Выходит, враг наконец обо всем догадался. Должно быть, прошел слух про конвой со стальными листами, а возможно, насторожила и заготовка дров, подумал он, наблюдая за постепенно приближающимся к ним аэропланом. Нечего было и надеяться, рано или поздно их все равно обнаружили бы… Но вот высылки на разведку аэроплана он никак не ожидал. И вдруг, пораженный неожиданной мыслью и предвидя грозящую им опасность, капитан охнул, бросился к носовой части, добрался до переднего фальшборта и сквозь камуфляж впился взглядом вдаль. В полумиле, тарахтя потихоньку по самой середине протоки, оставляя за кормой широкий след, неуклюже, как беременная бегемотиха, груженный лесом катер шел прямо на крейсер. С воздуха он должен быть виден как на ладони. – Катер! – закричал фон Кляйн. – Остановите его! Он должен срочно причалить к берегу… ему надо срочно укрыться! Но капитан понимал, что все это уже бесполезно. Пока до них докричишься, будет поздно. В голове мелькнуло: а не приказать ли пальнуть из передних орудий и просто потопить этот проклятый катер, но он тут же отбросил эту идею: взрыв снаряда немедленно привлечет внимание противника. Злой как черт, фон Кляйн стоял, вцепившись пальцами в ограждение капитанского мостика, и чем ближе к ним подходил катер, тем яростней была его злость и отчаянней чувство собственного бессилия. 61 Себастьян перевесился через край кабины. Ветер хлестал его по лицу, яростно хлопал краями куртки, взбил волосы в спутанную черную массу. И тут Себастьян, со свойственной ему ловкостью, умудрился уронить за борт бинокль. Прибор принадлежал Флинну Патрику О’Флинну, и Себастьян понимал, что придется за него платить. Мысль об этом несколько подпортила ему удовольствие от полета, ведь он и так уже должен был Флинну больше трехсот фунтов. Роза тоже наверняка что-нибудь ему выскажет. Однако для выполнения задачи потеря бинокля была не смертельна, аэроплан летел очень низко, и его так трясло и бросало, что смотреть невооруженным глазом было гораздо удобней. С высоты пяти сотен футов мангровый лес казался мягким, раздутым тюфяком болезненного бледно-зеленого цвета с воронеными жилами проток и речных рукавов, сверкающих на солнце, как гелиограф. При приближении аэроплана с островов в воздух поднимались тучи встревоженных белых цапель, издали кажущихся маленькими клочками бумаги. А над ними неслышно парил орлан-крикун, и кончики его широко раскинутых крыльев были похожи на растопыренные пальцы. Вон он нырнул и, забрав в сторону, проплыл мимо так близко, что, казалось, сейчас заденет крыло аэроплана, и Себастьян увидел на его белой голове с хохолком лютые желтые глазки. Себастьян радостно рассмеялся, но машина под ним вдруг резко качнулась, и, чтобы удержаться, он схватился за край кабины. Таким приемом пилот старался привлечь его внимание, и Себастьян пожалел, что тот не придумал другого способа это делать. Он сердито оглянулся. – Осторожней ты, чертов даго![48] – заорал он, стараясь перекричать свист ветра и грохот мотора. Но да Сильва принялся яростно жестикулировать, розовые губы его так и выплясывали под черными усиками, закрытые летными очками глаза дико таращились, а правая рука энергично тыкала над крылом куда-то вниз. Себастьян увидел его сразу, это был катер, он столь вызывающе четко выделялся на поверхности широкой протоки, что он удивился, почему не заметил его раньше, но тут же вспомнил, что все его внимание было тогда обращено на участки суши под брюхом аэроплана, это было понятное оправдание. Зато возбуждение да Сильвы мало чем может быть оправдано, подумал он. Это же не военный корабль, не крейсер, а крохотное суденышко, от кормы до носа футов всего-то двадцать пять, не больше. Он быстро пробежал взглядом по протоке до ее впадения в синеющее вдалеке открытое море. Пусто, больше ничего нет. Себастьян посмотрел назад, на пилота, и помотал головой. Но возбуждение да Сильвы, наоборот, еще больше возросло. Он еще раз что-то дико просигналил ему рукой, но Себастьян снова ничего не понял. Чтобы не спорить, он кивнул, и в это мгновение машина провалилась под ним вниз, душа его ушла в пятки, и он снова отчаянно вцепился в борта кабины. Сделав вираж, да Сильва снизился, выровнял траекторию и теперь летел так низко, что колеса аэроплана почти задевали верхушки мангровых деревьев. Они мчались к протоке; и как только под ними мелькнули последние деревья, да Сильва клюнул носом еще ниже, и они оказались всего в нескольких футах от водной поверхности. Это была демонстрация поистине высшего пилотажа, хотя на Себастьяна она не произвела должного впечатления. Он лишь молча проклинал да Сильву, глядя на него вытаращенными от страха глазами. Доверху нагруженный катер маячил впереди, примерно от них в полумиле. Оставляя за собой на воде широкую полосу ряби, аэроплан несся к нему на уровне всего лишь на несколько футов выше самой высокой точки суденышка. – Вот зараза! – в отчаянном смятении выругался Себастьян. – Мы же сейчас в него врежемся! Его мнение, похоже, разделяли и те, кто находился на катере. Страшная машина с ревом мчалась прямо на них, и один за другим люди стали покидать свой корабль. На глазах у Себастьяна двое из сидящих сверху груза древесины сиганули в воду, подняв вокруг себя снопы белых брызг. В самую последнюю секунду да Сильва что-то сделал, и летательный аппарат взмыл и перескочил через катер. В каких-нибудь пятнадцати футах перед глазами Себастьяна мелькнуло лицо согнувшегося над штурвалом на корме катера германского морского офицера. Аэроплан резко взмыл вверх, сделал вираж и помчался обратно. Себастьян увидел, что катер лег в дрейф, а его попрыгавшая за борт команда барахталась вокруг. Аэроплан еще раз резко снизился над водой, но да Сильва сбросил газ, и двигатель теперь бормотал вполсилы. Он вывел машину на уровень футов в пятьдесят над протокой, и аэроплан летел уже спокойно, отдаляясь от катера, к северной стороне протоки. – Что ты делаешь? – одними губами Себастьян обозначил вопрос да Сильве. Как бы отвечая ему, пилот сделал правой рукой размашистый жест, указывая на берег, густо заросший мангровыми деревьями. Озадаченный Себастьян всмотрелся в заросли. Что за глупости, подумал он, неужели этот лейтенант считает… В одном месте берег возвышался горбом, этот горб поднимался где-то футов на сто пятьдесят над уровнем воды. Они подлетели ближе. Словно охотник, который, преследуя раненого буйвола в редколесье, где столь крупное животное вряд ли может надежно укрыться, вдруг невзначай сталкивается с этим зверем нос к носу, так близко, что отчетливо видит мельчайшие неровности на его острых рогах, видит кровь, капающую из его влажных черных ноздрей, и тусклые блики злости в его свиных глазках, – примерно то же самое пережил и Себастьян, когда перед ним неожиданно, во всей его красе предстал германский крейсер «Блюхер». Он был так близко, что можно было разглядеть заклепки на его обшивке, швы настила носовой палубы, отдельные нити скрывающей корабль маскировочной сети. Он увидел людей на капитанском мостике, расчеты пушек малого калибра и пулеметов на балкончиках палубных надстроек. Из приземистых башен крупнокалиберных орудий на него смотрели алчные жерла, поворачивающиеся вслед за пролетающим аэропланом. Зловещего серого цвета, крейсер был чудовищно громаден на фоне мангрового леса, словно некий монстр, притаившийся в своем логове. От неожиданности, изумления и страха Себастьян дико закричал, в ту же секунду двигатель аэроплана взвыл на полную силу – да Сильва резко, до самого живота взял на себя рычаг управления, широко открыв дроссельную заслонку. Аэроплан взмыл вверх, и палуба крейсера взорвалась грохочущим вулканом пламени. Пламя воронкообразными взрывами извергалось из жерл девятидюймовых орудий. Пламенем злобно плевались скорострельные зенитные пушки и пулеметы системы «максим» с надпалубных надстроек. Воздух вокруг маленького аэроплана кипел, свистел, рвался в клочья и завихрялся мощными воронками, когда пролетали мимо крупные снаряды. По фюзеляжу что-то ударило, аэроплан крутануло и подбросило вверх, словно легкий горящий листочек над костром в саду. Он накренился, подняв одно крыло и опустив другое, двигатель выл и захлебывался, оснастка от перегрузок стонала и скрипела. Себастьяна бросило вперед, он стукнулся переносицей в край кабины, из ноздрей сразу хлынули струйки крови и забрызгали куртку. Машина стояла на хвосте, пропеллер без толку молотил по воздуху, взвывая на повышенных оборотах. Потом аэроплан завалился на одно крыло и стал стремительно падать. Да Сильва делал все, что мог, и вот наконец мотор прекратил чихать, ожил, аэроплан стал слушаться рычагов управления и восстановил прежнюю скорость. Пышные верхушки мангровых зарослей неслись навстречу, и пилот отчаянно пытался сбросить газ. Машина, в свою очередь, тоже пыталась реагировать на это, под чудовищным давлением воздуха крылья изогнулись, сморщив обтягивающую их ткань. Аэроплан снова дал крен, задевая за верхушки деревьев, и сквозь вой двигателя Себастьян услышал треск скребущих по брюху фюзеляжа веток. И вдруг, как по волшебству, аэроплан оторвался от них, полет его выровнялся, он стал медленно набирать высоту, удаляясь от этих алчных трясин. Аппарат летел медленно, тяжело, и слышно было, что под брюхом его что-то болтается. Воздушный поток бросал этот предмет из стороны в сторону, он стучал, бился, хлопал, сотрясая фюзеляж. Делать хоть какие-нибудь маневры да Сильва не осмеливался. Старался держать то направление движения, которое избрал сам аэроплан, лишь слегка задирал его нос кверху, медленно набирая заветную высоту. Набрав тысячу футов, он осторожно, по широкой дуге, развернулся на юг, и аэроплан со стуком и грохотом, с обвисшим крылом, неуверенно, пошатываясь, как пьяный, продолжил полет туда, где их поджидал Флинн О’Флинн. 62 С неторопливым достоинством Флинн оторвал спину от ствола пальмы и встал. – Ты куда? – открыв глаза и глядя на него снизу вверх, спросила Роза. – Кой-куда… где твоя помощь не требуется. – Уже третий раз, и часу не прошло! – подозрительно воскликнула дочь. – Вот почему это и называется восточноафриканским квикстепом[49], – сказал Флинн и важно прошествовал в кусты. Он дошел до куста лантаны, внимательно огляделся. Розе он не доверял, она вполне могла потопать за ним, с нее станется. Удостоверившись, что все в порядке, Флинн опустился на колени и руками стал копать мягкий песок. С видом пирата старых времен, достающего из-под земли сундук с дублонами, он извлек из ямы бутылочку и вынул пробку. И только поднес горлышко к губам, как услышал приглушенный рокот возвращающегося аэроплана. Но Флинн не стал прерывать своего занятия, кадык его заходил вверх и вниз, только глаза, сосредоточенно морщась, обратил к небу. Со вздохом глубочайшего удовольствия снова заткнул пробкой бутылку, положил обратно до следующего раза, закидал сверху песком и взял курс по направлению к берегу. – Ты их видишь?! – крикнул он, выйдя из-за пальм на открытое место. Роза уже стояла на берегу. Голову она закинула назад, и длинная коса свесилась сзади, доставая ей до пояса. Она ничего не ответила, но в напряженном лице ее читалась тревога. Ожидающие рядом с ней люди тоже боязливо молчали. Флинн поднял голову и увидел приближающийся аэроплан – он летел, как раненая птица, двигатель работал неровно, с перебоями и захлебываясь, за хвостом машины тянулся голубоватый шлейф маслянистого дыма, крылья дико раскачивались, а под фюзеляжем, там, где снаряд отстрелил колесо шасси, болтались его обломки. Аэроплан устало снижался к берегу. Работающий с перерывами мотор совсем заглох, и теперь было слышно, как свистит в оснастке аппарата ветер. Единственное колесо жестко вошло в соприкосновение с уплотненным влагой песком, ярдов пятьдесят аэроплан бежал ровно, потом дернулся и завалился набок. Левое крыло вгрызлось в песок, фюзеляж развернуло к морю, хвост пошел вверх. Раздался хруст, треск, в том числе и разрываемой ткани, и в вихре поднятого им в воздух песка аэроплан, задрав хвост, уткнулся носом в берег. Вонзившись лопастями в мокрый песок, пропеллер раскололся, обломки разлетелись в разные стороны, а из передней кабины вывалилось человеческое тело. Раскинув руки и ноги и колесом вращаясь в воздухе, оно шмякнулось в мелкую у берега воду, подняв вокруг себя брызги, а аэроплан качнулся вперед и рассыпался на куски. Нижнее крыло оторвалось, тросовые ванты лопались так, будто кто-то палил в них из ружей. Фюзеляж повалился в воду, медленно заскользил юзом и застыл на спине, омываемый волнами прибоя. Из задней кабины на ремнях безопасности без движения свесился вниз головой да Сильва с безвольно повисшими руками. Прошло несколько секунд ужасающей тишины. – Помоги пилоту! – крикнула наконец Роза. – А я к Себастьяну. Мохаммед и еще двое аскари побежали к Себастьяну, через которого, словно это был выброшенный на берег обломок кораблекрушения, перекатывались волны. – За мной! – крикнул Флинн стоящим рядом и, переваливаясь по рыхлому песку, двинулся к месту крушения. Но дойти они так и не успели. Воздух сотряс такой страшный взрыв, что у них чуть не полопались барабанные перепонки: это в баке аэроплана вспыхнул и взорвался бензин. Машина и поверхность моря вокруг мгновенно превратились в яростно ревущую стену пламени. Дохнула волна горячего воздуха, и все сразу попятились. Темно-красные языки пламени, смешанного с адским черным дымом, жадно пожирали полотняное покрытие фюзеляжа, обнажая его деревянные конструкции. И в самом центре пожара под кабиной висело тело да Сильвы, его фигура почернела и теперь была похожа на обезьяну в горящей одежде. Скоро огонь разъел держащие его ремни, и мертвый пилот тяжело бухнулся в мелкую воду, которая с шипением погасила на нем языки пламени. Когда Себастьян пришел в сознание и смог приподняться на одном локте, останки аэроплана все еще тлели и дымились. Он смотрел на них и ничего не понимал. По песку, позолоченному мягкими лучами низкого вечернего солнца, как полосы на боках тигра, протянулись тени пальм. – Да Сильва… – позвал Себастьян хриплым, неуверенным голосом. Нос его был сломан и расплющился на лице. Роза успела вытереть почти всю кровь, но в ноздрях и в уголках рта еще оставались черные, запекшиеся пятнышки. Из узеньких щелочек в распухших, синих кровоподтеках смотрели глаза Себастьяна. – Не зови, – покачал головой Флинн. – Ему выжить не удалось. – Он умер? – прошептал Себастьян. – Мы похоронили его в лесу. – Что там у вас случилось? – спросила Роза. – Что там у вас, черт возьми, произошло? Она села поближе к нему, прижала его к себе, словно мать, которая хочет защитить ребенка от опасности. Себастьян медленно повернул к ней голову. – Мы нашли крейсер «Блюхер», – ответил он.