иоанна, Дария, римских военачальников, каперов, кораблей берберийских и коромандельских пиратов… Изобилие исторических фактов и гипотетических домыслов. Сокровища затерянных городов и забытых цивилизаций, от Атлантиды до мифического золотого города в пустыне Калахари, – короче говоря, столько всего, что я даже не знал, с чего начать, поэтому со вздохом открыл первую страницу, пропустив введение и предисловие, и приступил к чтению. К пяти часам я бегло просмотрел шестнадцать глав, по чьим названиям было ясно, что они не имеют никакого отношения к «Утренней заре», и внимательно изучил другие пять, после чего понял, как сильно Джимми Норта донимала романтическая лихорадка, присущая охотникам за сокровищами, потому что от всех этих историй о великих богатствах, ждущих, пока их подберет какой-нибудь везучий смельчак, у меня тоже разыгрался нешуточный зуд. Я взглянул на новые японские часы, которыми заменил оставшуюся на «Мандрагоре» «омегу», выбежал к массивным каменным колоннам музея и перешел Грейт-Рассел-стрит, торопясь на рандеву с Шерри. Она ждала у переполненного бара-салона «Бегущий олень». – Прости, – сказал я, – счет времени потерял. – Пойдем. – Она схватила меня за руку. – Я умираю от жажды. И любопытства. От жажды я выдал ей пинту биттера, но любопытство лишь раскочегарил, упомянув название книги. Она хотела было отправить меня назад в библиотеку, но я упрямо переместился в столовую за баром, где отужинал индейкой и ветчиной, после чего успел даже выкурить половинку чируты, прежде чем Шерри выволокла меня на холод. Я велел ей ждать в «Виндзор армс», отдал ключ от комнаты и усадил в такси, после чего поспешил обратно в читальный зал, к следующему заголовку, гласившему: «Великий Могол и Тигриный трон Индии». Начиналась глава с краткой исторической справки: рассказа о том, как Бабур – потомок печально известных Чингисхана и Тимура, сущих проклятий древнего мира, – перешел через горы, вторгся в Северную Индию и основал там империю Великих Моголов. Я сразу понял, что эта информация относится к области моих интересов, поскольку «Утренняя заря» отправилась в плавание именно с того почтенного континента. Там же рассказывалось об эпохе знаменитых потомков Бабура, исламских правителей, обретших грандиозное влияние и могущество, построивших великие города и оставивших после себя такие памятники чувству прекрасного, как, например, Тадж-Махал. И наконец, о закате династии и ее гибели в первый год восстания сипаев, когда мстительные британские силы осадили, а тремя месяцами позже взяли древнюю цитадель и крепость под названием Дели, не раздумывая перестреляли могольских шахзаде и пленили старого Бахадур-шаха. Затем автор неожиданно переключился с этого масштабного полотна на исторические частности: «В 1665 году французский путешественник и торговец драгоценными камнями Жан-Батист Тавернье[8] побывал при дворе могольского падишаха Аурангзеба, а пятью годами позже опубликовал в Париже знаменитый сборник путевых записок, повествующий о шести путешествиях на Восток. По всей видимости, Тавернье завоевал благосклонность мусульманского правителя, потому что в твердыне ему дозволили посетить знаменитую палату сокровищ и каталогизировать заинтересовавшие его предметы, в том числе – бриллиант „Великий Могол“. Взвесив камень, Тавернье зафиксировал его массу – 280 карат – и описал сего великана как обладавшего экстраординарным сиянием и цветом чистейшим и белым – „цветом великой Полярной звезды в небесах“. Падишах рассказал гостю, что камень нашли в знаменитых шахтах Голконды где-то в пятидесятых годах семнадцатого века и что в необработанном виде этот монструозный алмаз весил 787 карат. Алмаз огранили круглой розой, но не симметрично, а с односторонним выступом. С тех пор камень не описывали, и многие считают, что на самом деле Тавернье видел „Кохинур“ или „Орлов“. Однако крайне маловероятно, что столь опытный специалист мог допустить такие погрешности в описании и взвешивании. До переогранки в Лондоне „Кохинур“ весил лишь 191 карат и был огранен в древнеиндийском стиле – то есть вовсе не розой. „Орлов“ же, хоть и ограненный розой, был и остается симметричным камнем и весит 199 карат. Эти факты попросту не соотносятся с описанием Тавернье, и все свидетельства указывают на существование – и последующее исчезновение – громадного белого бриллианта. В 1739 году персидский правитель Надир-шах захватил Дели, но не пытался удержать город, удовольствовавшись награбленным добром – в том числе бриллиантом „Кохинур“ и Павлиньим троном Шах-Джахана. Вероятно, жадный перс попросту не нашел „Великого Могола“. После отвода персидских войск на вакантное место падишаха моголов был возведен Мухаммад-шах – и, лишенный традиционного трона, приказал создать замену. Однако новое сокровище окутано завесой тайны, хотя о нем говорится в нескольких туземных источниках, европейское упоминание существует лишь одно: в дневнике сэра Томаса Дженнинга (в 1747 году он был послом Англии в Дели) описана аудиенция у могольского падишаха, во время которой тот „был облачен в драгоценные шелка и украшен цветами и драгоценностями и сидел на огромном золотом троне в форме свирепого тигра с разинутой пастью и сверкающим циклопьим оком. Тело тигра было самым изумительным образом инкрустировано всевозможными драгоценными камнями. Его величество был столь любезен, что позволил мне приблизиться вплотную к трону и рассмотреть око тигра, которое, по уверениям его величества, являло собою великий бриллиант, оставшийся со времен правления Аурангзеба“. Был ли то „Великий Могол“ Тавернье, теперь ставший частью „Тигриного трона Индии“? Если так, давайте углубимся в исследование замысловатой череды событий, дабы положить конец поискам сего утраченного сокровища. 16 сентября 1857 года на улицах Дели завязались ожесточенные бои, повлекшие за собой множество смертей и ранений, исход борьбы висел на волоске, но британские войска и лояльные короне местные формирования очистили город от мятежных сипаев и захватили довлевшую над городом древнюю крепость. Пока в стенах ее кипела схватка, местным военным сто первого полка приказано было переплыть реку, окружить стены и взять под контроль дорогу, ведущую на север, дабы ни члены правящей династии Моголов, ни вожди повстанцев не сбежали из обреченного города. Операцией командовали двое европейских офицеров: капитан Мэттью Лонг и сэр Роджер Гудчайлд, полковник…» Имя сразу бросилось мне в глаза – и не только потому, что кто-то подчеркнул его карандашом. На полях, также карандашом, проставлен был типичный для Джимми Норта восклицательный знак: юный Джеймс не питал уважения к книгам, включая принадлежащие почтенному Британскому музею. Оказалось, что я снова дрожу, а щеки мои горят от волнения. Вот он, последний фрагмент головоломки, теперь все на месте! Взгляд мой заметался по странице. «Никто не узнает, что случилось той ночью на пустынной дороге, рассекавшей индийские джунгли, – но полугодом позже капитан Лонг и индийский субедар Рам Панат свидетельствовали на военно-полевом суде против полковника Гудчайлда. Они описали перехват группы индийских вельмож, покидавших горящий город – трех имамов и двух шахзаде, принцев королевской крови. В присутствии капитана Лонга один из принцев, пытаясь купить свободу, предложил отвести британских офицеров к великому сокровищу, золотому трону в форме тигра с единственным бриллиантовым оком. Офицеры согласились, и принцы проводили их сквозь чащобу к затерянной в джунглях мечети, во дворе которой стояли шесть повозок с впряженными в них волами. Возницы дезертировали, а когда британские офицеры спешились и обследовали содержимое сих транспортных средств, оказалось, что в них действительно находится золотая статуя тигра: дабы упростить перевозку, трон разделили на четыре части – заднюю, среднюю, переднюю и головную. В свете фонарей офицеры хорошенько рассмотрели эти фрагменты, ютившиеся на соломенных подстилках, сиявшие золотом и инкрустированные драгоценными и полудрагоценными камнями. Полковник Роджер Гудчайлд тут же распорядился, чтобы имамов и шахзаде казнили на месте. Их выстроили у наружной стены мечети и изрешетили ружейным залпом, после чего сам полковник подошел к павшим вельможам со служебным револьвером в руке и собственноручно нанес каждому удар милосердия. Позже трупы сбросили в колодец за стенами мечети, а офицеры разделились: капитан Лонг и большинство индийцев вернулись патрулировать городские стены, а полковник Гудчайлд, субедар Рам Панат и пятнадцать сипаев отбыли с воловьими повозками. На военно-полевом суде индийский субедар рассказал, как драгоценный груз увезли на запад, миновав ряды британских войск под эгидой власти полковника Гудчайлда. Три дня простояли лагерем в туземной деревушке, где местный плотник и двое его сыновей по приказу Гудчайлда изготовили четыре крепких деревянных вместилища для четырех частей трона. Сам же полковник тем временем извлек из металла самоцветы и драгоценные камни, прилежно начертив схему их былого расположения, пронумеровал их и сложил в железный сундук из тех, какими пользуются армейские казначеи для хранения звонкой монеты в полевых условиях. Спрятав трон и камни в пять ящиков – четыре деревянных и один железный, – отряд Гудчайлда вновь сложил груз на повозки и продолжил путешествие к Аллахабаду, где находилась конечная станция железной дороги. Несчастного плотника с сыновьями вынудили присоединиться к конвою. Субедар вспоминал, что, когда отряд углубился в чащу, полковник спешился и увел троих мастеровых за деревья, после чего прогремели шесть револьверных выстрелов, и Гудчайлд вернулся в одиночестве». На несколько секунд я отвлекся от книги и погрузился в размышления о нраве доблестного полковника. Неплохо было бы свести его с Мэнни Резником: вот уж два сапога пара. Усмехнувшись, я продолжил чтение: «На шестой день пути конвой достиг Аллахабада, где полковник, пользуясь правом военного приоритета, погрузил все пять ящиков в вагон армейского эшелона, возвращавшегося в Бомбей, после чего небольшой отряд Гудчайлда воссоединился со своим полком в Дели. Полгода спустя капитан Лонг при поддержке субедара Рамы Паната выдвинул обвинение против своего командира. По всей видимости, воры разошлись во мнениях: полковник Гудчайлд решил, что лучше обладать целым, нежели его третьей частью. Как бы то ни было, о местопребывании сокровища с тех пор ничего не известно. Проходивший в Бомбее суд вызвал немалый общественный резонанс и широко освещался в индийской и британской прессе. Однако позиция обвинения оказалась неубедительной, так как предъявить награбленное добро было невозможно, а мертвецы держат рот на замке. Полковника оправдали, но под давлением скандальных событий он вынужден был уйти в отставку и вернуться в Лондон. Если Гудчайлд каким-то образом сумел забрать с собой „Великий Могол“ и золотой Тигриный трон, последующая биография полковника не дает повода считать, что он обладал несметными богатствами. На пару с имевшей дурную репутацию дамой Гудчайлд открыл на Бейсуотер-роуд игорный дом, о котором впоследствии пошла недобрая молва. Сэр Роджер Гудчайлд, полковник, умер в 1871 году – вероятно, от гуммозного сифилиса, коим заразился во время примечательной индийской карьеры. За его смертью последовал новый всплеск пересудов о мифическом троне, но вскоре разговоры улеглись из-за нехватки неопровержимых фактов, так что благородный Гудчайлд, можно сказать, унес свой секрет в могилу. Пожалуй, эту главу следовало назвать „Сокровище, которого не было“». «Ни черта подобного! – радостно подумал я. – Было сокровище, было и есть», после чего взялся перечитывать главу с самого начала, но на сей раз составляя подробный конспект для Шерри. Когда я вернулся, Шерри терпеливо ждала меня в кресле у окна, и стоило мне переступить порог, как она тут же налетела на меня с вопросом: – Что ты так долго? Я весь вечер тут просидела! Любопытно, сил нет! – Ты не поверишь, – начал я и понял, что сейчас она меня побьет. – Гарри Флетчер, даю тебе десять секунд. Завязывай с вводными речами и выкладывай, что хорошего узнал. Или я тебе глаза выцарапаю! Мы проговорили до часу ночи – и к тому времени уже ползали на четвереньках по полу, устланному всевозможными бумагами: адмиралтейской картой архипелага Сент-Мэри, копиями чертежей «Утренней зари» и моими записками, что я сделал, изучая описание кораблекрушения и сидя над книгой в читальном зале Британского музея. Я уже достал серебряную походную фляжку, и мы прихлебывали «Чивас» из пластмассового стаканчика для полоскания рта, спорили и рисовали наброски, пытаясь угадать, в какой секции корпуса «Утренней зари» находились пять ящиков, как раскололся фрегат и какую его часть швырнуло в заводь, а какая осталась за рифом. Я сделал эскизы десятка возможных вариантов, набросал минимальный список снаряжения для экспедиции и расширял его, вспоминая то об одном, то о другом, да и Шерри иной раз давала толковые советы. Я совсем забыл, что она, по всей видимости, первоклассная ныряльщица, но во время разговора все встало на свои места, и теперь, когда я понимал, что в этом путешествии она будет не просто пассажиром, моя к ней симпатия начала сплетаться с профессиональным уважением, а взволнованное настроение и чувство товарищества кульминировали в крещендо физического влечения. Бледные гладкие щеки Шерри раскраснелись от возбуждения; мы плечом к плечу склонились над устланным бумагами ковром, она с улыбкой повернулась ко мне, чтобы что-то сказать, и дразнящие огоньки ее голубых глаз оказались в нескольких дюймах от моего лица. И тут вдруг все на свете золотые троны и легендарные бриллианты отошли на второй план, когда мы оба прочувствовали настроение момента и с бесстыдным рвением занялись друг другом, пожираемые сиюминутной лихорадкой, не вставая с пола, прямо на чертежах «Утренней зари» – что, наверное, стало счастливейшими мгновениями этого невезучего фрегата. Когда я наконец перенес ее на кровать и наши тела слились воедино под стеганым одеялом, оказалось, что вся моя амурная акробатика, предшествовавшая встрече с этой женщиной, не имела никакого смысла: то, что я чувствовал, вырвалось за границы плотских утех в пределы духа – и если это была не любовь, то мне, наверное, не дано понять, что такое любовь. Сиплый голос мой дрожал от изумления, когда я пытался объяснить все это Шерри, а она тихо лежала у меня на груди, выслушивая слова, которых я прежде не говорил ни одной женщине, а когда я умолк, стиснула меня в объятиях. Очевидно, то был приказ продолжать, и я снова заговорил, и не унимался, пока мы не уснули. * * * Если смотреть с воздуха, очертаниями Сент-Мэри напоминает странное существо из океанской пучины: сплюснутое деформированное тело с обрубками грудных, спинных и хвостовых плавников в самых произвольных местах и непропорционально огромная пасть. Пасть – это Гранд-Харбор, а город уютно гнездится в области челюстного сустава, и железные крыши сверкают сигнальными зеркалами из-за темно-зеленого покрова густой растительности. Самолет сделал круг над островом, радуя пассажиров панорамным видом на белоснежные пляжи и воду – столь прозрачную, что все замысловатые подробности коралловых рифов проступали из глубин масштабным сюрреалистическим полотном. Шерри прижалась носом к круглому оргстеклу иллюминатора и даже вскрикнула от восхищения, когда «Фоккер-френдшип», сбрасывая высоту, пролетел над ананасовыми плантациями, а работавшие на них женщины отвлеклись от трудов и задрали головы. После приземления самолет вырулил к крошечному зданию аэропорта, украшенному билбордом с надписью: «Остров Сент-Мэри – жемчужина Индийского океана», под которым нас ожидали еще две жемчужины. Я заранее дал телеграмму Чабби, и они с Анджело явились нас встречать. Анджело подбежал к ограждению, обнял меня, выхватил сумку, и я представил ему Шерри, после чего поведение моего юного друга изменилось самым радикальным образом, потому что на острове существует мерило женской красоты, преобладающее над остальными: даже самая косоглазая и кривозубая девушка, обладающая «чистой» кожей, соберет вокруг себя орды ухажеров. Чистая – это не про прыщики, а про цвет, а кожа Шерри была одной из чистейших, что когда-либо видели на острове. Пожимая ей руку, Анджело впал было в кататонический ступор, но быстро пришел в себя, вернул мне сумку и забрал ручную кладь у Шерри, после чего поплелся за ней верным псом, отставая на несколько шагов, не сводя с нее восхищенного взгляда и сверкая улыбкой всякий раз, когда она поглядывала в его сторону. Короче говоря, не успела Шерри ступить на остров, как тут же обзавелась преданным рабом.