– М-мм. – Я облизала палец, который нечаянно обмакнулся в соус. – Нет. А почему ты об этом спрашиваешь? – Просто так. – Просто так ничего не бывает. Эва тряхнула волосами. – Ну… – протянула она обиженно. – Просто так уже спросить нельзя? – Как хочешь, – я испытала раздражение на сестру. Если она собралась играть в молчанку – это ее дело. Как сказал мне Денис: «Не вздумай плясать около нее. Она того не заслуживает…» – Курица уже готова? – Почти. Пойду принесу тарелки. Тарелки стояли в шкафу, который находился в маленьком коридорчике-аппендиксе. Мне не хотелось ставить перед Эвой тарелки, которые были на даче в повседневном обиходе – с отбитыми краями и с трещинами. Я собиралась поставить на стол остатки родительского сервиза – семейную реликвию. Когда я вернулась с тарелками в руках, Эва стояла у окна и смотрела на куст сирени. – Наша сирень, – прошептала она, кивая на куст. – Помнишь – мы его сажали, когда были маленькими? – Помню, мы еще измазались в грязи наши фиолетовые плащики. – Где они сейчас? – прошептала Эва. Я посмотрела на нее с удивлением. – Наверное, где-то на чердаке. Мама складывала туда нашу старую одежду стопками. Во всяком случае, я ничего не выкидывала. Я поставила тарелки на стол. – Садись ближе к столу. Сейчас будем есть. – И сервиз этот я помню. Мы ели с этих тарелок по выходным. – Хорошо, что ты ничего не забыла. Вот только позвонить или приехать тебе было недосуг… – И здесь я осеклась. Эва смотрела на меня глазами, полными слез. – Прошу тебя. – Она прижала руки к груди. – Не надо. Умоляю! – Не буду. – Я закусила губу. Черт! Сорвалась. Ведь проводила же я накануне ее приезда сама себе строгий инструктаж: не высказывать никаких претензий, разговаривать ровным спокойным тоном и делать вид, что не было этих шести лет разлуки. И вообще – ничего не было. Если это только было возможно… Как оказалось – нет. – Прости, – выдавила я. Эва сделала вид, что не слышит. Как я завидовала в свое время этой ее уникальной и необходимой для жизни способности пропускать ненужную информацию мимо ушей. Как я бесилась, что не была такой, как Эва – легкой, порхающей по жизни, быстро завязывающей знакомства и также быстро отсекающей их. Эва обладала талантом жить. А я – портить себе и окружающим настроение и нервы. Как говорила моя мать – стальной у тебя характер – Александра. Нужно быть гибче, уметь прощать, приспосабливаться к обстоятельствам. Как же – приспособилась! Это было мне не дано, как слепцу – зрение. С последнего места работы меня с треском выгнали. Я пошла на конфликт с одним папашей – крутым челом, поставив его сыну двойку по истории. Все вокруг уговаривали меня не делать этого – завуч, (директриса лежала в больнице), коллеги, мамина сестра тетя Люся. Только Денис поддерживал меня. – Нечего гнуться под этими холуями. – Я не из-за этого. Я из принципа. Если его сын – болван, то пусть и получает по полной. Бабки здесь не причем. – Принципиальная ты моя, – усмехнулся Денис. – Ага! Только мне от этого не легче. Предвижу я, как пить дать, проблемы. И немаленькие. – Думаешь, тот папаша подкараулит тебя и устроит темную? – Кто знает, кто знает. – Я его тогда так отметелю, – пригрозил Денис, приподнимаясь со стула. – Небо с горошинку покажется. – Сиди, – успокоила я его. – Думаю, до этого дело не дойдет. Все-таки он – человек цивилизованный… Надеюсь, – прибавила я. Папаша-бизнесмен, действительно, оказался человеком цивилизованным. Мне не устраивали темную и не подкидывали писем с угрозами. Меня просто уволили. Точнее, предложили написать заявление «по собственному желанию». Я, не долго думая, согласилась. Все равно родной коллектив с подачи вернувшейся из больницы директрисы затравит. У нее с тем папашей были тесные контакты – он давал на нужды школы какие-то деньги, и она была готова лизать ему задницу. Как оно и бывает в таких случаях. Я махнула рукой и подумала, что возьму небольшой тайм-аут, и отдохнув, с новыми силами возьмусь за поиск работы. Но, похоже, меня занесли в негласный «черный» список. В двух школах я получила немотивированный отказ, а в третьей как только услышали мою фамилию – сказали, что все места заняты и свободных вакансий в ближайшее время не предвидится. Тогда как я знала точно, что учитель истории им требуется. Но наступало лето, и я решила особо не париться, а переждать до августа, а там уже снова заняться собственным трудоустройством. – Ты меня совершенно не слышишь! – донеслось до меня. – Что? Я очнулась от своих мыслей и посмотрела на Эву. – Курицу накладывай! А не смотри вперед отсутствующим взглядом. У тебя что проблемы? Как с работой? – Никак, – призналась я. – Считай, что с некоторого времени я нахожусь в свободном плаваньи. – Кажется, в России с учительским составом проблемы, а ты – в плаваньи. Не в ногу со временем шагаешь. – Ага! Прихрамываю. Это у меня проблемы с богатыми папашами, которые хотят, чтобы я натягивала их чадам оценки. – И что? Поставила бы хорошую оценку этому оболтусу и не особо напрягалась, – снисходительно заметила Эва. – Тебя от этого убудет? – Я так не могу. Тебе какой кусок? – Все равно. Давай ножку. Но это же глупо! – До чертиков. Но – не могу. Считай это моими железобетонными принципами. – А как дела на личном фронте? У тебя все тот офицер-подводник? – Бывший спецназовец, – поправила я сестру. – Все тот же. – Не могла найти кого-нибудь получше. Здесь мое терпение лопнуло. – Давай поговорим лучше о тебе, – предложила я. – Как поживает Франсуа? Почему он не приехал с тобой? Бросил жену в положении… И тут на лице Эвы появилось то самое испуганное выражение, которое я уже видела. – Франсуа… – залепетала она. – Сейчас сидит без работы и не может приехать. – Понятно. Последствия мирового финансового кризиса, – констатировала я. – Удар по среднему классу. И как вы теперь будете справляться? – Не пропадем. Франция – не Россия и там можно жить на пособие по рождению ребенка. А потом недавно я нашла у него приличные деньги, и он сказал, что получил как дизайнер один заказ, очень выгодный, и ему выплатили аванс. Правда, я не знаю, насколько это все надежно. Но поживем – увидим. – Это радует. – Судя по твоему тону – не очень. Я с шумом отодвинула от себя пустую тарелку. – Слушай, Эва! Если ты хочешь, чтобы я скакала до потолка от твоего приезда и пускала по этому поводу сентиментальные сопли – то даже не надейся. В конце концов твое бегство свело в могилу родителей. Ты об этом когда-нибудь думала? И потом… почему ты ни разу не приехала к нам? В чем дело? – Я… я… хотела… – А тебя не пускали! Держали за руки и за ноги! Так ведь было дело или нет? – Все гораздо сложнее. – Ну конечно, – хмыкнула я. – Ты просто оправдываешь собственную подлость и трусость. И тут Эва заплакала. – Я понимаю. Во всем виновата только я. Но давай во всем разберемся потом. Не сейчас. Я прошу тебя. Она приложила руки к животу. – Ради нее. – Не буду. Это я виновата. Прости. Эва смахнула слезы и протянула мне руку. – Мир? – улыбнулась она. – Мир, – сказала я, сжимая ее пальцы. За курицей воцарилось долгожданное примирение. Эва рассказывала о Франции, о своей беременности. Я вставляла свои вопросы. За чаем позвонил Денис.