Я не очень и лукавила: пробовать собиралась не в полную силу, а в случае испытания в комнате с большой вероятностью могла её поджечь. Если, конечно, там будет чему гореть после срабатывания плетения. В учебнике оно подавалось как очень эффективное — Мне и нужно только минут пять, попробовать, — продолжила я, видя, что Владимир Викентьевич не торопится. — И откуда то плетение, которое вы собираетесь испытывать? — Из учебников Рысьиных, — честно ответила я, не уточняя, что вычитала не в тех брошюрках, что мне выдала княгиня, а в тех, что принёс Юрий. — Хорошо., — неохотно согласился Владимир Викентьевич. — Только пять минут, не больше. За пять минут вы много не сломаете. Воспользоваться разрешением я решила сразу, хотя намёк на то, что я могу что-то сломать, несколько обидел. Кроме того, единственного, случая с сожжённой комнатой, я больше ничего не испортила. Мне и нужна была всего одна попытка. Но она оказалась впечатляющей: хотя я подала в плетение куда меньше энергии, чем нужно было по рекомендации, на стене осталось чёрное пятно копоти, а алхимическое стекло Владимира Викентьевича жалобно зазвенело. Несколько колб даже свалились на пол, но не разбились, поскольку всё в этом помещении было усилено. Результат меня восхитил. Теперь будет не так страшно встречаться с Волковым. И если он вдруг опять решится напасть, то покроется такой же прекрасной копотью. На что-то большее я не рассчитывала: уже успела узнать, что некоторые маги постоянно держат неактивированный щит, который включается при нападении на них. Что-то мне подсказывало, что Волков относится как раз к этим, некоторым. В гимназию меня опять отвёз Владимир Викентьевич, и там я сразу столкнулась с Оленькой, которая оттащила меня в угол рекреации и возмущённо зашептала: — Саша у меня потребовал передать тебе записку, причём так, чтобы никто не видел, представляешь? — А у него со вчера язык отсох? — жёлчно спросила я. — Конечно, если выбирать между ним и запиской, то записка предпочтительней. Но, слава богу, мне такой выбор делать не надо, поэтому верни ему и скажи, что я отказалась брать. — Не могу, — огорчённо ответила Оленька, — он вчера уехал, злой до невозможности, а я клятву дала, что передам, хоть и не хотела. Возьми. «Лиза, наверняка вы остались напуганы вчерашними событиями, но если бы вы знали все обстоятельства, вы бы меня поняли. К моему глубокому сожалению, я не вправе делиться с вами тем, что меня толкнуло на столь недостойный поступок. Прошу вас извинить моё поведение. Моё предложение всё так же в силе, точнее, оба: и об известном вам предмете, и о браке. Но если я вам столь же неприятен, то второе можно считать не заслуживающим внимания. Дабы загладить свою вину, предлагаю вам любую помощь и поддержку, какая вам может потребоваться, в том числе и против княгини Рысьиной. Мой адрес в Царсколевске…» Только я успела дочитать, как бумажка вспыхнула и осыпалась невесомым пеплом. Но адрес я прочитала и запомнила. Нужно же знать, какие улицы придётся огибать по дуге? Глава 42 Возможно, было глупостью вообще заводить этот разговор, но я посчитала, что присутствие посторонних сделает мою родственницу посговорчивей. Увы, не сделало. — Нет, охрану не снимем. После нападения Волкова я не могу позволить рисковать твоим здоровьем. Рысьина улыбнулась так, словно второй облик у неё был крокодилий. Зубы были мелкими, блестящими, острыми и вызывали желание их проредить. Настолько сильное желание, что кончики пальцев уже зудели. Раздражение, вызываемое княгиней, только усиливалось при каждом её появлении, но я усиленно тренировала выдержку. — Волков уехал, — напомнила я. Охрану я воспринимала уже конвоем. Дом-гимназия-дом — весь мой ежедневный маршрут. И это бесило настолько, что я чувствовала себя кошкой, которой нужно гулять самой по себе, без присмотров и одёргиваний. Гуляние рысью у дома Владимира Викентьевича не помогало: клетка — она и есть клетка. И никакие увещевания о грозящих жутких опасностях на меня уже не действовали. Хотелось свободы, а не корзинки с мягким матрасиком и мисочки с тёплым молоком. — Как уехал, так и приедет, — отрезала Рысьина. — Я ему не настолько доверяю, чтобы успокоиться. Прекрасно, просто прекрасно… Последние слова были обращены к модистке и её помощнице, которые подкалывали по указанию княгини моё будущее бальное платье в нужных местах. Из-за этого приходилось стоять столбиком, иначе я рисковала заполучить булавку в место ненужное, но жизненно важное. — Разве что декольте поглубже? — задумчиво протянула Рысьина. — Не стоит, Ваша Светлость, — запротестовала модистка, бойкая особа с блестящими чёрными глазами, которые успевали заметить всё и вся. — Не к лицу столь молоденькой барышне примерять на себя фасоны, подходящие только для замужних особ. Будет вульгарно смотреться. — На мой взгляд, оно и без того слишком глубокое, — проворчала я. Не то чтобы меня это смущало или вид открывался некрасивый — напротив, в этом платье, даже недошитом, я самой себе казалась принцессой из сказки. Но участвовать в планах Рысьиной и устраивать свою личную жизнь по её указке? Увольте. Это уже не сказка, это роман ужасов получается. — Мы кружевами прикроем, — напомнила модистка. — Будет достаточно скромно, но… — Подобострастный взгляд на Рысьину. — Внимание привлечёт, что и нужно Вашей Светлости. Светлость неохотно кивнула, признавая правоту. — Успеваете к сроку? — Обижаете, Ваша Светлость. Ещё одна примерка — и всё. Они в четыре руки стали осторожно снимать с меня подогнанное платье, чтобы и намётки не сбить, и не уколоть. Делать это пришлось под тяжёлым взглядом Рысьиной, поэтому весь процесс прошёл в рекордно короткие сроки и вскоре в гостиной Владимира Викентьевича, которая выполняла роль примерочной, мы остались вдвоём с княгиней. Я молча одевалась, желая свести наше общение к минимуму, княгиня же расхаживала по гостиной, бросая на меня загадочные взгляды, словно собираясь в чём-то признаться. — Этот бал очень важен для Рысьиных, — наконец заметила она. — Постарайся сделать правильный выбор. Иначе… — Иначе что? — Иначе я его сделаю за тебя, — чуть раздражённо бросила она. — Лиза, неужели ты не поняла, что игры закончились? Я не собираюсь уступать тебя ни Волковым, ни, тем более, Хомяковым. И ради того, чтобы мной не делиться, она готова выпихнуть меня, не особо разбираясь за кого, лишь бы не принадлежал к ненужным кланам? — Создаётся впечатление, что вы меня ненавидите. — Что? — с изумлением спросила она. — Ненавижу? С чего ты выдумала этакую дичь? — С вашей глупости о моём замужестве. — Это не глупость, а насущная необходимость, — отрезала княгиня. — Другой бы я даже выбора не предложила, подобрала бы сама, исходя из нужд клана, а тут учитываю твои интересы. Юрию Александровичу я запретила к тебе приходить, Песцов у нас теперь тоже персона нон грата, всё, как ты хотела. — Ой, бабушка… — закатила я глаза к потолку. — Можно подумать, вас так заботят мои интересы. Потолок выглядел чистым и недавно побелённым и всяко был куда интереснее стоящей напротив женщины. Розетка под люстру так вообще выглядела произведением искусства: тонкие завитушки складывались в изящный узор, могущий служить украшением даже в царских палатах. — Именно твои, — возмущённо сказала Рысьина. — Вожусь с тобой, как с маленьким ребёнком. И всё почему? — Почему? — Потому что именно в тебе я вижу будущую главу клана. Воспользовавшись моим потрясением, она сунула мне в руки толстенную папку и величественно, но быстро удалилась, то ли давая мне время прийти в себя, то ли опасаясь, что я от так внезапно свалившегося счастья могу нанести ей тяжёлые телесные повреждения. Но я лишь отстранённо подумала, что бежать нужно не просто срочно, а очень срочно, и поднялась к себе, где открыла папку и всё-таки выругалась. Почему-то я ожидала, что там будут какие-то документы или сводки, касающиеся клана. Но нет, там оказалось досье на женихов. Да какое! На каждого — по толстенькой стопке, со всеми увлечениями и привычками, с точным весом и ростом, любимыми блюдами, композиторами, поэтами и писателями. На последние пункты я обратила особое внимание, поскольку все фамилии казались незнакомыми разве что кроме тех, что мы проходили в гимназии. Но чего в папках не было, так это хоть маленьких фактов, отрицательно характеризующих кандидатов, зато добавились фотографии, в том числе не просто портретная съёмка, а на фоне какого-нибудь пейзажа, где претендент на мою лапу занимался каким-нибудь серьёзным или не очень делом. Один так вообще стоял на пляже в таком смешном полосатом купальном костюме с штанинами до колен. Наверное, Рысьина возлагала на этого кандидата особые надежды, если посчитала приличным мне такое показывать. Или посчитала, что на атлетичную фигуру я клюну скорее, чем на толстенького Песцова? Но кроме неплохой фигуры у этого Боброва были ещё изрядно выпирающие зубы и усы. Длинные, лихо закрученные в кольца усы вызвали у меня неудержимый смех. Кроме этого, поводов для веселья не было: Рысьина почти прямым текстом заявила, что я должна сделать выбор на балу или она сделает его за меня. А значит, что? Значит, на бал идти нельзя, пусть в платье, которое шьют, я сама себе кажусь принцессой из старинной сказки. Удирать надо до бала. Только как и куда? В Царсколевск на поезде? Но едет он не сказать чтобы очень быстро, и меня с высокой вероятностью вычислят и снимут с поезда, даже если я буду под личиной. Не так много желающих воспользоваться услугами «чугунки», чтобы не проверить всех. Но даже если я пройду через мелкоячеистое рысьинское сито, мне придётся скрываться почти год, никого не вмешивая. Где? Как? Идей не было совершенно. Но и сидеть, дожидаясь непонятно чего, было нельзя. Я набросила на себя отвод глаз и спустилась. Через парадный вход было не выйти: мало того, что рядом с ним сидел охранник, готовый в любой момент подхватиться, чтобы составить мне компанию, так и на улице наверняка кто-то негласно следил за домом и вряд ли не обратил бы внимания на хлопнувшую дверь. Но был ещё чёрный ход… Я набросила пальто и выдвинулась к нему. Проскочить удалось легко: как раз заносили дрова для кухни. Никто и не заметил, как я оказалась на улице. Вокзал был недалеко, к нему и устремилась, стараясь идти побыстрее, но так, чтобы никого не задеть и не привлечь ненужного внимания. Времени у меня было немного: чтобы никто не узнал, что я уходила, вернуться следовало до возвращения Владимира Викентьевича. На вокзале касса оказалась закрытой, зато я внимательнейшим образом изучила расписание и стоимость. Знания не порадовали. Конечно, денег, которые я вынесла из квартиры Рысьиных, хватит на билет до Царсколевска и даже немного останется. Но дальше-то что? На что жить до экзаменов, которые почти через год? И вопрос, как скрыться от Рысьиных, оставался открытым… Внезапно до меня донеслась речь на английском, весьма необычная в этом городе. — Дорогая, выступление отменено только здесь. Во всех остальных городах — всё по договорённости, — уверенно бубнил незнакомый мужчина. Хотя почему незнакомый? Оглянувшись, я узнала Песцова, того самого, что устраивал гастроли певичек, одна из которых и была его собеседницей. Кажется, та, чьё изображение я видела на афише. — Мистер Песцов, нарушение договора в одном пункте ведёт к нарушениям в остальных, — высокомерно бросила мисс Мэннинг. — Филиппа, дорогая, возникли непредвиденные осложнения. Именно в этом городе, — умоляюще сказал Песцов. Знаем мы эти ваши осложнения: княгине Рысьиной не понравились намечающиеся гастроли, курируемые одним из потенциальных женихов. И жениха вычеркнули из списка, настолько грубо, что захватили ещё несколько списков. Но Песцов если и выглядит расстроенным, то только из-за размолвки с певичкой. И смотрится весьма респектабельно. А воротник-то на его пальто из бобра, невольно отметила я. Что же касается песцов, то они украшали мисс Мэннинг пушистым палантином. — Меня не волнуют ваши осложнения, мистер Песцов. — заявила она. — Мне моих достаточно. Концерт был отменён. Васильева сломала ногу, я вынуждена её здесь оставить. Переводчика нет. — Филиппа, я не виноват, что эта дура сломала ногу! — в отчаяньи бросил Песцов. — Не я же её ломал. Зачем она вообще потащилась на каток, если у неё столь хрупкие кости? — Она не думала, что на неё свалится этот огромный господин. Как его только пустили, с такими габаритами? Конечно, он очень извинялся, но кость его извинения не срастят, — сказала мисс Мэнинг и затарабанила в закрытое окошечко. — Почему не работает касса? Я возвращаюсь в Царсколевск. А оттуда домой. Стояли они уже совсем рядом со мной, но меня под отводом глаз не замечали. Зато я могла разглядывать их сколько душе угодно. Вблизи Песцов казался посимпатичнее, чем на фотографии, у него была обаятельная улыбка и убедительный голос. Пожалуй, на месте мисс Мэннинг я бы уже дала себя уговорить. Она же проигрывала соревнование с собственным изображением на афише. Выглядела постарше, хоть и пыталась скрыть это толстым слоем пудры и ярким макияжем. — Филиппа, вы режете меня без ножа, — простонал Песцов, подхватив диву под локоть. — Я компенсирую вам потерянные сборы в этом городе в трёхкратном размере, только не бросайте меня. — Хм… — прозвучало то ли задумчиво, то ли неодобрительно. Похоже, мисс Мэннинг действительно умела виртуозно владеть голосом. — И лечение Васильевой оплачу. Не целителя, разумеется, это слишком дорого. — Хм… — Филиппа, милая, что я должен сделать, чтобы вы меня простили?