— Возьми с полки пирожок, — я влил в себя вторую чашку кофе и принялся сооружать бутерброд. — Какой пирожок? — Поговорка такая. — Ох, дождешься, расскажу сестричке, чем ты здесь занимался! — пригрозила Клеопатра. — Чемодан — вокзал — Африка — сегодня же, — спокойно прокомментировал я, подчищая кусочком хлеба тарелку. — Чего сразу Африка? — Клео обиженно насупилась. — Я просто пошутила. Как все прошло? — Штатно. Так, а теперь идем ко мне, будем разбираться с итогами. Верней — разбираться буду я, а ты принеси чего-нибудь холодного. Не пить, для компресса. После того, как приказ был исполнен, первым делам я примостил на голову жменю колотого льда в полотенце, а потом открыл саквояж. — Ой… — Клеопатра уважительно потрогала пальчиком толстую пачку денег. — И откуда? Неужели… — она с притворным ужасом прижала ладони к щекам, — заработал в публичном доме? — но тут же, взглянув на меня, потупилась и повинно зачастила. — Ну прости, прости, я знаю, что несносная, но ничего не могу сделать. Расскажешь, как там все получилось? — Меньше знаешь — лучше спишь и дольше живешь. А теперь считай. Клео послушно начала выкладывать на стол новенькие германские купюры достоинством в пятьсот марок — прозванные в народе почему-то «манлихерами», французские пятидесятифранковые банкноты и даже российские сотенные, так называемые «катеринки». Денег в примерном пересчете на российские рубли оказалось около ста пятидесяти тысяч — по нынешним временам, очень большая сумма, достаточная для безбедного существования до конца своей жизни. Но почему-то вся эта куча резанной бумаги вызвала у меня только озлобление. — Саквояж разрежь на куски и выброси в воду, — приказал я Клеопатре, — деньги спрячь в наш тайник, а я до вечера отдохну. — А вечером? — Возможно вечером будет работа. — Ура! — девушка радостно вскочила, но тут же зажала себе ладошкой рот и часто кланяясь, словно китайский болванчик, тылом вперед убралась из комнаты. — Тьфу ты, первый класс вторая четверть… — я невольно улыбнулся и занялся чисткой оружия. Хотелось немного успокоится, а попутно поразмыслить над жизнь бренной. Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Опять вспомнились деньги. Ну да, вот финансов заработал и много. И какой мне от них толк? Каким образом они помогут решить мои проблемы? Правильно — никак не помогут. Твердили же тебе, что с первым же выстрелом ценность разведчика-нелегала стремительно падает к нулю? Твердили. А ты что? Твою мать, чуть ли не с первого же дня в Швейцарии принялся трупы едвал ли не штабелями складывать. Наследил уже везде где только мог. — Н-да… — я собрал кольт, вставил в него магазин и убрал в кобуру. — Разведчик из тебя, Мишаня, как из козьего гузна валторна. Ну да ладно, снявши голову по волосам не плачут. Дойчей уверенно освоили, русских тоже, а вот лягушатники пока нас прокинули. Но будем надеяться, что встреча все-таки состоится. Кто у нас там на очереди? Правильно — пиндосы. Вот только эти торгаши согласились встретиться в последний день конференции, небось для того, чтобы знать все расклады. Итак, у тебя появилась уникальная возможность провести с пользой целую неделю. Наполнил стакан виски, отхлебнул и почти сразу почувствовал, что усталость с раздражением понемногу отступают, после чего принялся изучать утреннюю прессу. Так, что тут у нас? «Династии Обреновичей прекращает свое существование. Сербский король Александр I, его жена и группа придворных убиты военными заговорщиками. Сербская ассамблея избирает королем Петра Карагеоргиевича под именем Петра I и восстанавливает конституцию 1889 года…» Н-да… вот и еще одна монетка в копилку мировой войны. Балканы, тудыть их в качель. Там сам черт ногу сломит. Ну да ладно, нас это пока не касается. Что там дальше… «В Североамериканских Соединенных Штатах, в городе Луисвилль, один из негров заявил, что люди с белым цветом кожи должны стать перед ним на колени и публично покаяться, за все годы угнетения чернокожих, в ответ возмущенные жители города, тут же на месте линчевали наглеца…» Я хмыкнул: — Что-то рановато ты дружок. Вот эдак лет через сто с копейками, совсем другое дело, и на колени станут и даже ноги будут целовать черным. Идем дальше… «Делегация Южно-Африканского союза приветствует заявление британского министра колоний Джозефа Чемберлена о необходимости примирения с бурами…». Ну-ну, глаза замыливает, сука. «Восстание в Македонии против турецкого ига…», «акты геноцида по отношению к болгарам…», «Япония направляет России дипломатическую ноту, в которой указывает на задержку вывода российских войск из Маньчжурии…» — это все понятно. А это что? «Кулуарные слухи утверждают, что в рамках мирной конференции Британия и Франция значительно продвинулись в заключении мирного договора и разделе сфер влияния в Африке…» — Твою мать!.. — зло ругнулся я. — Теперь понятно, почему лягушатники не приняли меня — не хотели злить бриттов перед заключением важного договора. Вот как-то мне кажется, что все мои усилия прямым ходом улетают кобыле в трещину. Да и хрен с вами. К черту мировые новости — от них у меня скоро несварение желудка начнется. Что тут у нас по месту творится… Ага… К счастью, никаких новостей о новой резне в городе не было. Скорее всего трупы еще не обнаружили. И это просто замечательно. — Ну, где тут колонка продаж… — я быстро перелистнул газетные листы и обрадованно прочитал. — Продается виолончель известного итальянского мастера Джакопо Торричелли! Есть! В процессе допроса Азефа выяснилось, что связь с английским резидентом поддерживалась посредством бесплатных объявлений в местной газетенке. В случае моей смерти или поимки, эсеры как раз и должны были написать о этой гребанной виолончели, что являлось сигналом об экстренной встрече. К счастью, по пути домой, я успел дать объявление в круглосуточном газетном киоске, думал на сегодня не успеют, ан нет, все оперативно сделали. — Впрочем, не факт, что сработает, Азеф мог вставить в текст какой-нибудь сигнал… — потянулся опять к бутылке, но решил, что на сегодня с виски хватит. — Впрочем, будем надеяться, что сработает… Улыбнулся сам себе, вдруг вскочил и залихватски, с притопом, исполнил частушку из книги «Четь имею», моего любимого писателя Валентина Пикуля. Мы ребята-ежики, в голенищах ножики, по две гири на весу, револьверчик впоясу. Я отчаянный родился, вся деревня за меня, вся деревня бога молит, чтоб повесили меня… Ну тут же устыдился и плюхнулся обратно в кресло. Из-за двери донесся язвительный голос Клеопатры. — С тобой все в порядке, милый? — Не совсем, — тихо буркнул я. — Но примерно в рамках моего обычного сумасшествия. Дочитал газеты и отправился прямым ходом в кровать. Неплохо выспался и проснулся ровно в семь вечера. Привел себя в порядок, вышел на веранду выкурить сигару и снова задумался над целесообразностью предстоящей операции. Мне здесь еще торчать целую неделю, а может даже больше, все бы ничего, но бритты уже знают, что я в Монтре и ни перед чем не остановятся, чтобы взять генерала Игла за кадык. Когда поймут, что не выгорело с эсерами, наймут кого-нибудь другого или даже сами устроят какую-нибудь гадость. Да, в Монтре сейчас целое столпотворение народа, но при желании найти меня не составит особого труда. То есть, сидеть тихонько на месте — не вариант, могут найти, уехать из города тоже не могу, потому что от встречи с Рузвельтом не собираюсь отказываться, значит, что? Значит можно попробовать самому атаковать бриттов, на крайний случай ликвидировать резидента, чтобы смешать планы. Конечно, смахивает на очевидную глупость, но я до сих пор живой, потому что всю свою попаданческую эпопею, как раз занимался крайним идиотизмом. — Ну и? Что будешь делать? — спросил я себя. Но ответить не успел, потому что со стороны забора донесся слегка растерянный мужской голос. — Господа, простите, я немного заплутал, не покажете, как пройти к берегу, минуя ваши владения… Голос я сразу опознал — грассирующий густой баритон мог принадлежать только Арцыбашеву. Но от этого не стало спокойней. Нашли русские — найдут и британцы. И вообще, какого черта он приперся? Ладно, посмотрим… — Убьем его? — Клео холодно усмехнулась. — Нет, ни в коем случае, — шепнул я девушке. — Впусти его, потом проведи ко мне. Я тебя подстрахую. — Как скажешь… — разочарованно хмыкнула Клео. Очень скоро снова послышался голос Арцыбашева. — Благодарю вас, мадемуазель… Пардон, но что вы делаете, зачем… Ну хорошо, хорошо, я подчиняюсь… А потом появился и он сам, держа поднятыми руки и опасливо оглядываясь на Клеопатру, которая очень грамотно конвоировала его: следуя на безопасном расстоянии и держа револьвер в согнутой руке у пояса, чтобы не смог выбить оружие. Я улыбнулся и вышел из своего укрытия. Увидев меня, Арцыбашев облегченно воскликнул. — Господи, наконец я вас нашел, ваше превосходительство! Но нет нужды держать меня на прицеле, уверяю, я прибыл с исключительно дружественными намерениями. Он попробовал опустить руки, но после того, как Клео шевельнула револьвером, тут же вздернул их обратно вверх. Вдоволь насладившись моментом, я коротко бросил. — Отставить. Клео с обворожительной улыбкой опустила оружие. — Покорнейше благодарю… — русский облегченно вздохнул, все еще косясь на Клеопатру, но уже не опасливо, а почему-то восторженно. Выглядел он, как большинство художников, массово заполонивших набережную Монтре. Свободная, заляпанная красками блуза, соломенная шляпа, длиннющий шарф и даже палитра с красками и раскладной мольберт. — Еще раз извините за вторжение, — русский офицер извиняюще улыбнулся. — Но мой визит вызван действительно чрезвычайными обстоятельствами.