Глава 12 Идущие на смерть приветствуют тебя Основной причиной возникновения гладиаторских игр являлся заимствованный у этрусков погребальный обряд, подобный древней борьбе сумо в Японии. Потенциальные жертвы человеческих жертвоприношений — не только рабы, но и свободные — должны были с мечами в руках сражаться около могилы, и, таким образом, погибал слабый, а сильный оставался в живых, вызывая восторг присутствующих. Многие рабы добровольно старались попасть в школу гладиаторов, так как, сражаясь на арене и завоевывая любовь публики, они могли заслужить себе свободу. Нередко рабы затевали драки между собой, чтобы таким образом показать свою силу перед хозяевами. В школе гладиаторов новичков ожидали суровые тренировки, многие не справлялись с тяжёлой нагрузкой. В 105 году до н. э. гладиаторские игры вводятся в число публичных зрелищ. «Ave, Caesar, morituri te salutant», или «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя», — так переводилась единственная фраза, которую я знал на латыни. И сейчас она назойливо крутилась в голове, пока я сидел на заднем сиденье внедорожника, куда меня впихнули между двумя охранниками Зияда. Бадр с принцами ехали во второй, впереди нас. Путь до дворца Абдель-Азиза занял около двадцати минут. О нашем приезде были предупреждены заранее: незнакомые охранники стояли навытяжку у поднятого шлагбаума. Мы въехали во двор и остановились у парадного подъезда. — Бой будет, когда спадет полуденная жара, пока можешь отдохнуть и привести себя в порядок. Все необходимое тебе дадут, у тебя есть полдня, чтобы восстановиться, не хочу бить слабого противника. С этими словами Абдель-Азиз ушел в дом, сопровождаемый Зиядом. Охранники и Бадр расположились в тени пальм, мне пришлось простоять на солнцепеке минут пятнадцать, прежде чем ко мне подошла незнакомая пожилая арабка в сопровождении дворецкого Фуада. Тот, не говоря ни слова, пристально посмотрел мне в глаза и неожиданно смачно плюнул мне под ноги, резко развернулся и ушел в дом. — Что я ему сделала, почему он так поступил? — спросил я. Мы не пересекались с дворецким, при встрече я уважительно здоровался с ним, помня слова Сафии. И такая неприязненная реакция, словно я увел у него жену. Арабка опасливо покосилась в сторону охранников под пальмами и убедившись, что нас не услышат и негромко сказала: — После твоего побега господин велел пороть ремнем Сафию. Девушка попала в больницу. После выздоровления ее отошлют домой, а она приходится дальней родней нашему дворецкому. И охранников на воротах уволили без жалованья, — добавила она. Воистину, я приношу людям несчастье. Хадижа убита, Сафия в больнице, кто еще из ставших мне близким не пострадал? Бадр? Ну он вроде и не близок мне, вечером меня убьют, в ином исходе боя сомневаться не приходилось. Меня, наверное, даже не похоронят, вывезут в пустыню, а через несколько дней падальщики и солнце оставят только кости на песке, которые впоследствии занесет тем же песком. Женщина, настороженно смотря на меня, повела в знакомые апартаменты, бывшие моими до побега. Я отказался от ее помощи, попросив разыскать мою спортивную форму и кроссовки, сражаться и умирать лучше в своей одежде, да и удобнее она намного. Отпустив ее и так и не догадавшись спросить имя, которое, в принципе, не понадобится, я разделся и набрал воду в джакузи. Вспомнил слова про видеонаблюдение и, лежа в воде минут десять, я показывал факи в сторону возможной камеры. Пусть и слабое, но утешение. Удивительное дело: после получасовой ванной я почувствовал приличный прилив сил. Если не считать синяков на лице и разбитых губ, ничего не напоминало о избиении. Мне прежде приходилось задумываться о двух вещах: что мне удивительно легко давались языки, я очень неплохо болтал по-арабски, английский был еще лучше, благодаря урокам Саида; вторым бонусом было реальное усиление моей выносливости и способности восстановиться. Даже во время бегства, когда меня поймали в пустыне, охранник до самого вертолета не мог отдышаться, я же восстановился через минуту. Вытеревшись насухо, я прошел в комнату и попробовал сесть на шпагат: сел так легко, что Кабаева, наверное, подавилась слюной на Рублевке. Я вспомнил некоторые странности, на которые ранее не обращал внимание: я стал лучше видеть ночью, движения руки Зияда при оплеухах мне казались немного замедленными. Вспомнив кое-что из своего мужского прошлого, я провел десятисекундный бой с тенью: готов поклясться, ранее мне не удавалась такая скорость. У меня что, ускорилась реакция и регенерация? Но я же не ящерица, чтобы так происходило? А может, я превращаюсь в Халка? Я представил себе на минуту Халка женского пола с грудями размером с автомобиль. Улыбнуло. Обед мне принесли ровно в полдень: все, что было на подносе, я смел за пару минут. Еще одна странность — такого аппетита у меня не было никогда. «Это, скорее всего, повышенный метаболизм на фоне стресса, — успокоил я себя, — вот почему меня вечно мучает чувство голода». Дверь не открывалась, тупо лежать на кровати наскучило. Скинув с себя халат, я начал разминку, затем прошел отжимания, приседания, прыжки в высоту. За этим занятием меня застала арабка, которая принесла мне мою спортивную одежду и кроссовки. Ее глаза изумленно полезли на лоб при виде голозадой девки, интенсивно занимающейся физической культурой. Я попросила ее принести мне еду через два часа, после тренировки снова появилось легкое чувство голода. — Иблис, — прошептала арабка себе под нос, закрывая дверь, и опять — это невозможно было расслышать обычному человеку, я же слышал, словно мне крикнули в ухо. Как-то на работе, бездельничая, я наткнулся на статью, где описывались скрытые резервы человека, проявляющиеся в экстремальной ситуации. Моя жизнь уже пятый месяц была сплошной экстремальной полосой выживания, вот организм и надрывался, пытаясь выжить. Я полежал около двух часов, когда женщина принесла мне поесть: на этот раз я ел спокойно, не торопясь. На мой вопрос, где хозяин дома, женщина ответила, что в кальянной со свои гостем и предупредила, что мне надо быть готовой через час-полтора. Одетый в свою постиранную спортивную форму, в кроссовках с тщательно завязанными шнурками, я ждал наступления времени выхода на ринг: появилась уверенность, что справлюсь с Абдель-Азизом играючи. Это как в один момент научиться читать циферки на экране и плавать в матрице: были тревожность, страх, неуверенность, которые в один миг сменились железной уверенностью в своих силах. Когда вслед за арабкой и охранником я вышел во двор, оба принца были на месте. Абдель-Азиз был одет в светлый спортивный костюм, на ногах мягкие мокасины. Местом для сражения выбрали лужайку перед парадным входом, зрителей добавилось: из окон первого этажа выглядывали лица, несколько слуг толпились в дверях. На небольшом столике у пальмы в дорогом, деревянном, инкрустированным камнями футляре лежали два одинаковых кинжала. — Выбирай, — царственным жестом указал мой противник. Я выбрал кинжал справа, потому что дело мое правое и бьюсь я за свою жизнь. Абдель-Азиз взял второй кинжал в руки и хищно улыбнулся. Кинжалы были красивыми, клинок сантиметров двадцать, изящно украшенная рукоятка. В этот момент я заметил, как женщина, приносившая мне еду, что-то шепчет на ухо Фуаду на ступеньках парадного входа. Фуад торопливо сбежал со ступенек и окликнул Абдель-Азиза, тот отмахнулся, мол не мешай, у меня дела. Но старый дворецкий был не из тех, кто отступает, он торопливо подошел к принцу и начал шептать на ухо. К сожалению, мне не удалось услышать их разговор, мешал возбужденный гомон людей, ожидавших схватки. Принц по ходу рассказа Фуада несколько раз глянул на меня, потом отошел в сторону и долго совещался с Зиядом. Затем Абдель-Азиз кликнул одного охранника, тот слушал обоих, кивая головой. Закончив разговор, принц вернулся ко мне: — Фуад напомнил мне, члену королевской семьи, что сражаться с безродной девкой означает запятнать репутацию королевского дома. Мой уважаемый брат, Зияд Сасави, также согласен с Фуадом и настойчиво просит меня не бросать тень на королевский дом поединком с неравной мне по происхождению безродной девкой. Но оскорбление, нанесенное мне, требует отмщения кровью, и эту священную миссию выполнит мой охранник Билал. После того, как араб закончил свою речь, раздались крики одобрения. Мое настроение стремительно ухудшилось, как только я взглянул на Билала. Молодой, примерно мой ровесник, выше меня на голову, поджарый. Даже по походке видно, что парень быстрый и опасный. Сердце упало в пятки. Абдель-Азиз — грузный и неповоротливый, а в исходе поединка с этим молодым парнем все шансы не на моей стороне. Я, конечно, понимал, что, победив Абдель-Азиза, умру, но сердце грела мысль, что успею убить или покалечить хоть одного подонка. Я оглянулся. Почти все лица выражали радость по поводу замены противника, кроме одного — моего рыцаря Бадра. Сведенные в переносице брови и сжатые губы говорили о том, что исход поединка ему ясен. Билал ушел переодеваться, я же, прислонившись к стволу пальмы, ждал: страха не было, было лишь сожаление по поводу так скоро заканчивающейся жизни. Охранник вернулся быстро, он просто снял костюм и переобулся, теперь и он был в кроссовках. Форменная светлая рубашка и светлые брюки дополняли весь его наряд. Зияд, выйдя на середину лужайки, громко и церемонно спросил у охранника, как он желает отомстить за своего господина, до первой крови или до смерти обидчика? «До смерти обидчика», — ответ Билала был заранее написан принцами. Затем плюгавый принц повторил свой вопрос мне, готова ли я признать себя побежденной при первой крови, или буду биться до смерти. И хотя в голове колотилась мысль «до первой крови», мой поганый язык выплюнул коротко: — До смерти! Зрители заулыбались: «вот тупая дура, у нее был шанс легко отделаться, сама себе смерть накликала». Не было и нет у меня шанса, ни сейчас, ни завтра. Вне зависимости от исхода боя меня убьют, и ничто мне не поможет. Единственный мой шанс — это постараться нанести рану противнику, чтобы не так обидно было умирать. Удивительное дело, когда все пути назад отрезаны, когда точно нет шанса спастись, страх исчезает, уступая место холодному расчету. Я легче этого парня, у меня меньше мышц, у меня лучше выносливость. В жарком воздухе содержание кислорода понижено, утомляемость и усталость появляются быстрее. Организм быстро перегревается. Вот почему гепарды не могут преследовать добычу на большой скорости дольше минуты: рискуют умереть от перегрева. Эти фразы всплывали в голове, словно я прокручивал монитор компьютера, читая википедию. — Вы готовы? — это Зияд обращается к нам. Он напоминает распорядителя на соревнованиях, такое же сосредоточенное лицо и нетерпение в глазах. Это понятно, не каждый день видишь бой до смерти на кинжалах. Киваю головой, нечего орать и терять энергию. Мой противник тоже подтверждает свою готовность и обращается к своему господину с длинной речью, где обещает кровью смыть оскорбление. Правда, не уточняет, чьей кровью, будем надеяться, что смоет он его своей. Билал оборачивается к своим коллегам и, размахивая руками, просит поддержки. Он что, на Олимпийских играх и собирается прыгать в высоту, как Ласицкене? Глупый ты, Билал, надо было читать «Кусок мяса», где старый боксер к концу раунда смещался в свой угол, чтобы получить на несколько секунд больше отдыха. Правда, это ему не помогло. — Начали! Голос Зияда прозвучал, как выстрел. В ту же секунду Билал устремился на меня с вытянутым в руке кинжалом. Сделав короткий шаг влево, пропускаю его. Парень тормозит и снова кидается на меня, размахивая кинжалом. Отскакиваю в сторону и назад, кинжал в моей руке висит вдоль тела, согнутая в локте рука быстро устает, пока что надо экономить силы. Несколько раз уворачиваюсь от протыкающего удара, по-прежнему не нападая. Лицо Билала выражает обескураженность, парень просто не понимает, как мне удается уходить в сторону от его ударов. Я же прекрасно вижу его движение, обращая внимание прежде всего на плечо и на ступни: эти части тела начинают движение первым, лишь потом следует движение руки. Чуть больше минуты, и дыхание Билала становится тяжелее: попробуйте подвигаться рывками в сорокоградусную жару, да еще с тяжелым кинжалом в вытянутой руке. Теперь я уже вижу, что как минимум на равных бой выдержу, могу и победить, если постараюсь. Но мне не хочется его убивать, этот парень мне не причинил вреда. В очередной раз Билал бросается в атаку: то, что его движения немного замедлились, замечают и охранники, которые наперебой кричат ему не кидаться сломя голову, беречь силы. Билал вспотел, несколько прядей волос прилипли ко лбу. Когда он в очередной раз провалился мимо меня, промахнувшись, я легонько кольнул его в бок: рубашка окрасилась кровью, появилось пятно размером с ладонь. Парень уже дышит тяжело, грудь бурно вздымается: это только в фильмах рыцари дерутся мечами по полчаса, в реальной жизни бой — это несколько ударов, или несколько минут, если один из противников очень ловкий и быстрый. — Дочь потаскухи, ты будешь драться или будешь бегать? — хрипло выкрикивает Билал, понимая, что через минуту его можно будет взять голыми руками. А вот это, парень, ты зря, ты не спал с моей матерью и не заставал ее за непотребным поведением. Я не виноват, что ты решил убить меня, чтобы потешить самолюбие хозяина, я даже готов принять твой выбор, но оскорблять мою бедную мать, которая там, далеко в России, наверное, сходит с ума — это перебор. Но я не буду кидаться на тебя сломя голову, в этот раз я играю черными фигурами. Поняв, что своими выкриками он не выведет меня из себя, Билал как бешеный кинулся на меня, тесня назад, не давая уйти в сторону. У него или открылось второе дыхание, или был бешеный выброс адреналина: пару раз лезвие просвистело в паре сантиметров от меня, один раз он даже зацепил рукав спортивной куртки, вызвав довольный рев со стороны охранников. Но любой интенсивный порыв быстро изматывает, и сейчас парень продолжал вяло махать клинком чисто волевых. Убедившись, что отступать мне практически некуда (в паре метров на стульях удобно расположились двое зрителей королевской крови), я перехватил руку Билала и воткнул ему свой кинжал в бедро. Клинок вошел до половины, мгновенно потекла кровь: крики затихли, зрители не могли поверить своим глазам. Отступающая, избегающая схватки девушка, легко перехватив руку парня, спокойно вонзила ему кинжал в бедро. — Ты сдаешься? — громко и отчётливо спросил я в наступившей тишине. «Сдаюсь», — было написано в его глазах, но услышав разъярённый крик Абдел-Азиза, требующий немедленно покончить с этой сучкой, парень дернулся вырваться. Я оттолкнул его и отскочил на шаг назад. Билал с усилием поднял кинжал и, сделав движение мне навстречу, завалился набок, окрашивая траву кровью. Секундное оцепенение прошло: разворачиваясь, я метнулся к принцам и выброшенной вперед рукой с кинжалом поймал движение начавшего подниматься со стула Абдул-Азиза. Двадцати сантиметровое отточенное лезвие по самую рукоять вошло в брюхо ненавистного мне принца, поймав его на противоходе. — Первый готов, второму приготовиться, — злобно оскалившись, успел сказать я, прежде чем небо обрушилось мне на голову и померк свет в глазах. Глава 13 Я убью вас всех Пришел я в себя все на той же лужайке у ствола пальмы, со связанными за стволом кистями: вывернутые назад руки нестерпимо болели в плечевых и локтевых суставах, голова раскалывалась. Капельки крови скатывались с головы и попадали на нос. Видимо, серьезно мне разбили голову. В данный момент мне было плевать, я убил человека, испортившего мою жизнь, по чьей вине была убита Хадижа. Удивляло одно, почему меня еще не убили, ведь за смерть принца полагалась смерть без суда и следствия. Оставалось лишь предположить, что оставили меня, не определившись, какой вид смерти будет наиболее мучительным и страшным. Только бы не сожгли, я ведь не Жанна дАрк, к лику святых меня все равно не причислят. Кровь перестала капать, высохла на переносице и губах, образуя неприятно раздражающую корочку. На улице, кроме одного охранника, наблюдавшего за мной, никого не было, обе машины также отсутствовали. Тела Абдель-Азиза также не было. «Наверное, его уже обмывают». Мне было крайне приятно вспомнить ощущение клинка в брюхе этой свиньи. И все-таки я его сделал. Жаль, что второй подонок остался безнаказанным, хотя лично мне он особых неприятностей не доставил, если не считать попытки трахнуть. Сухость во рту становилась нестерпимой, язык прилипал к небу, шершавый и опухший. Разбитые губы потрескались, вызывая нестерпимое жжение. Облизнув их сухим языком, облегчения я не почувствовал. — Дай мне воды, — попросил я охранника. Тот сделал вид, что не слышал меня. — Ты же мусульманин, как ты можешь отказать в воде человеку, разве этому учит вас религия? Человека надо ставить в противовес того, что ему особенно дорога и тогда он скорее пойдет вам навстречу. Вторая попытка была немного успешнее. Охранник нехотя поднялся, сделал несколько шагов по направлению к дому и громко позвал. На шум выглянула женщина, приносившая мне еду. Охранник повторил ей мою просьбу, и она скрылась в дверях, появившись обратно через пару минут с кувшинчиком и пиалой в руках. Давая мне отдышаться, дважды она наполняла пиалу, которую я выпил с наслаждением. Увидев, что внимание охранника отвлечено телефоном, он играл игру со стрелялками, женщина еле слышно прошептала: — Спасибо, что не убила Билала. — Поймав мой непонимающий взгляд, она добавила: — Это мой сын, единственный сын. — А где труп твоего козла-хозяина? — Он жив. Его увезли в больницу, все поехали с ним, господин Зияд тоже, они хотели вас убить прямо здесь. Бадр настоял, что это право хозяина, когда он поправится. Господин Зияд был очень недоволен, но согласился с ним, он главный охранник и доверенное лицо нашего хозяина. — Женщина, что так долго? — недовольным голосом окликнул ее охранявший меня. — У нее разбиты губы и язык, ей очень трудно пить, — испуганно отозвалась арабка. — Ну и шайтан с ней, все равно ей не жить, заканчивай. Охранник вновь погрузился в телефон. Женщина, смочив руку водой, дважды протерла мне лицо, принося облегчение разгоряченной коже. Затем снова наполнила пиалу и дала попить. — Спасибо, — теперь слова давались мне немного легче. — Как твой сын? Я не хотела его убивать. — Я знаю. И Билал знает. Его перевязали, ему лучше, он сказал, что ты великая воительница, настоящая Зеноби. С этими словами женщина покинула меня, уходя в дом. Время тянулось мучительно медленно, уже когда наступили сумерки, послышался шум машины и во двор въехал внедорожник Зияда. Минут через пять он присел передо мной на корточки: — Кто ты? Этот вопрос меня начал реально доставать. Зияд смотрел на меня опасливо, но без презрения: на Востоке умеют ценить мужество, а то, как я разделался с молодым охранником, попутно отправив в реанимацию принца, не могло не вызывать уважения, пусть и смешанного с ненавистью. — Обычная русская девушка-студентка, — ответил я устало, — но ты ведь все равно не поверишь. Зачем спрашивать в сотый раз?