Жестами она указала мне на лицо и показала в область ниже пупка. Я понял, что женщина хотела мне сказать, и вежливо поблагодарил: — Спасибо большое, мать! Лицо женщины просияло при слове «мать», даже морщины немного разгладились. Закрепляя достигнутый успех, я попросил: — Можно мне немного еды, умираю с голоду. — Лайла принесет. Женщина хотела еще что-то добавить, но грубый окрик со двора ее вспугнул, она схватила пустой поднос и кувшинчик из-под молока и вместе с девочкой быстро покинула мою темницу. Новый охранник, его вчера не было, придирчиво осмотрел мою каморку и закрыл дверь. Слышен был оправдывающийся голос женщины, говоривший, что ко мне несколько дней нельзя подпускать мужчин, и злой голос охранника, велевший ей закрыть свой рот. Голоса стихли, я остался в тишине на полчаса, пока дверь снова не открылась и девчонка Лайла, так ее звали, не передала мне небольшой сверток из ткани. Внутри был кусок конской колбасы, немного фиников и лепешки, которые мной были съедены безотлагательно. Обед и ужин снова состояли из молока и лепешки, к которым, видно, добрая женщина добавила горсть фиников. Дважды мне пришлось справлять малую нужду: проигнорировав деревянную бадью, стоявшую в углу, я сделал это над сливом в полу, смывая остатки и запах мочи пригоршней воды из ведра. А как быть, если приспичит по-серьезному? Мое эго отказывалось делать это в бадье и дышать потом этим все время. Оставалось только надеяться, что меня выведут в нормальный туалет, если я попрошу. Мои надежды на спокойную ночь не оправдались. Как только ночь вступила в свои права, вчерашняя история повторилась. Только в этот раз их было трое, и бить меня не били, потому что вчера я убедился, что сопротивление бесполезно. Меня снова привязали к крюкам, и снова трое довольных мужчин бесплатно получали от меня удовольствие, потворствуя своим инстинктам. На ум пришел анекдот-инструкция для женщин-полицейских в Англии: «Если на вас напал насильник, сделайте предупредительный выстрел в воздух. Если это не поможет, расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие». Единственным послаблением было то, что мне разрешили сходить в туалет во дворе, испугавшись моей угрозы испортить им веселье в самый неподходящий момент. В этот раз я догадался подложить под копчик спортивную кофту, и сам процесс насилия был не столь болезненным, хотя промежность отзывалась на такое мнение протестующими гневными возгласами. Один из насильников, подойдя к моему изголовью, демонстративно вытащил свой орган и жестом спросил: «Минет возможен?» Я весело осклабился, демонстрируя ровные крепкие зубы, и вытащенный орган моментально скрылся в глубине шароваров. Инструкция для женщин-полицейских была глупой, никакого удовольствия не было и в помине, была нудная неприятная боль от длительного контакта. Закусив губы, я старался не проронить ни звука, который этими идиотами был бы трактован как стон удовольствия. Насильники закончили и снова мне развязали руки, не снимая наручников. Пара новых платков полетели на топчан, ведро воды также было принесено. После их ухода я потратил полчаса, приводя себя в порядок, что было крайне тяжело делать в наручниках. Из меня вытекало мужское семя, которое я стал ненавидеть больше самого насилия. Липкое, скользкое, оно вызывало отвращение, хлюпая и заставляя меня вспоминать каждую секунду моего позора. С этим надо было кончать, нашли себе бесплатную давалку. Я попробовал расшатать штырь, забитый в стену у головы, на него не падал свет при открытой двери. Штырь не поддался, хотя, если постараться, со временем у меня может появиться шанс. С этими мыслями я еще усерднее начал его шатать и дергать. Уже ободрав ладони в кровь, почувствовал, как появилась небольшая амплитуда. На сегодня хватит, если повезет, то завтра к вечеру у меня будет оружие, и наступит мой черед насиловать этих отморозков. С этой мыслью я уснул быстро, несмотря на сильное чувство голода. Глава 15 Резня Утро было безрадостным: ни кофе тебе в постель, ни ласкового котенка, мурлыкающего рядом, ни системы вентиляции. Только лучик света, пробивающийся через маленькую отдушину, застоялый запах пота, мужских выделений и тяжелого воздуха в маленьком помещении, лишенном нормальной циркуляции. Мазь, данная мне пожилой арабкой, действительно оказалась волшебной: царапины затянулись, отек на скуле почти спал, наверное, уже приобрел фиолетовый оттенок, внизу живота также был относительный комфорт. Завтрак мне вновь принесла Лайла, умудрившись стандартный набор лепешки и молока разбавить сыром и мясом. Девушка с жалостью смотрела на меня. Видимо, во дворце только и было разговоров про оргии охранников со мной. Ничего, будет и на нашей улице праздник. Обработанные мазью ссадины на руках практически зажили, и с утра, принявшись за штырь, я явственно ощущал амплитуду этого куска железа, который должен был стать моим оружием возмездия. Удачный побег из дворца с последующим выездом из страны мне представлялся невозможным, но нанести увечья и серьёзные раны моим насильникам мне было под силу. Едва дождавшись ухода девушки, я снова принялся за штырь. Обмотав сам крюк лифчиком, чтобы не ранить руки и усилить хватку, я практически без отдыха два часа трудился над ним, расшатывая в гнезде. Чутко вслушиваясь в шум снаружи, прекращая работу при подозрительных звуках, к обеду я смог вытащить штырь, оказавшийся четырехгранным железным прутом с кольцом на верхушке. Острым его назвать было нельзя, но острие немного ссужалось и при соответствующей заточке он мог стать смертельным оружием. Я начал затачивать его о бетонный пол в самом дальнем углу от двери, куда не попадал свет. Услышав шаги, торопливо вставил его в паз на стене и лег на топчан. Лайла принесла мне обед, к которому из внутреннего кармана добавила яблоко и несколько фиников. Девушка оправдывалась, что на кухне за ее действиями следил старший охранник по двору, который только сегодня вышел на работу после недомогания. — Это очень плохой человек, он очень жестокий, сегодня может к тебе прийти, будь с ним осторожна, — девушка либо была запугана, либо охранник действительно страшен. После ее ухода я вновь принялся за заточку, острие штыря блестело, но остроты добавилось незначительно. Вспомнилось, как в детстве мы затачивали перочинные ножики на камнях, здесь же — бетон, который уступал по твердости камню. Обследовав свою камеру, я нашел камень, немного выдающийся из фундамента: поплевав на него, принялся за работу. Через час убедился, что процесс пошел быстрее. Снова послышались голоса и шаги, и я еле успел вставить штырь в свой паз на стене, как дверь открылась. Стоящий в дверном проеме человек был лет тридцати пяти, но уже с солидным брюшком. Широкое одутловатое лицо без бороды и тонкими усиками, маленькие злые глазки. Одет в белую рубашку, заправленную в черные брюки, пистолет в кобуре на поясе справа. Мои насильники все были без пистолетов, такую деталь я бы заметил. — Это тебя зовут убийцей принца? Глазки охранника буквально пожирали меня. Я забыл, что скинул с плеч кофту, когда точил свой кусок прута и сейчас стоял по стойке смирно с оголенной грудью, прикрывая спиной стену с крюком. Охранник сглотнул — такую грудь нечасто увидишь. Мне стоило усилий не прикрыться, но тогда я рисковал открыть для его обзора стену. Кто знает, какой остроты у него зрение. — Меня зовут Саша, арабы называют меня Зеноби. Насколько я знаю, принц жив и находится в больнице, — максимально нейтральным голосом отвечаю я, боясь его спровоцировать. — Ну, эта собака умирает, туда ему и дорога, он давно заслуживал смерти. — Слова охранника удивили, до сих пор о принцах здесь говорили лишь с пиететом. — А вот моего подчиненного ты покалечила зря. — Буравящим взглядом он сверлил ложбинку груди. Не дождавшись от меня ответа, араб продолжил: — За это тебе придется заплатить, я могу прийти ночью один, а могу привести всех. Что ты выбираешь? Будешь покорной и старательной? Бинго! На такое я даже не мог надеяться, заранее считая себя проигравшим в схватке с несколькими охранниками, да еще в наручниках. Пытаясь подавить охватившую меня радость, я сделал шаг к охраннику: — Вы ведете себя как истинный благородный, охранники начали с избиения, не отнеслись ко мне так человечно, как вы. Если вы будете один и не будете меня бить, я доставлю вам все удовольствия, что в моих силах. Я, нарочито медленно высунув язык, облизал свои губы, все еще распухшие и казавшиеся крупнее обычного. Наверное, это выглядело нелепо, но охранника торкнуло: враждебное выражение лица сменилось на похотливое, он протянул руку и слегка сжал сосок правой груди. — А-а-х, — пискнул я, подражая одной из звезд порнофильма. — Господин, не издевайтесь над бедной девушкой, у которой руки в наручниках. Я демонстративно поднял руки, показывая красные следы на запястьях. Одурманенный похотью взгляд охранника остановился на руках, потом снова переместился на грудь. Сжав сосок левой груди, будто для сравнения, он остался доволен, судя по выражению его лица, и со словами «я вернусь ночью» он закрыл за собой дверь. Актер из меня неплохой, роль была сыграна хорошо: мужчина видел перед собой красивую и страстную девушку, страдающую от наручников и плохого обращения. Учитывая, что он был вдвое шире меня, да еще и вооружен, может, и придет без сопровождения. С удвоенными усилиями я начал точить свой импровизированный клинок, пока Лайла не принесла мне ужин. Пока я поглощал содержимое подноса, девушка сообщила мне, что ей поручено принести мне побольше воды и чистых полотенец и помочь мне привести себя в порядок. Да уж, охранник основательно решил приготовиться к посещению, предварительно отмыв меня. Вода и полотенца лишними не будут, сегодня в камере прольется кровь. Мой штырь был заточен до приемлемой остроты, не лезвие бритвы, но проткнуть человека не составит труда. Поливая водой из ведра, Лайла сама помыла меня со спины, которая у меня уже начинала чесаться. Через десять минут девушка вернулась с видавшим виды тонким матрасом, который до этого момента мне был нужен позарез. Где-то в глубине души даже стало жалко этого старшего охраны: ему готовилась смерть или даже тяжелое увечье, а насильники, издевавшиеся надо мной двое суток, оставались безнаказанными. После ухода девушки я долго сидел на матрасе, следя, как постепенно тускнеет солнечное пятно на полу камеры. Засунув штырь под матрас, я пытался выработать сценарий нападения. Лучше всего затаиться у двери и нанести удар, как только она откроется. Но охранник мог быть не один, мог упасть наружу, привлекая внимание, мог просто не получить серьезной раны и одолеть меня. Нет, так не пойдет! Надо, чтобы он закрыл за собой дверь. На шум из камеры никто не обратит внимания, две ночи здесь шумели и орали так, что всем было ясно, что происходит. Потом его надо поймать в самый беззащитный момент, а когда такой момент? Правильно, когда мужчина снимает штаны, удерживая равновесие, да и руки заняты. Подумав, я стянул с себя спортивные брюки. Оголенная фигура женщины напрочь выбивает из мужских мозгов способность к мышлению. Снимет ли он с меня наручники, если я попрошу? Маловероятно, все-таки случай с принцем и с охранниками он не забудет, а бить штырем в наручниках очень неудобно. Я полчаса сегодня отрабатывал удары и сверху-вниз, и снизу-вверх. Без противника получалось неплохо, но как это получится с человеком, который явно не захочет дожидаться смерти? Время шло, охранника все не было, я начал беспокоиться, что появится не он, а группа вчерашних насильников. Если раньше моим желанием было только нанести увечье и убить, то сегодня, когда появилась возможность прихода одного гостя, родилась дерзкая мысль: угрожая пистолетом взять заложника, желательно самого Зияда, потребовать машину и добраться до Иорданской границы. План изобиловал массой неточностей и вероятностей, но надежда, как говорят, умирает последней. Когда я уже начал терять терпение, послышались шаги, явно принадлежавшие грузному человеку. Дверь открылась, и каморка осветилась от лед-светильника, который держал в руках мужчина. Дождавшись, когда он прикроет дверь, не говоря ни слова, я встал с топчана, с кошачьей грацией повернувшись спиной к вошедшему, взялся руками за край топчана и опустился на колени, изгибая спину и приподнимая попу. Судя по тому, как задышал охранник, поза была выбрана правильно, хотя в душе я себя ненавидел за такое унижение. Коленно-локтевая поза всегда действует на мужчин безотказна, это поза подчинения самки в животном мире, из которого мы все произошли. Запустив руки под матрас, я нащупал свое оружие, чувствуя сзади шорохи: опустив светильник на пол, охранник торопливо снимал рубашку. «Рано, еще рано, жди», — командовал я себе, судорожно сжимая рукоять штыря, на который был намотан мой лифчик, чтобы улучшить хват. Повернув голову вбок и оглянувшись назад, я встретился глазами с мужчиной: — Я готова, мой господин. — Сейчас, я иду. Шумно дыша, охранник рванул ремень, застежка, не выдержав такого грубого обращения, отлетела и жалобно зазвенела по полу. Расстегнув ширинку, мужчина начал снимать штаны, вот уже поднимает правую ногу, вытаскивая ее из брюк… «Сейчас»! Пружинисто вскочив, я в два шага покрываю расстояние между нами: услышав движение, охранник поднимает глаза в тот самый момент, когда еще на ходу, размахнувшись снизу вверх, я с силой вгоняю ему штырь в живот под левое подреберье. Застыв на минуту, смотрю в округлившиеся от удивления глаза. Чувствую теплую кровь, которая льется на руки и, доходя до локтя, каплями падает на пол. Вижу, как открывается рот, готовый крикнуть. Оставив штырь в животе, обеими липкими от крови руками зажимаю ему губы. Он теряет равновесие и заваливается на пол на правый бок, увлекая меня за собой. Его тело конвульсивно содрогается, кровь пачкает мой оголенный живот, я чувствую ее тепло в промежности. Да сколько у него крови, двадцать литров? Правой рукой он скребет по полу, пытаясь дотянуться до кобуры с пистолетом, отлетевшей при падении, левой хватает меня за горло. «Да когда же ты умрешь, тварь»? — не отрываю руки от его рта, боясь крика. Его рука, держащая меня за горло, начинает слабеть и через минуту бессильно падает. Через мои руки, закрывающие ему рот, пузырится кровавая пена, несколько раз он вдыхает сипло и надсадно, по его телу прокатывается мелкая дрожь и наконец он затихает, зрачок его левого глаза расширяется. Убедившись, что он мертв, я тяжело скатываюсь с него и попадаю в лужу крови. «Да, блядь, это же, практически, ведро!». В свете светильника кровь, разлившаяся по полу, кажется черной. В это время мои насильники обычно уходили, получив все, что хотели. Этот пришел значительно позже их, приблизительно одиннадцать часов на дворе, говорю я себе. В двенадцать все шумы и движение стихало, значит, у меня примерно час, если никому из охранников не придет в голову проведать шефа в моей каморке. Обыскиваю брюки в поисках ключа от наручников — пусто. В самый последний момент смотрю в нагрудной карман рубашки, здесь они, миленькие. Отстегнув наручники, растираю руки, наношу на них целебную мазь. Вытащив пистолет из кобуры, проверяю обойму, семнадцать патронов калибра 9мм PARA. Запасных обойм нет, да и зачем они охраннику, сторожащему дворец. Я весь в крови, на животе, на ногах, на спине, даже на лице и в волосах. Невольно обращаю взгляд на убитого: силен, ничего не скажешь. Умудрился прожить не меньше пяти минут, получив двадцать сантиметров железного прута в селезенку, а прут толщиной больше моих пальцев. Рубашкой охранника наскоро оттираю лицо и тело — только размазал все, словно боевая индейская раскраска. Надел свою спортивную форму, кроссовки. Все влажное, воняет, но я и сам не хуже воняю в данный момент. Я вытащил штырь. Пригодится, если потеряю пистолет или закончатся патроны. Осторожно открыв замок, приоткрываю дверь: в зоне видимости никого, только фонари отбрасывают тени вдалеке. Рано, еще слышны голоса на переднем дворе, я же не камикадзе идти напролом. Несколько раз мне чудились шаги в направлении своей каморки, и я вскидывал пистолет, держа дверь на прицеле. Слуховые галлюцинации. Обострившийся до невозможности слух слышал все, как мне казалось: мышь полевку, пробежавшую по траве, бесшумное скольжение змеи, выползшей на ночную охоту. Наконец все стихло, установилась тишина, прерываемая редким фырканьем лошадей в конюшне. Выключив светильник, я выскользнул в дверь. Встреться мне человек в этот момент, точно принял бы за вампира с моим измазанным лицом. Осторожно двигаюсь в направление ворот и переднего двора, держась в тени. Уже обходя дворец, я заметил приоткрытую дверь, через которую меня вводили в прошлый раз. Сумасшедшая мысль закралась в голову: оторвать яйца Зияду. Секунду поколебавшись, я продолжил путь, риск слишком велик. К тому же охранник у двери в его комнату был профессионалом, в отличие от дилетантов, насиловавших меня. Вспомнив о них, я заскрежетал зубами. Вот кого точно не пощажу, если встречу, даже не сумели дать девушке удовольствие! Что-что, а с черным юмором у меня и прежде все было в порядке. Обойдя дворец, переходя от пальмы к пальме, я благополучно добрался до ворот, где понял, что судьбой мне приготовлено очередное препятствие. Домик охраны был довольно большой, ворота примыкали к нему вплотную. Речи о том, чтобы перелезть через забор, просто не было. Забор Абдель-Азизовского дома был просто палисадником в сравнении с этим. Два окна в домике освещены. Подкравшись, я осторожно заглянул: пятеро, трое из которых отдыхают, двое рубятся в нарды. Мне показалось, что послышался посторонний звук с улицы, но прислушавшись, я ничего больше не услышал. Осторожно оттянув затвор, я убедился, что патрон в патроннике. Приходилось пару раз в жизни бывать в тире, но глок в руках держал впервые. Сердце гулко стучало, мне оставалось открыть дверь и перестрелять всех пятерых, если успею. И хотя трое из них были моими насильниками, я колебался. Это только говорят, что трудно убить первого, потом все легче. Я легко убил первого, меня даже не вырвало, хотя я измазался его кровью с ног до головы. Снова послышался тихий звук с улицы, словно кто-то тронул ветки. «Наверное, зверь», — решил я и, глубоко вздохнув, заскочил в комнату, держа всех на прицеле. Ошеломление на мужчин, когда в комнату ворвалась вооружённая пистолетом женщина, я буду помнить до конца своей жизни. Сигарета выпала изо рта игрока, сидевшего лицом ко мне и, упав на столешницу, продолжила тлеть. Сидевший спиной застыл, полуобернувшись, в глазах плескался ужас. Трое отдыхавших на кровати приподнялись и остановили движение, увидев дуло пистолета. Я не знал, что делать дальше, застать их врасплох — застал, но убивать было тяжело, тем более что ни у одного из них я пока не увидел оружия. Прошло минуты две в молчании, дальше так стоять показалось бессмысленным. — Мне нужна машина с полным баком. Потом вы свяжете друг друга, а последнего свяжу я и заберу как заложника, и тогда никто не умрет, — выдал я первое, что пришло мне в голову. Но охранник, сидевший лицом ко мне, решил иначе: из-под стола взметнулась вверх его рука, я дважды нажал на курок, увидев пистолет. Вся комната пришла в движение, сидевший опрокинулся на спину и сбил меня с ног этим трюком. Падая, я успел трижды выстрелить, брызги крови, разлетевшиеся по комнате, дали понять, что не в молоко. Я уже поднимался с четверенек, когда нарды, брошенные в меня, плашмя стукнули по голове, на секунду выбив меня из игры. — Суки! — прорычал я. — А я ведь хотел оставить вас в живых! Четвертого противника пуля встретила в упор, он остановился и, удивленно уставившись на пятно крови на груди, завалился назад. «Где пятый»? Я боялся, что он успел выскочить во двор, однако пятый оказался трусом. Забившись под кровать, он скулил, свернувшись калачиком и обнимая ноги. За шкирку я с трудом вытащил безвольное тело: это был насильник, которого я увидел, придя в себя. «Дефлоратор», — мысленно окрестил я его, рассматривая этот мешок говна, от которого пахло страхом и говном. Мокрые следы на брюках говорили, что он обмочился. «И вот это ничтожество сделало меня женщиной»? — горько подумал я, выпуская ему в область паха пулю за пулей, пока затворная рама пистолета не застыла в задержке, по причине отсутствия патронов. Мне в тот вечер повезло, это я узнал много позже. Часть охранников сопровождала принца в поездке, а оставшиеся положили на свою работу и в итоге работа положила на них… Глава 16 Сдавайтесь, вы окружены Когда пистолет прекратил стрелять, я по инерции все еще нажимал на курок, но стопорнувшая рама сигнализировала об отсутствии патронов. Но и стрелять больше было не в кого. Я подобрал пистолет охранника, пытавшегося выстрелить в меня: идиот с травматическим пистолетом своим нелепым героизмом облек и себя, и своих товарищей на смерть. Теперь, когда адреналин схлынул, меня стала бить дрожь. Шесть трупов за час! Я рискую побить все рекорды, если доживу до утра. Надо убираться отсюда. Выстрелы не могли не услышать во дворце, да и в соседних особняках богатых людей есть охрана. Меня охватила странная апатия, время замедлилось, как будто со стороны я видел везде кровь и трупы людей. Понимая, что теряю драгоценное время, я, как зачарованный, смотрел на побоище, понимая, что это не я, не Александр натворил, это кто-то другой. Да кто была эта девушка, так хладнокровно убивающая людей, не испытывающая угрызений совести, с невероятной реакцией и ускоренной регенерацией? Впервые за все это время подумалось, не стал ли я жертвой эксперимента, ведь не могла описанная колонна сменить мне пол, чтобы не смел больше мочиться ни на что выше земли. Вой полицейской сирены пропорол тишину и становился громче. Сомнений нет, едут целенаправленно, на выстрелы, едут сюда. Домик охраны был устроен так, что одна дверь вела во двор, вторая — на улицу. Вот и закончилась моя эпопея, а странное спокойствие, овладевшее мной, не отпускало. Не могу я больше бежать и спасать свою жизнь, как бы ни старался, не могу разорвать этой круг. Каждая попытка освобождения лишь глубже засасывает. Разглядывая травматический пистолет, я вспомнил фильм с Дугласом, где доведенный до отчаяния главный герой в финале стреляет из водяного пистолета, вынуждая полицейского открыть огонь на поражение. Вой сирены стал невыносимо громким, раздался визг резкого торможения у ворот дворца. Мой выход! Открываю вторую дверь и шагаю на освещенную площадке перед домом: в пяти метрах полицейская машина. Два полицейских, увидев оружие в моей опущенной руке, прячутся за дверьми, громко требуя бросить пистолет. Я стою, все пространство вокруг меня — мое, я слышу, как щелкают затворы, ощущаю испуганное дыхание полицейских, продолжающих орать о сдаче в плен. Синхронно они выныривают из-за дверей. Держа меня на мушке, расходятся в стороны от машины мелкими шажками, стараясь уменьшить возможный сектор моей стрельбы. Я стою, и вязкое липкое время замерло вместе со мной. Я вижу, как гримасы искажают их лица, они боятся, а я не боюсь. Здесь закончен мой путь. Мышцы руки напрягаются, я меняюсь в лице, приняв решение: через секунду я открою огонь. Даже с моей реакцией у меня нет шансов. Мне еще надо вскинуть руку, а полицейские держат меня на прицеле, патроны в патронниках, часть спускового крючка оттянута назад, выбирая свободный ход. Я смотрю в их лица, улыбаясь: теперь и они поняли — поняли, что перед ними смертник. Гримаса отчаяния искажает лицо полицейского слева. Ему никогда не приходилось убивать людей, тем более молодую девушку. Закрыв глаза, я резко вскидываю руку.