И, как бы в подтверждение моих слов, что-то оглушительно разорвалось совсем рядом с нами. Я зажала уши руками. – Я больше не могу! – прокричала я. – Тогда вставай! – заорал он мне в ухо. – И беги в лес! Или стой ближе к стенке башни! А я попробую кое-что сделать… – Я никуда не побегу… Шаповалов скатился с меня, и я встала на четвереньки. В глазах моих прыгали черные точки. – Иди к стене! – Я… не могу… – Тогда ползи! – заорал он. – Живее! Шаповалов выхватил из кармана пистолет и передернул затвор. Заткнув уши руками, я подползла к стене крепости и бессильно привалилась к ней. Автоматные очереди раздавались где-то совсем неподалеку: короткие, лающие. – Прости, Шаповалов, что я тебя втравила во все это… – Заткнись! Все внезапно стихло. И вдруг с удивительно беспощадной ясностью я поняла, что это – конец. Такой неотвратимый и будничный, какого никогда не бывает в фильмах, а бывает только в жизни. Никакого пафоса и героизма – нас просто сейчас подстрелят, как куропаток, и все… Похоже, нас окружили со всех сторон, и кольцо врагов постепенно сжимается. Мысли мои стали очень ясными, четкими, и это меня испугало. Шаповалов, бледный, со вздернутым подбородком, стоял у стены и смотрел в окошко бойницы. – Что-нибудь видишь? – Ни черта. Пуля ввинтилась в воздух и с надсадным звуком ударилась о стенку древней крепости. Каменная пыль взметнулась с пола, серое облачко повисло перед нами. Шаповалов дико заорал, выстрелил в окошко бойницы и рявкнул: – Ну, идите же, сволочи! Сюда! Пуля срикошетила, ударившись в стену, мелкие камешки, подпрыгнув в воздухе, упали у моих ног. Я провела рукой по волосам: они были густо запорошены пылью. – Помыться не успела… – сказала я. – Что? – Ничего. Это я так… сама с собой говорю. Помыть голову не успела. – А… Шаповалов все стрелял и стрелял. Пули наступавших бандитов вились вокруг нас, как осы; камни осыпались со стен крепости, подпрыгивая на полу. Одна пуля пролетела в нескольких сантиметрах от моей головы, и я инстинктивно пригнулась. Шаповалов выругался и отшвырнул пистолет. – Патронов не осталось, – процедил он сквозь зубы. – Надо было прихватить больше. Не подумал… Он сел рядом со мной, прямо в густую траву, и обнял, уткнувшись носом в мои волосы. – Ты только не бойся, – прошептал он. – А я и не боюсь. И это было почти правдой. Была только дикая, ноющая усталось и еще – полное отсутствие всяких мыслей, и желание, чтобы все поскорее закончилось – таким невыносимым было это ожидание, и звуки стрельбы, и каменная бело-серая пыль, от которой у меня першило в носу и горле, и бледное лицо Шаповалова, которому я ничем не могла помочь… – Скорей бы уж! – вырвалось у меня. Шаповалов крепко обхватил меня обеими руками. Мы замерли, боясь пошевелиться. Внезапно наступила тишина, а потом раздался гулкий грохот и эхо громом раскатилось по горам. Я уткнулась носом Шаповалову в грудь и стиснула зубы. Грохотало теперь с регулярной периодичностью. Потом что-то царапнуло меня по щеке, я невольно вскрикнула, и все закружилось, завертелось перед моими глазами… Очнулась я на белой как снег незнакомой кровати. Первым, что я увидела, было лицо Шаповалова. – Где я? – спросила я, пытаясь приподняться. – В больнице. Лежи! – Все нормально? – нахмурилась я. – Да. Мы с тобой попали в эпицентр боевой операции, едва выжили, – Шаповалов слабо улыбнулся. – Вот такие мы с тобой везучие! – Да. Это было очень странно: всю жизнь я считала себя невезучей, но упорной. Терпение и труд, как известно, все перетрут. А тут – везучесть! И впрямь повезло. «Нам повезло», – подумала я. – Кстати, тебе привет от Александра Гавриловича. Он тебя, правда, поругивает, но – умеренно… – Хорошо. А… Руслан? Что с ним? – забеспокоилась я. – Выжил. Он еще более везучий, чем мы оба, вместе взятые. Просто в рубашке родился пацан! Шаповалов встал и подошел к окну. – Знаешь, я подумал… У пацана же вообще никого нет! Родителей его убили. Деда – тоже. Может, мы возьмем его к себе? Я всегда мечтал о втором сыне… Я замерла. Было страшно даже моргнуть. – Ах да… но… у тебя же есть сын от Алены? Ваш сын… – вымолвила я наконец. – Теперь уже мой… – весело сказал Шаповалов. – Исключительно – мой! Алена написала мне, что она выходит замуж за турка и уезжает в Турцию. Она ездила отдыхать в Анталию и там с ним познакомилась. И ребенок – помеха новому семейному счастью. Так что придется тебе принимать меня к себе с двумя пацанами! Я, вообще-то, даже уже сомневаюсь, что я такой завидный жених, отличная партия! – захохотал Шаповалов. – Я – отец-одиночка с двумя детьми, какая девушка согласится выйти за меня замуж?.. А? – Я согласна, Шаповалов, конечно, если ты сделаешь мне официальное предложение! – Делаю, делаю… Еще как делаю! Могу даже встать на колени, если пожелаешь. – На колени вставать не надо, Шаповалов. Таких жертв я от тебя не требую. – Я отвернулась, почувствовав соленый привкус слез на губах. Он подошел ко мне и присел на край кровати. – Тебе все сотрудники твои буквально обзвонились. Сотовый оборвали! Спрашивают: как ты там? Кстати, Никита и Ульяна приглашают нас на свою свадьбу. Но, по-моему, у вас там еще одна свадьба наклевывается! Твой заместитель выразился – очень туманно! – что скоро у них с Ирочкой, твоей секретаршей, грядет некое знаменательное событие. Больше он ничего не сказал, как я его ни пытал. Твой зам, как я понял, любит порой напустить туман и обожает витиевато выражаться. – Да. Он такой, – улыбнулась я. – Мой зам и боевой соратник. – У меня для тебя есть еще одна хорошая новость. – Куда уж лучше! Все новости – просто замечательные! Вот только поправиться бы мне поскорее… Не торчать же здесь! А что у меня было? Ранение? – Скажешь тоже! – фыркнул Шаповалов. – Легкая царапина. А вообще, ты храбрая девочка, я тобой горжусь. – Он наклонился и поцеловал меня в губы. У меня перехватило дыхание. – Так вот, – продолжил он. – Твой ролик нашелся! – Да ну! – я присвистнула. – Он был… знаешь у кого? Ни за что не догадаешься! – У бывшего мужа твоей сестры! У Макса Генералова! Это он вел переговоры с Марком Свешниковым! – Генералов?! – я сглотнула. – Но Маша… – Не знаю, насколько серьезно твоя сестра замешана в этом, – негромко сказал Шаповалов. – Это еще будут выяснять… Факт один: она сболтнула ему о вашем ролике и о том, что вы везете его в Канны. Генералов – модный художник, он вечно тусуется с разными людьми. Он либо прихвастанул, либо просто слил кому надо эту информацию, теперь это уже в точности не выяснишь. – Почему? – спросила я, внезапно похолодев. – Потому что, говоря о Генералове, теперь можно употреблять только прошедшее время. Его зарезали в его собственной квартире, все там перевернули вверх дном… Искали ваш ролик. Генералов попридержал товар, задумал продать его подороже. Только он малость просчитался: люди, с которыми он намеревался заключить эту сделку, вообще не торгуются. Его просто убили… Вот и все… Как только эти люди узнали о том, что ты собираешься выпустить ролик, основанный на рисунках детей, проживающих в районе боевых действий, они сразу поняли, чем это чревато для них. И решили похоронить твою идею на корню. А Марк Свешников… – Шаповалов внезапно умолк. – Продолжай! – попросила я. – Он был в одной связке с Генераловым. Это Марк украл ролик. Распечатка входящих и исходящих звонков мобильного телефона Генералова доказала, что они тесно контактировали друг с другом. Кроме того, у Генералова нашли что-то вроде дневника, где он фиксировал свои переговоры со Свешниковым. Так вот… Свешников все сделал, но запаниковал и захотел, чтобы вы ничего не предпринимали. Поэтому он и нападал то на тебя, то на Гришу. Он по этому поводу даже консультировался с Генераловым! А потом между ними пробежала черная кошка. Свешников решил, что ему мало заплатили, и выразил свое недовольство Генералову. Об этом Генералов тоже пишет в своем дневнике. И Генералов решил убрать Марка. Но он и сам уже был под колпаком у бандитов… Как и ты… – Наверное, это они напали на Гришу в подворотне, когда мы выходили от Никиты и Ульяны.