Тысячи фунгусов, только что пробудившиеся ото сна, надвигались на врага. Шли в их рядах и самый маленький фунгус, и самый огромный: Коротыш и Великан. Сотни и сотни созданий, легких и проворных, как борзые собаки, ловких, как леопарды, несли в себе ярость всех ураганов, которые обрушивались на землю с тех пор, как существует ветер. Они набросились на людей с сокрушительной силой, словно вулканы, ждавшие своего часа тысячу лет и теперь извергавшие лаву. Альпийские стрелки, которых атаковали с тыла, устремились в противоположную сторону и запутались в заграждении из веревок и тростей, которое сами же построили для защиты своих позиций. Они барахтались в этой паутине, а фунгусы безжалостно с ними расправлялись и добивали раненых. Солдат таможенных войск ждала похожая участь: после рукопашного боя с толпами разъяренных чудовищ они бросились врассыпную, уронив по дороге знамя с четырьмя лавровыми венками, вышитыми золотой нитью. Фунгусы пустились за ними вдогонку и, нагоняя очередного несчастного, отрывали ему руки и ноги и швыряли вслед товарищам, бежавшим впереди. Обезумевшие от страха беглецы не сразу поняли, что направляются прямо в сторону белых валунов, где их поджидали монстры, уцелевшие от пуль. Притаившиеся за камнями фунгусы убивали солдат, как только те приближались к их валунам. Четверке счастливцев, которым удалось преодолеть засаду, грозило множество других опасностей: Пиренейские леса – владения фунгусов, а не французских солдат таможенных войск. Чудовища перевернули лафеты пулеметов и разнесли адские машины на мелкие кусочки, а потом расправились с самими пулеметчиками, засунув им в глотки металлические детали или вбив дула орудий в пищевод до самого желудка. Иных ждала еще более страшная участь, нежели мгновенная смерть: чудовища отсекали им голени и заменяли ампутированные конечности на колеса пулеметов, словно не видя различия между орудием и стрелявшим из него человеком. Фунгусы привязывали несчастных к станкам кишками других убитых солдат и сталкивали этих кентавров, сделанных из изуродованных тел и сломанных механизмов, вниз по склону в пропасть. Только зуавы оказали решительное сопротивление. Они построили плотное кольцо, словно спартанские воины, и выставили вперед штыки. В середине заграждения стоял Феро, который никак не мог понять, что происходит. Но и эти воины пали под напором драконов. Восьмиметровый фунгус в один миг разрушил строй мавров: ноги великана казались огромными осьминогами, вооруженными щупальцами. Каждый их удар выводил из строя троих или четверых: одни взлетали в воздух, другие гибли под тяжестью этих ножищ, точно раздавленные сапогом жуки. Гигант поднимал в воздух лошадей с такой же легкостью, с какой еще недавно Феро держал в руке свой лимон. Несчастных животных чудовище швыряло в пестрые ряды зуавов, опрокидывая и давя этих экзотических солдат. Иногда монстр обращал свою мощь на уцелевшие повозки, в воздух взлетали доски и ошметки конского мяса. А дальше толпа фунгусов накрыла зуавов, как пенная волна песчаный берег. Al˙lahu-àkbar![29] Правоверные мусульмане получили перед смертью последний урок: Бог, конечно, велик, но с Пиренеями тягаться Ему не под силу. В живых остался один Феро. Фунгусов, которые прочли его душу, он заинтересовал так же, как биолога – особенно ядовитая разновидность скорпионов. Убивать его они не стали, а связали по рукам и ногам своими языками и отвели к Коротышу. Маленький фунгус приблизил свою физиономию к лицу генерала, пробежал сотней пальцев по изрытому картечью лицу, засунул их кончики в его ноздри и в уши. Коротыш изучал Феро, прослушивал его, читал мысли. За спиной фунгуса раздавались последние стоны, последние предсмертные хрипы, каркающие голоса его собратьев, преследовавших последних солдат. Слышались и последние взрывы: чудовища опрометчиво побросали в огонь ящики с патронами и снарядами, и при взрывах гибли и люди, и монстры. Но никакой грохот не мог отвлечь Коротыша от его занятия. Он пристально изучал генерала своими желтыми глазами, обрамленными мясистыми веками, похожими на кожу носорога. Он изучил его всеми своими чувствами, выведывая все тайны его души. Половинка нижней челюсти Коротыша, отсеченная шальной пулей, все еще болталась у рта, словно собачий язык. Этот шматок плоти он оторвал двадцатью пальцами и заткнул им рот Феро. Тот вытаращил глаза, но не отважился выплюнуть отвратительный кляп. Коротыш приблизил свой рот к уху побежденного генерала и сказал ему только два слова. Несмотря на расстояние, разделявшее цивилизацию людей от мира фунгусов, тот прекрасно все понял: – Скоро вернусь. Некоторое время тому назад Феро утверждал, что чудовища тоже могут испытывать страх. Его слова нашли подтверждение: связанный десятками языков генерал застыл в ожидании Коротыша, и ему было страшно. Маленький фунгус оставил Феро по очень важной причине: ему не терпелось увидеть собратьев, скрывавшихся за валунами. Он потерял половину челюсти, но сберег знамя и сейчас нес его перед собой. Оставшиеся в живых фунгусы наблюдали из-за камней, как он шагает к ним навстречу и протягивает полотнище, напитанное прошлым и воспоминаниями, забрызганное кровью, покрытое множеством спор. И собратья Коротыша, испытавшие на себе пули и картечь, пережившие атаки Ордоньеса и Феро, вышли из-за валунов, окружили маленького фунгуса и знамя и, переплетя влажные пальцы-корешки, соединились в единое существо, которое вкусило и горечь потерь, и радость победы. И произнесли именно те слова, которые Коротыш так жаждал услышать: – Мы знали, что ты вернешься. Все маленькое тело Коротыша затрепетало, по нему пробежал отрадный и утешительный холодок. Но, к его великому удивлению, фунгусы сказали кое-что еще, и эти слова он вовсе не рассчитывал услышать. Это был приговор, непредвиденный и окончательный. Сжимая Коротыша в объятиях, соединяя свои чувства с его переживаниями, они произнесли фразу, которую Коротыш ждал менее всего на свете: – Ты никогда не будешь обычным фунгусом, ибо отныне ты – новый Кривой. * * * Распахнув дверь осталя, Майлис увидела невероятную картину: посередине столовой лежала огромная туша Кривого. Рот фунгуса еще дымился, точнее, из него поднимался дым от револьвера лефоше, засевшего в глотке. Хик-Хик только что сбежал, а Касиан, связанный языком Кривого и придавленный его телом, едва дышал. Труп монстра и живой человек сливались в единое существо. Касиан молотил каблуками по полу, желая привлечь ее внимание. Однако Майлис не интересовали ни человек, ни фунгус. Она явилась сюда, движимая смутной надеждой найти живым своего сына. – Альбан? – крикнула она, словно задавая вопрос самому дому. Затем еще раз, громче: – Альбан, Альбан! Никто не отзывался. – Альбан! – не желала сдаваться Майлис. Опять никакого ответа. Ничего не добившись, она оперлась руками о стол, склонила голову и в эту минуту что-то услышала. Звук был чуть слышным, но Майлис сразу его узнала: это Альбан шлепал босиком по деревянному полу. Он появился на верхней ступеньке лестницы, но не выразил никакой радости, потому что за спиной матери увидел мертвого Кривого. В тот день, когда по приказу Хик-Хика одноглазый монстр оборонял дом, он не убил ребенка. Альбан олицетворял собой третье отличие фунгусов от людей: детство. Чудовища не видели снов, не соединяли свои тела и, оторвавшись от корней, сразу же становились взрослыми, полностью готовыми к жизни. А фунгусов интересовало все, что отличало их род от рода человеческого. Кривой спрятал Альбана на верхнем этаже. С тех пор как Хик-Хик в наказание велел ему стоять у очага и размышлять о своем преступлении, глядя на тлеющие угли, мальчик спускался по лестнице и поддерживал в очаге огонь. Постепенно Альбан проникся доверием к Кривому. Ребенок, который по причине своей болезни не мог говорить по-человечески, выучил язык фунгусов. Они вели долгие беседы, обсуждая все на свете, и мальчик мог бы рассказать много интересного, но на человеческом языке он умел говорить только «Я тебя люблю». Майлис бросилась к сыну и прижала его к груди. У обоих текли слезы: Альбан оплакивал погибшего друга, Майлис же плакала от радости: сын ее был жив, – а еще от страшного предчувствия. Ей казалось, что все происходящее – вовсе не конец истории: возможно, это начало конца, конца света, конца мира людей. И в то же время она понимала: рождению нового мира сопутствует столько небывалого, что обычными чувствами этого не постичь. Конец Огюста Феро де Юбера фунгусы оставили в живых. Они решили, что правильнее всего – отправить его с посланием туда, откуда он пришел. Своим острым пальчиком Коротыш выковырял ему единственный глаз, затем аккуратнейшим образом ампутировал уши, нос и язык, а заодно кастрировал. Остальные фунгусы отрубили Феро руки по самые плечи и ноги по самые бедра. Изуродованное тело вместе с трупом последнего павшего в бою фунгуса погрузили в повозку и столкнули этот катафалк по склону в сторону Франции. Дорогу, пересекавшую долину, с французской и испанской стороны завалили большими камнями, упавшими с гор. Выполняя поставленную задачу, эти существа работали слаженно и споро: груды камней оказались выше самых высоких вершин. И когда какой-нибудь местный житель проезжал мимо гигантского заграждения, он говорил себе: «Это работа менайронов». Феро не передал людям никакого письма, он сам был посланием. К несчастью, люди ничего не поняли и лишь ужаснулись, потому что генерал был еще жив. Фунгусы аккуратно залепили травами все его раны на лице, на туловище и в промежности. И, поскольку умирать генерал не собирался, правительство решило представить живое бревно к наивысшей награде республики. Почему? Да потому, что ничего лучшего они не придумали. Последней жертвой в Первой фунгической войне стал не Феро, а градоначальник. После победы над французами фунгусы напали на Велью и не оставили камня на камне. А за дело эти твари брались с нечеловеческим усердием: они до последнего кирпичика разобрали все остали, все постройки, разрушили даже руины и руины руин, после чего ни один, даже самый дотошный археолог не осмелился бы предположить, что в этой долине обитали люди. Некоторое время спустя, когда некие обстоятельства столкнули Майлис с Коротышом, тот поведал ей подробности гибели ее отца. Градоначальник вышел из дома, желая остановить нашествие фунгусов, как во время первого нападения чудовищ во главе с Хик-Хиком. Но на этот раз фунгусы явились не для переговоров, а чтобы уничтожить все и вся. Майлис ответила, что это весьма прискорбно, тем не менее доступно ее пониманию: настоящим убийцей градоначальника были не фунгусы, а Власть, которая завладела всем его существом, подобно плющу, обвившему гнилой ствол. И монстры, умевшие считывать чувства подобно тому, как люди читают выведенные чернилами слова, поняли, что она не лжет и действительно их прощает. Вскоре после битвы с французами Коротыш отправился в дом Майлис во главе большого отряда фунгусов. На полу в столовой лежал ничком мертвый Кривой. Его перевернули на спину, и Коротыш собственноручно извлек из глотки лефоше. – Смотрите, это оружие Хик-Хика, – провозгласил маленький фунгус, держа револьвер пятнадцатью пальцами. – Я же вам говорил, что Кривого убили люди. Касиана чудовища убивать не стали. Они высвободили его из-под тела Кривого и забрали в недра Пустой горы. Этого человека, всю жизнь искавшего Власть, фунгусы превратили в самое униженное существо на земле. Раздели донага и заставили выполнять самую грязную работу, лишенную к тому же всякого смысла и абсолютно бесцельную. Лысая Гусыня с радостью присматривала за бывшим хозяином. Когда, стоя на четвереньках, Касиан драил пол, она клевала его в голову. Частенько ей удавалось тюкнуть его клювом по медной пластине, прикрывавшей рану, и тогда в стонах Касиана слышалась древняя и бессильная человеческая злоба. Каждый раз, когда новые фунгусы открывали глаза, собратья в первую очередь приводили их в недра Пустой горы взглянуть на Касиана. Там они показывали им жалкую ползующую на коленях фигуру и объясняли: – Смотрите: это – человек. * * * notes Примечания 1 Феличе Орсини (1819–1858) – итальянский анархист, изобретатель бомб, известных под его именем. Совершил покушение на французского императора Наполеона III. 2 Аллан Кардек (1804–1869) – французский философ, основатель спиритизма. 3 Фантастические существа, которые, согласно легенде, выполняют волю своего хозяина, но, вызвав их, он должен дать им задание, иначе они могут его убить. 4 Офицер произносит имена итальянских композиторов в переводе на испанский язык. 5