– Возьмите. Тот на лету схватил тарелку и умчался. – Вам нужен бокал шампанского. – Я уже пила, – обреченно сказала я. – Выпейте еще. Вам нужно расслабиться. Очередной официант материализовался из воздуха. Два бокала на трогательно-тонких ножках, наполненных шипучим напитком, стояли на подносе. – Прошу! Я покорно-обреченно взяла бокал. Вся моя злость и досада прошли, осталось чувство настороженности, и еще – ожидание. Я не знала, чего ожидать от этого человека. И мое собственное незнание странным образом волновало и будоражило меня, словно я оказалась на пороге каких-то волшебных, чудесных изменений, совсем как под Новый год, хотя я была уже взрослой девочкой и в сказки не верила. Или все-таки – в глубине души верила? Только боялась в этом признаться даже самой себе… – За вас! – Его взгляд скрестился с моим. И я поспешно отвела глаза. От глотка шампанского словно ток пробежал по телу, и я рассмеялась. – Это уже лучше. Когда вы сердитесь, вы тоже очаровательны. Но смех вам идет больше. – Вы намекаете на наше расставание в отеле? – вспыхнула я. – Бог с вами, я никогда ни на что не намекаю. Я говорю открыто и прямо. – Как же, как же! – пробормотала я. Почему мне кажется, что этот мужчина – сплошная загадка, и, сколько я ни задам ему вопросов, он не ответит правдиво ни на один. Я допила шампанское – легкое, сладкое, тающее на губах. Официант забрал у меня пустой бокал, и Андре протянул мне руку. – Ну так как же обещанный танец? – Я ничего не обещала. Танцевать я не умела. И с мужчинами раньше не танцевала. Разве можно считать танцами посиделки под Новый год в моем родном музее, когда моя начальница как-то устроила праздник и завела музыку шестидесятых-семидесятых годов, чтобы «девочки» потанцевали с «мальчиками». И пригласивший меня «мальчик», доктор искусствоведения Марычев Борис Петрович, изображал из себя искусного танцора, постоянно наступал мне на ноги и рассказывал с пришепетыванием, как он бегал на дискотеки во времена своей молодости в Нескучный сад. Пару раз я танцевала с Пашей, на 8 Марта и на Новый год. Это был шутливый вечер – дурацкая музыка и дурацкий танец с Пашей, который скорее плясал, пародируя самого себя, высоко вскидывая ноги и изображая африканскую страсть. Света Чиж умирала со смеху, налегая грудью на стол, а я хотела, чтобы поскорее закончился этот наш «номер». Никогда я не танцевала с мужчиной… в нормальной обстановке. Желая и танцевать, и одновременно – прекратить этот танец, не находиться в такой опасной, такой восхитительной близости от него. Хотелось убежать, спрятаться и вместе с тем – прижаться к нему еще крепче и почувствовать его тело. Как в ту незабываемую ночь!.. Мы оба старательно делали вид, что той ночи просто не было. Но это старание обходилось лично мне слишком дорого! Я была готова в любой момент сорваться и прильнуть к нему всем телом или обратиться к Андре на «ты» и сжать его руку… Но он танцевал не приближаясь ко мне: между нами оставалось некое расстояние, «тонкая красная линия», только наши руки крепко переплелись, и длинные пальцы Андре приятно согревали мою холодную кожу. Моя голова так сладко, так приятно кружилась, губы растягивались в невольной улыбке. Я даже не понимала: какая играет музыка – медленная или быстрая? Я только старалась попасть в такт мелодии, хотя этого от меня и не требовалось. Андре вел в танце, и мне оставалось только подчиняться и не портить игру. – Вы хорошо танцуете. – Вот уж нет, – вздохнула я. – Моя бабушка всегда жалела, что не отдала меня в детстве в школу танцев. – Вы очаровательно непосредственны. – Звучит почти как ругательство. – Наоборот. Я по-прежнему не понимала, смеется он надо мной или нет. Его губы почти касались мочки моего уха. В груди разливалась приятная сладкая тяжесть. Она бильярдным шаром ударила мне в ноги, и они неожиданно стали тяжелыми, ватными. – Может быть, закончим наш танец? – прошептала-прохрипела я. – Устали? – Нет. Но… Он отпустил меня, и я едва не упала от неожиданности, оттого, что оказалась одна – без поддержки. Рядом раздался взрыв смеха – русалочий смех Алены Сивашовой грозил накрыть меня с головой. Казалось, еще немного – и я захлебнусь в этом смехе. – Может, мы отойдем подальше? – предложила я. Алена вынырнула из-за пальмы с мужчиной лет сорока, похожим на понурого бультерьера. Она взяла его под руку и направилась к нам. – Как ты? – воскликнула она с неподдельным энтузмазмом, как будто я была главным человеком в ее жизни. Наверное, это называется «искусством светской беседы». Такой вот задорно-веселый тон, отметающий разом все переживания и печали. Человек, говорящий таким тоном, просто не имеет на них права. – Ничего. Отдыхаю. – Какое у тебя красивое ожерелье! – Да. Фамильное… Незнакомый мужчина что-то пробормотал, но слов я не разобрала. – Как я поняла, твой француз по-русски ни бум-бум? Плохо. Мужчина – красавец. – А это Майкл Стависски. Независимый финансовый консультант. Говорит по-русски, – спохватилась Алена, представляя мне своего спутника. – Очень приятно. Стависски припал к моей руку и сказал, старательно выговаривая слова, по-русски: – Вы хорошо танцевали. – Я и французский понимаю. – Очень хорошо. Русские, простите, ленивы и нелюбопытны. И к языкам, как я обратил внимание, не очень расположены. Я одно время работал в русском департамента крупного банка. Могу говорить русский и понимать. Тут уж я не вытерпела: – Не знаю, о каких русских вы говорите. Я знаю еще английский, итальянский, испанский и немецкий. – Вау! – Стависски хлопнул в ладоши. – Очень приятно. Вы работаете переводчицей? – Нет. Экспертом по искусству. – Отлично! Я перевела взгляд на Андре. Он откровенно смеялся. – Как жаль, что он ничего не понимает, – понизив голос, сказала Алена. – А ты учи языки, и будешь сама все понимать. – Не могу. Не даются они, хоть ты тресни! Сколько раз принималась учить – и ни с места. Даже на дом ко мне ходила одна училка из Британского Совета, бабки я такие ей отваливала – будь здрав! Не получилось. Наверное, у меня нет способностей к языкам. Вот тебе они легко дались? – Не знаю. Не задумывалась об этом. Меня бабушка учила. – Вот видишь. А у меня такой бабушки не было. Вся страна знала, что Алену изнасиловал в тринадцать лет ее собственный отец, а через год она сбежала из дома, из маленького городка в Зауралье, и двинулась покорять Москву. – Попробуй займись еще раз. Надо, чтобы тебе интересно было самой их учить. Не из-под палки. А самой. Но что-то мы говорим на такую тему, которая нашим мужчинам абсолютна неинтересна. И Андре к тому же ничего не понимает из нашего разговора. – А он уже «твой»? – И Алена посмотрела на меня с интересом. – Ну, это я так сказала. Для обозначения. – Что ты ломаешься? Мужик он – отпад! Или тебе еще каких-то принцев надобно? Алена отличалась повышенной бесцеремонностью, которая в московских светских кругах считается особым шиком. Сразу решить, что любимый человек – свой в доску, и навешивать на него груз своих лично-сексуальных проблем – это было в норме. Насчет этого меня просветила Света Чиж. Стоявший с умный видом Майкл Стависски заговорил с Андре по-французски, и Алена мгновенно навострила уши. – Это они нас обсуждают? – Нет. Новости спорта. – А… Представляешь? Я уже почти закадрила одного олигарха, а к нему, оказывается, внезапно подруга приехала. Моделька! Они поссорились. И вот снова помирились. Конечно, кто же с олигархом будет всерьез ссориться? Со своим куском хлеба с черной икрой? Приползла она к нему и прямо здесь сцену примирения разыграла. Швабра! А платье на ней от Диора. И бирюльки от Картье. Уж я-то в этом разбираюсь! Слушай, закурить есть? Курить хочется. Нажралась шампанского на пустой желудок, чуть ли не тошнит. – Сигарет у меня нет. – А у твоего французика? Спроси. Не убудет с него. Сигарет у Андре не оказалось. Но зато они были у Стависски. Он галантным жестом протянул Алене сигарету и щелкнул зажигалкой.