— Я спал с тобой в одной кровати, а ты профессиональный убийца. Почему ты не убила меня? Этот вопрос донимал меня самого, почему я не предпринял попытки убить его? Может, вино и ситуация с оргазмом, доставленным мне принцем, затуманила мне мозг. — На тот момент у меня не было причин убивать тебя, ты не сделал мне ничего плохого, — отвечая, я понял, что это была правда. — Утром ты меня избил абсолютно без причины, поэтому второй раз не ложись со мной в кровать, не проснешься, — зло добавил я. — Ты последняя женщина в мире, с которой у меня есть желание спать, — съязвил принц, поднимаясь. — Ты намекаешь на свою несостоятельность как мужчины? — Мой ответ не уступал по язвительности. Глазки Зияда вспыхнули огнем. — Секса я тебе обещаю с избытком! — Отвернувшись от меня он крикнул охраннику: — В багажник ее! Охранник торопливо зашагал ко мне, повозившись, распутал узел. Приятными пощипыванием отозвались плечи и руки, когда освободились от пут и приняли естественное положение. Грубо ухватив меня за шиворот, меня поволокли к машине: снова завязали руки, но уже спереди, и затолкали в багажник. Не церемонясь, охранник прошелся по моим ягодицам, умудрившись пролезть в промежность, пока располагал меня в багажнике машины. Ничего, кроме брезгливости, это не вызвало. Повернув голову, я поинтересовался: — Понравилось? Он молча захлопнул дверь, оставив меня в темноте. Лежать пришлось долго, у меня успело затечь все тело. Послышался шум второй машины. Минут через десять моя дверь открылась, меня осветил лучик фонаря. — Обязательно было в багажник? Она же связана. Этот голос я узнал бы из тысячи. Бадр! Дверь снова захлопнулась. Прислушавшись, можно было различить голоса Зияда и Бадра. Бадр уговаривал оставить меня здесь до выздоровления Абдель-Азиза, принц же, пользуясь правом сильного, пресек все его попытки, заявив, что никто, лучше него, не посторожит эту сучку до выздоровления его дорогого брата. Голоса стихли, снова потянулось ожидание, все попытки найти удобную позу не увенчались успехом, таковой просто не было в ограниченном пространстве со связанными руками. Когда я уже потерял всякую надежду, что сегодня мы двинемся в путь, снова послышались голоса. Открылись двери, и машина мягко вздрогнула под тяжесть нескольких тел, севших в нее. — Поехали, — услышал я голос Зияда и внедорожник мягко тронулся. Ехали мы долго, потом была остановка. Снова хлопнули двери и наступила тишина. Когда пассажиры снова сели в машину, подо мной была лужа: выпитая вода просилась наружу, попросить выпустить меня было не у кого. Я со спокойной совестью, умудрившись, будучи свернутым калачиком, стащить с себя спортивные брюки, справил малую нужду. Надо же оставить память Зияду. Конечно, это было негигиенично. Часть моей мочи забрызгала мне внутреннюю поверхность бедер, но это была самая малая проблема на этот момент. Машина снова остановилась, мотор заглушили, захлопали двери, и через минуту открылась дверь багажника. Охранник в темноте нашарил меня и рывком выдернул наружу, дав мне упасть на землю. Это уже становилось дежавю: также меня вытаскивали из вертолета. Двор был освещен, я узнал это место, куда меня привозили в прошлый раз. Без труда узнал и помещение, куда меня вели, поддерживая с двух сторон, охранники. Снова заскрипели петли, не развязывая рук, меня швырнули в темень: удалось не удариться о топчан, но об бетон приложился. «Ублюдки, руки развяжите!» — прокричал я в сторону двери, но молчание было ответом. Негромко переговариваясь, голоса замолкли вдали. Голод, постоянный спутник моего повышенного метаболизма, посылал отчаянные сигналы в мозг. Неужели меня оставят до утра без еды и со связанными руками? Даже для Ближнего Востока это перебор. Минут через десять послышались голоса, проскрежетал ключ в замке, в лицо ударил свет фонаря. — Раздевайся, будем мыться. Голос был незнакомым. Прищуриваясь, старясь не смотреть на фонарик, я заметил, что незнакомый мне мужчина в форме охранника держит в руках пожарный шланг с большой ручкой-краном. Мне что, решили устроить помывку, как в тюрьме? Вслух я зло ответил: — Дебил, как я сниму одежду, если у меня связаны руки? Мужчина подсветил фонарем и, убедившись в моей правоте, крикнул, обращаясь в темноту: — Зейнали, развяжи ей руки. На окрик прибежал молодой подросток лет четырнадцати в короткой безрукавке. Боязливо переступив порог, он минут пять возился с узлами, периодически помогая себе зубами. Наконец он распутал последний узел и выскочил из моей темницы, чуть не сбив с ног мужчину со шлангом. Я стал усиленно растирать запястья, пытаясь восстановить кровоснабжение в онемевших руках. — Снимай одежду, мне некогда. Мужчина нетерпеливо повел наконечником пожарного шланга. Теперь, при открытой двери, в комнату попадал свет с освещенного двора, и я мог разглядеть говорившего. Это был грузный мужчина лет сорока, одетый в комбинезон на лямках, запачканный землей. Черты лица были видны плохо, но усики я все же заметил. Понимая, что от помывки мне не отделаться, я аккуратно снял кофту, затем, полуобернувшись боком, стянул бриджи. Оглядевшись и не найдя, куда повесить вещи, положил их на топчан, на самый дальний край. — Снимай дальше, сука, — он уже высказывал явные признаки нетерпения, грозя начать водные процедуры немедленно. Рассудив, что при желании меня разденут насильно, заведя руку за спину, с третьей попытки я расстегнул лифчик и снял трусики, которые присоединились к остальной одежде. Струя воды ударила абсолютно неожиданно и без предупреждения: меня отбросило назад к стене камеры и больно приложило головой. Хлесткие струи под большим напором лишали воли, мешали дышать, стегали по телу. Этот садист норовил попасть по самым чувствительным местам. То отдаляясь, то приближаясь ко мне, он регулировал силу водяного потока. Мне было трудно дышать, вода лезла в рот, в нос, больно била по груди, сбивая и без того беспорядочное дыхание. Все прекратилось внезапно. Я медленно стал подниматься с пола, абсолютно не стесняясь своей наготы. В момент, когда я почти стал на ноги, новая струя опрокинула меня на спину, я не успел сгруппироваться, и обжигающе холодная плетка прошлась по животу и зоне бикини, вырвав из моей глотки крики боли и отчаяния. Перекатившись на бок, я свернулся калачиком спиной к мучителю, подтянув ноги к животу и прикрывая голову руками. Вода больно била по спине и ягодицам, но такую экзекуцию еще можно было терпеть. Понял это и мой садист, который, прекратив поливать меня водой, скомандовал: — Поднимайся! Я молча продолжал лежать на полу, дрожа от холода. Сильный удар ногой в район копчика отозвался дикой болью по позвоночнику, инстинктивно заставив меня раскрыться, обеими руками хватаясь за пятую точку. Поток воды обрушился снова, прошёлся по груди, попытался остановиться в районе лобка: превозмогая адскую боль в копчике, я закрылся ногами, дополнительно защищаясь руками. Мой мучитель перенес струю на лицо. Я одной рукой пытался защититься, но получалось плохо, перевернулся на живот и сразу получил сильный пинок по ребрам. Теперь мне было наплевать на все. Многие мужчины не представляют угрозы, исходящей от доведенной до отчаяния женщины. Словно сжатая пружина, я взлетел и, оборачиваясь, перехватил шланг из рук насильника. Мужчина, не ожидавший такого развития событий, растерялся на секунду, которой мне хватило, чтобы вцепиться растопыренными пальцами ему в лицо. Большой палец попал на глазное яблоко. Я с дикой яростью надавил из-за всех сил, чувствуя, как с чавканьем погружаюсь, по ощущениям, в теплую сметану. Крик обезумевшего от боли человека, наверное, можно было слышать за километр. Выпущенный из рук шланг, метался по полу, стреляя во все стороны водой, несколько раз больно ударив меня по ногам и раз умудрившись сильно приложить по спине. Прижимая руки к глазам, садист рванулся на выход, но, ударившись о косяк двери, опрокинулся навзничь. Его движение назад встретил железный наконечник шланга, с глухим стуком встретившийся с виском мужчины. В этот момент в камеру ворвались двое мужчин, один из которых ударом ноги откинул меня к стене, второй же после пары неудачных попыток умудрился схватить шланг и закрыть вентиль. На шум прибежали еще пара человек, послышался голос Зияда, и он собственной персоной появился на пороге, требуя побольше света. Комната осветилась светом нескольких светильников: картина, представшая перед собравшимися, была нелицеприятной. Со слабым журчанием вода стекала в слив в углу комнаты, не замеченный мной ранее. Кровь с виска лежащего на спине мужчины капала крупными капельками, смешиваясь с водой, плыла, расплываясь красными разводами. Я сидел безвольно, скорее, полулежал у дальней от входа стены, с не в силах прикрыть наготу, с широко раскинутыми ногами. Один из охранников пощупал пульс у лежащего на полу. Обернувшись к Зияду, отрицательно покачал головой. — Субхану Аллах, что ты за человек?! — фальцетом воскликнул принц, воздевая руки к небу. Вода стекала с моих волос, дыхание было сбито, грудь вздымалась, как после марафона. После событий нескольких последних дней я изменился, стал фаталистом, мне было глубоко наплевать, что я лежу, выставив на обозрение все свои прелести, мне было плевать на труп мужчины рядом, мне уже было плевать на свою жизнь. Собравшись силами, я прохрипел, обводя всех присутствующих указательным пальцем: — Все, кто до меня дотронутся, умрут, как и он! Я убью вас всех! И столько тихой ярости было в моем голосе, что Зияд вздрогнул и инстинктивно отступил на шаг. — Свяжите ее, свяжите крепко! Сразу трое мужчин бросилось на меня, придавливая меня к полу. Через минуту мне спеленали руки и ноги и, отвесив несколько зуботычин, отступили. Зияд о чем-то пошептался снаружи с охранниками и заглянул в комнату. — Я думаю, твоя агрессия связана с неудовлетворенностью и, как радушный хозяин, не могу не пойти навстречу твоим желаниям. Желаю тебе получить максимум удовольствия, с твоей страстной натурой это будет легко. С этим слова он исчез с дверного проема, а в комнату один за другим вошли еще двое мужчин, не считая трех уже находившихся. Смысл сказанного Зиядом и намерения мужчин были ясны: то, чего я так успешно избегал эти пять месяцев, должно было случиться прямо сейчас. «Не может везти вечно, — подумал я, наблюдая, как первый мужчина расстёгивает ширинку, — сколько веревочке не виться, все равно приходит конец». Дверь закрылась, свет светильника, установленного на полу, освещал голую девушку, связанную и лежащую на полу, и силуэты пятерых мужчин. Глава 14 Насилие Связанный по рукам и ногам, я лежал на мокром бетонном полу, наблюдая за мужчинами. Один из тех, кто помоложе, вышел и вернулся через минут десять, неся в руках кувалду и штырь. Несколькими сильными ударами он вогнал штырь в стену напротив головного конца топчана, подергал рукой и остался доволен результатом. Меня подхватили и положили на топчан: один из мужчин, пропустив веревку между связанными руками, зафиксировал узел и, вновь пропустив веревку через кольцо вбитого в стену штыря, максимально натянул конец, заставив меня вывернуть руки над головой, словно в исторических фильмах про подвешивание на дыбу. Все это происходило молча, только горящие глаза мужчин непрерывно сверлили мое тело в предвкушении наслаждения. Понимая, что шансов против пяти мужчин, тем более будучи связанным, у меня нет, я молча смотрел, как медленно разделись двое. Веревку на ногах разрезали. Почувствовав свободу, я заехал ногой в одного, удар получился смазанным. Двое остальных с силой развели мои ноги, выставляя на обозрение святая святых. Какие бы сильные ноги у меня ни были, после минутной попытки брыкаться и освободиться я понял бесполезность своих попыток: держали крепко, словно в тисках. Устав сопротивляться, я начал матюгаться, перемежая английские, арабские и русские слова. Мужчина, лица которого мне не было видно, решил заткнуть мне рот своим: крепко сжав губы, я отчаянно уклонялся от его лобызаний, пока ему это не надоело. Мужчина зажал мне ноздри рукой. Продержавшись меньше полминуты, я открыл рот, чтобы вдохнуть. Он воспользовался этим, и его язык нагло и по-хозяйски вторгся в мой рот. Охваченный похотью, он не понял, что совершает ошибку. Сквозь тошноту от чужого неприятного запаха, подавляя рвоту, рвущуюся наружу, я схватил зубами чужой склизкий язык, сдавливая и прокусывая. Теплая солоноватая кровь попала мне в рот: мужчина отчаянно замычал, сопровождая мычание беспорядочными ударами. Его подельники обрушили на меня град ударов по всему телу, больше всего доставалось по голове. Сквозь взрывы боли, чувствуя, что мне продержаться осталось еще пару секунд, я сделал титаническое усилие и прокусил чужой язык насквозь. С диким ревом от меня отлетел мой неудавшийся любовник, закрывая рот руками, сильный удар по челюсти выбил кончик чужого языка из моего рта, выключая мое сознание. Первое, что я услышал, придя в сознание, было мерное поскрипывание: вторым пришло осознание инородного тела между ног, вызывавшее неприятное воспоминание о клизме, которую мне делали в седьмом классе после отравления в больнице. С трудом разлепив глаза, я увидел лицо насильника, методично вбивающего свой орган в меня: вспотевшее лицо было раскрасневшимся, на кончике носа повисла капля пота, которая, качнувшись в такт очередному движению, сорвалась и попала мне на губу. Боли внизу живота не было, было очень неприятное ощущение трения, которое вызывало зуд. «Доигрался, Александр, теперь тебя имеют, как последнюю шлюху», — мысль билась в голове. Придавленный большим мужским телом, с руками, вывернутыми за голову, и с ногами в тисках, у меня не было ни малейшего шанса не то что освободиться, но даже пошевелиться. Горела челюсть с левой стороны, куда пришелся удар, во рту была спекшаяся кровь, мешавшая дышать. Движение насильника ускорились, он задышал быстрее и глубже и с утробным рыком застыл в последнем рывке, словно намеревался проткнуть меня насквозь. Вопреки расхожему мнению эротических романов, абсолютно ничего внутри при его оргазме я не почувствовал. Тяжело дыша, мужчина слез с меня, в этот момент я увидел, что моя правая нога также притянута к крюку в стену почти под углом девяноста градусов, левую контролировали человеческие руки. Я напоминал бабочку, пришпиленную булавками в ряде экспонатов, что были в нашем классе биологии. Второй насильник занял место надо мной и процесс повторился с той лишь разницей, что ему хватило буквально пары минут. На третьего насильника я даже не стал смотреть: отвернув голову налево, смотрел на светильник: от яркого света в глазах играли блики, напоминая солнечные зайчики на воде, навевая воспоминания. Это было в одиннадцатом классе: дружной компанией из пяти одноклассников и троих одноклассниц мы поехали на природу, на речку. Это была небольшая речка Пахра, куда Сергей ездил с отцом на рыбалку. Его рассказы настолько нас увлекли, что, заготовив удочки и провиант, мы стали искать подружек, чтобы скрасить досуг. Наташа и Вера были в восторге от идеи, не отличаясь высокими моральными устоями, всегда были готовы выпить и позажигаться. Больше никто не соглашался, пока сама Наташа не предложила девушку из параллельного класса по имени Алла. Алла была тихой, застенчивой, безумно любила природу, состояла во всех биологических и зоологических кружках. Обещаниями показать ей красивую природу, рыбалку, соприкоснуться с естественной средой обитания мотыльков и бабочек, ее склонили к выезду. Когда мы на двух машинах заехали за ней (Алла жила в районе Мамоново в частном секторе), провожать ее вышла бабушка, седая живая старушка с голубыми глазами. Бабушка долго выговаривала внучке быть максимально осторожной, не лезть в воду и не трогать руками незнакомых насекомых и прочих зверушек. Девушка терпеливо слушала, кивала головой, сдерживая нетерпение. Это потом мы узнали, что ее растила бабушка одна, когда ее дочь оставила новорожденную девочку и укатила с очередным хахалем. Вначале все шло прилично, мы ловили рыбу, девочки гуляли по берегу, собирали цветы. Гонялись за бабочками, визжа от восторга. Сварили уху, Сергей, мотивируя, что все рыбаки так делают, влил в котелок целую бутылку водки. Девушки пили вино из полторашки, припасенное все тем же Сергеем, не пила только Алла. Мы же пили водку, считая, что в десятом классе рыбалка без водки — зря потраченное время. Напившись и наевшись, все полезли купаться, переодевшись в кустах. Наташа и Вера побежали в воду, сверкая белыми ягодицами, за ними мы, с оттопыренными впереди плавками. Только Алла осталась в своей одежде, все так же собирая цветы и наблюдая за насекомыми. Наши две нимфы раззадорили пацанов, и Серега с Павликом затащили Аллу в воду прямо в одежде. Она вначале брыкалась, но потом смирилась и также весело брызгала водой. После купания Наташа с Толиком, а Вера с Сергеем ушли в ближайшую лесополосу, «просто прогуляться». Я, Виталий и Павлик остались без пары. Проследив за Аллой, что пошла выжимать вещи в кусты, мы по-индейски подкрались: девушка, раздевшись, выжимала одежду. Ее точеная фигурка была восхитительна, кто бы мог подумать, что под таким невзрачным платьем скрывается совершенство. Небольшие холмики грудей призывно покачивались в такт движения рукам, аккуратный треугольник темных волос на лобке манил взгляд. Идея принадлежала Павлику, что она специально нас дразнит и провоцирует. Они с Виталием подкрались и разложили девушку на траве: Алла сопротивлялась молча, не кричала, не звала на помощь, не ругалась. Она не плакала и не кричала, когда Павлик лишал ее девственности, что для нас оказалось неожиданностью. В выпускном классе девственность, скорее, являлась недостатком, чем достоинством в глазах молодежи. Павлика сменил Виталий, смирившаяся Алла лежала неподвижно, только из глаз катились слезы. Подходя к ней, я заметил ее взгляд, полный презрения и разочарования, и это разрешило мои сомнения. Я не стал участвовать в оргии, хотя мужское естество просто рвало ткань плавок. Позже, когда я сидел на берегу речки и бросал камешки в воду, ко мне подошла заплаканная Алла и спросила, почему я отказался. Потому что я не насильник, был мой ответ. Не насильник, согласилась она тогда, но и не герой. Свет солнца давал блики на поверхности воды, когда насиловали Аллу, свет светильника бликовал в комнате, когда насилуют меня. Теперь надо мной трудился уже самый молодой, тот самый, что бегал за кувалдой и штырем. Не успев взобраться на меня, парень разрядился под громкое ржание товарищей. Однако это его не остановило и с раскрасневшимся лицом он принялся за работу, теперь уже доставляя боль от истерзанных тканей моего организма. Боль нарастала, заставляя меня молиться про себя, чтобы быстрее все это кончилось. Мужика с откушенным языком в комнате не было, этот последний, если судьба не готовит мне сюрпризы. Желая быстрее закончить весь этот унизительный и болезненный процесс, я сделал тазом несколько движений навстречу, встреченные одобрительными выкриками: — Сучке нравится, давай, малыш, заставь ее кричать от страсти. Ободренный такими выкриками, парень замолотил как отбойный молоток и через несколько секунд рухнул на меня, кончив, слюнявя мне грудь. Один из одевшихся мужчин вышел в дверь и вернулся через пару минут с полным ведром воды, которым окатил меня с ног до головы, принеся невероятное облегчение истерзанному телу. Воды стекала с меня под взглядами мужчин. Не в силах смотреть на их морды, я отвернул голову вправо, к стене. — Понравилось, сучка, нам еще немало ночей предстоит, так что привыкай. Мужчины покинули комнату, снова заскрежетал ключ в замке, оставляя меня в темноте. Неужели меня не развяжут? Я так и должен лежать в нелепой позе на спине, чувствуя, как стекает по бедрам к ягодицам липкая жидкость, не имея возможности даже помыться? Руки, вывернутые за голову, болели в суставах, из-за нарушения кровоснабжения я их почти не чувствовал. Правая нога, привязанная к стене, онемела, мышцы сводила судорога. Копчик саднил, натертый за время длительного насилия на твердом деревянном топчане. А в промежности бушевал огонь, не огонь страсти, а огонь раздражения, ссадин и спёкшихся выделений, стягивающих кожу. Крови мне не было видно, но, что она была, я не сомневался, внутри чувствовалась боль, которая бывает, когда рвешь кожу на руке, саднящая нудная боль. Минут через десять дверь снова открылась: двое насильников освободили мне руки, которые безвольно упали. Убрав остатки веревок, они надели полицейские наручники. Ногу также освободили, после чего молодой парень принес ведро с водой и кинул несколько тряпок из хлопка. Не говоря мне слова, они ушли, забрав остатки веревок и закрыв дверь за собой. Я тупо посидел на топчане, растирая руки и ноги. Прихрамывая, дошел в темноте до тряпок и ведра с водой. Снова вспомнилась Алла, которая долго, почти час, терла свое тело, зайдя в реку по пояс. У меня же было всего одно ведро с водой. Первые чистые тряпки я окунал в ведро, начиная вытирать себя с лица. С левой стороны челюсти была большая отечность, вызывающая боль при прикосновении. Губы в крови, рот полон высохшей крови. Я прополоскал рот, набирая воду в ладошки, но мерзкий тухлый чужой запах исчез не полностью. Промыл нос, осторожно помыл лицо. Грудь, живот, промежность — все было в сперме, мерзкой, полузасохшей, скользкой, как сопли. Дойдя до промежности, я застонал: каждое прикосновение отдавалось болью. Засохшая корочка крови спускалась между ягодицами, сами половые губы опухли, Анджелина Джоли позавидует. — Убью, — простонал я, стараясь аккуратно помыть женское хозяйство. Тело сейчас принадлежало мне, сколько бы я ни пыжился, другого у меня нет. Вода в ведре подошла к концу, до чистоты было далеко, но относительно неплохо я смог почиститься. С трудом переставляя ноги — мешала боль внизу живота — я нашел свою спортивную форму и белье, мокрое и замызганное непонятно чем. Последними капельками воды смочил трусики и лифчик, я отжал их, насколько мог, и оделся. Лифчик одеть не удалось из-за наручников. Подумав, я отложил его на топчан. Прикосновение ткани трусиков вызывало раздражение, пришлось немного оттянуть резинку вниз. Костюм оказался мокрый и, скорее всего, грязный, надеть его не было шанса, просто накинул на плечи. Бриджи смог натянуть без проблем и осторожно попытался лечь на топчан. На спине лежать оказалось невыносимо, болел копчик и лопатки, бывшие в длительном трении с деревянной поверхностью. Лег на левый бок, лицом к двери, попытался заснуть: сквозь полудрему виделись оскаленные лица насильников, слышалось их тяжелое дыхание. У меня не было мыслей о суициде, я по-прежнему относился к женскому телу как к временному. Да, это неприятно и больно, и крайне унизительно, но Земля не перестала вращаться. Мной овладели, привязав и обездвижив, при неравенстве сил. Так можно изнасиловать кого угодно, хоть Шварценеггера, эта сторона дела меня не угнетала. Любой, самый здоровый и брутальный мужик, будучи связанным, был бы так же подвергнут насилию, без шанса на сопротивление. Меня угнетало другое: Алла, которая тогда лежала под Павликом и Виталием и беззвучно плакала, а мы все считали, что она просто ломалась. Насиловали ее привычный мир, в котором она жила, и плакала она не по своей девственности, а по миру, который ее предал. Я не заметил, как уснул, и проснулся лишь от звука открываемой двери: в дверном проеме стола девушка-подросток. Ее ноздри вдыхали непривычный для нее запах крови, пота. Мужских и женских выделений. По ее расширившимся глазам было ясно, что произошедшее здесь она поняла. На подносе лежала лепешка и стоял кувшинчик с молоком, довольствие мне резко снизили. На таком рационе я умру от голода скорей, чем мои насильники успеют насытиться мною. Девушка поставила поднос на край топчана и отступила на несколько шагов. — Принеси мне воды попить и, если можно воды, чтобы искупаться, — попросил ее. Она кивнула, закрыла за собой дверь и шаги ее растворились. Отсутствовала арабка примерно полчаса и вернулась в сопровождении женщины: кроме бутылки с водой и ведра, что я просил, женщина дала мне мазь очень густой концентрации, завернутую в вощенную бумагу. — Мажь везде, где болит, где есть раны. Это волшебное средство.