От музыки начинает болеть голова, яркий свет вызывает резь в глазах, а люди вокруг – раздражение. Сколько же их… – Аронов, стой! – Громкий голос взрезал толпу, как острый нож консервную банку. Люди расступились, пропуская голос, вернее, его обладательницу вперед. Ник-Ник скривился, похоже, предстоящая встреча ему была неприятна. А что делать мне? Не вмешиваться. Этот рецепт я придумала давным-давно: если не знаешь, что делать, лучше не делай ничего. Обладательница громкого голоса была красива; необычна, как и все, что имеет отношение к Аронову, и красива именно этой своей необычностью. Первое, что бросалось в глаза – это косички и меха. Косичек было много – длинные, черные, лоснящиеся, они выглядели пугающе живыми, равно как длинные меховые полоски-хвосты, которыми было украшено одеяние незнакомки. Короткая кожаная куртка заканчивалась где-то под грудью, а длинная юбка плотно сидела на пышных бедрах. – Здравствуй, Ник-Ник, – девушка подошла настолько близко, что я задохнулась в тягучем облаке ее духов. Плоское лицо, узкие глаза, смуглая кожа, вызывающе-алые губы и такие же ногти. Этой языческой богине регулярно приносят жертвы, смазывают свежей кровью и жиром, чтобы не гневалась. – Значит, вот чем ты занимаешься, а Ник-Ник? – Незнакомка была пьяна. Она размахивала полупустым бокалом, и длинные меховые хвосты на куртке плясали в такт движениям, казалось, будто мех жмется, ластится к телу. Казалось, будто под кожаным нарядом больше ничего нет, только кожа, горячая, пахнущая мехом, духами и потом кожа… Я ужаснулась направлению собственных мыслей, я – не лесбиянка, но эта женщина выглядела настолько первобытно-сексуальной, что самим фактом своего существования стирала грань между мужчиной и женщиной. – Прекрати. – Прекрати, – передразнила она, – только и умеешь, что запрещать, а я вот хочу и буду! Избавиться решил, да? – От тебя избавишься. Она довольно засмеялась. – Не выйдет, Аронов! – Палец с длинным алым ногтем помахал перед носом. – Не выйдет! А ты, что стала, с…ка? На мое место метишь? Я вас, бл…ей, за километр вижу… – Айша, успокойся. – Тебе надо, ты и успокаивайся! – Девушка пьяно икнула и в следующую секунду выплеснула в меня содержимое бокала. Остатки шампанского коснулись волос, оставили пару пятен на платье и пару капель на коже. Мое счастье, что в бокале почти ничего не было. Девушка, пьяно покачиваясь со стороны в сторону, ждала моей реакции и заранее улыбалась, предвкушая скандал. Черта с два. Я смахнула каплю со щеки и отвернулась. Леди Химера не станет скандалить с пьяной бродяжкой. – Ты… – В спину полетел возмущенный вопль. – Ты, с…ка! Стерва! Ты умрешь! Как все они! Не думай, что у тебя получится сбежать! Все умерли, и я умру, а потом ты! Будем вместе в земле гнить, с…ка! Так я познакомилась с Айшей. Творец Безобразная сцена с Айшей – вот говорил же, предупреждал, что ей ни в коем случае нельзя давать спиртного – не испортила вечер. Более того, Ксаночка повела себя настолько естественно, что Аронов едва не прослезился от восхищения. Не Ксаной кончено, самим собой, это ведь он разглядел истинную суть девушки, он подобрал подходящий образ, он создал Химеру… Леди, настоящая леди, холодная, гордая, недоступная. Но эта недоступность не отпугивает, а наоборот влечет. Мужчины видят вызов и принимают его. Мужчины желают обладать… Ему уже предложили десять тысяч за одну ночь, Ксане, небось, и не снилась такая популярность, но скажи ей – оскорбится. Женщины вообще странные существа – вчера она мечтала о том, чтобы хоть кто-то увидел за маской уродства женщину, а сегодня с ходу отвергла предложение видного человека, причем сделала это так легко, будто ей и без того поклонники надоели. Обманщица. Все женщины лгут и эта – не исключение. С Айшей пора что-то делать, разболталась, как сорока, еще испортит… Хотя нет, Ксана прочно сидит на крючке, она уже с головой окунулась в сладкий мираж новой жизни и добровольно его не оставит, но поговорить о случившемся следует, пусть девочка видит ситуацию его глазами, а то мало ли. Аронов вообще был человеком предусмотрительным. – Почему ты не спрашиваешь, кто эта женщина? Ксана пожала плечами, жест получился царственно-небрежным, воображение моментально дорисовало легкую шубку – белый, длинный мех, темно-лиловая атласная основа – соскальзывающую с царственных плеч. Да, надо будет поработать… Мех, скользящий вниз, ласкает тело, подчеркивая изысканную простоту платья… должно получиться… Но сначала разговор. – Ни за что не поверю, что тебе не любопытно. – Любопытно. – Тогда где вопросы? – А ответишь? – Постараюсь, – пожалуй, девочка чересчур заигралась, настоящая Ксана уже забросала бы вопросами, холодное равнодушие к произошедшему скандалу более свойственно Химере. А может и хорошо, что девочка плотно вошла в образ? – Это твоя любовница, – заявила Ксана, – вы с ней поссорились, возможно даже расстались, и она решила, что я заняла ее место. – Почти угадала. Айша – не любовница, а модель, она работает на меня, вернее, на «л’Этуаль», но это одно и то же. А ты действительно заняла ее место, вернее, займешь в скором времени, поэтому Айша и бесится. Кстати, совершенно зря, насколько знаю, у нее на данным момент несколько выгодных предложений, в накладе она не останется. – А почему ты не хочешь работать с ней? – Причин несколько. Во-первых, она неуравновешенна, ты же видела, какой скандал устроила на публике, а мне скандалы ни к чему. Во-вторых, капризна, работать не желает, постоянно какие-то условия, требования, истерики, надоела до чертиков. В-третьих… сложный момент, я постараюсь объяснить, а ты понять: красота приедается. Точнее не сама красота, а какое-либо из ее воплощений. Возьмем, к примеру, Айшу. Да, она красива, я сам создал ее, я гордился своей работой и радовался, когда другие восхищались ей, но со временем люди привыкли. Со временем любые эмоции угасают. Они еще находят Айшу красивой, но былого восторга нет, понимаешь? Эту грань красоты они рассмотрели, поняли, осознали и очень скоро научаться не замечать. Ей следует сменить место, пусть уедет из Москвы в ту же Германию – выгодное предложение, хорошие деньги, новые перспективы. А года через два вернется, и люди вновь увидят, что она красива. Пока же для нее, да и для меня, выгоднее сменить фокус, понимаешь? – Кажется, да. – Вы с ней противоположности, не полные, но частичные, как стороны равнобедренного треугольника, как отражения, она полная, пышногрудая, вызывающе-сексуальная, настоящая самка, а ты тонкая, изысканно-хрупкая и холодная. Это тоже своего рода вызов, но на другом уровне. Айша не понимает, что такая перемена необходима, вот и психует. Не обращай внимания, ты сегодня повела себя очень правильно. – Со временем они привыкнут и ко мне. – Конечно, привыкнут, но это случится еще не скоро, и потом, в отличие от Айши, ты достаточно разумна, чтобы отойти в сторону. Обещаю: к тому времени тебе будет куда отойти, мир велик, а вот настоящих красавиц в нем мало. Ксана молчала, непонятно, удалось убедить ее в своей правоте, или она просто сделала вид, что поняла и смирилась. Впрочем, какая разница, в любом случае, Ксана поступит так, как ей скажут, у нее выхода другого нет. – А как же Наоми? И другие тоже. Они годами на подиуме и по-прежнему популярны. – Не путай популярность с привычкой, помноженной на хороший менеджмент и рекламу. Людям говорят, что эти женщины красивы, и люди охотно верят. То же самое с мировыми ценностями. Все слышали про Джаконду, Венеру Милосскую и прочие прелести. Широко распространенное мнение гласит, что этими творениями можно любоваться вечно. А попробуй, повесь Джаконду в спальне, пройдет неделя, месяц и вот ты уже настолько привык к ее присутствию, что просто не замечаешь. Я не хочу, чтобы такая судьба ждала и мои творения, пусть я не Роден, не Микеланджело и даже не Суриков, но я самолюбив. – Она говорила про смерть. – Ксана коснулась неприятной темы осторожно, точно опасаясь, что нить беседы прервется и Аронов бросит ее наедине с вопросами. В принципе, Аронов так и собирался поступить. – Пустая истерика нервной дамы. Хочет тебя напугать, чтобы ты сама отказалась. – А если я напугаюсь и откажусь, что будет? – Попробуй. – Предложил Аронов. – Ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь. Только, Ксана, сначала подумай, нужно ли тебе это. Дневник одного безумца. И снова вечер. По вечерам мне особенно плохо, таблетки не помогают, и я физически чувствую, как ускользает время, минута за минутой, день за днем, вечер за вечером. Господи, на что я потратил жизнь? На пустую погоню за богатством и славой, на то, чтобы забыть свой долг перед умершими и живыми, на собственную трусость. У меня было столько возможностей рассчитаться за Августу, но я пугливо отворачивался, отговариваясь библейской фразой. Не судите и не судимы будете. И я не судил. Не судил, не упрекал, не помнил. Жил, как жилось, и даже временами был счастлив. Теперь мне нестерпимо стыдно за это счастье, ибо сама возможность испытывать радость уже была предательством по отношению к тебе. Знаю, ты бы не одобрила вечный траур, как не одобряешь, наверное, и мои нынешние действия. Но тешу себя надеждой, что когда-нибудь ты поймешь: я не могу умереть, оставив его победителем. Как просто, правда? Побеждает не тот, кто умнее, сильнее, хитрее, а тот, кто жив. В этой борьбе я заранее обречен на проигрыш, но в моих силах сделать его победу горькой. Не волнуйся, Августа, я никогда не причиню зла невиновным, я не мститель, но судья, и ищу не мести, но справедливости. Почему ты больше не снишься мне, Августа? От таблеток в голове туман, может быть, именно туман виноват в том, что сны превратились в измятые, липкие куски памяти, этакий компот из воспоминаний, эмоций и кошмаров. Я был рыбой, но тонул в вязкой воде. Я был птицей, но разбивался о твердое небо и звезды острыми шипами полосовали руки. Я был слепцом в мире без звука и глухим в царстве тьмы. Я искал тебя, Августа. Пожалуйста, вернись. Я хочу быть с тобой, скажи, пообещай, что ты ждешь меня. Именно меня, а не его, он недостоин, Августа, он предал тебя, а я… Я тоже предал. Мы все тебя предали. Мы все тебя убили. Снова руки сочатся кровью. Алые капли проступают сквозь кожу и сбиваются в маленькие темные ручьи. Это не больно, но страшно. Самое плохое, что никто, ни один человек, кроме меня, не видит ни капель, ни ручьев, ни темных язвенных провалов на моих ладонях. Это знак, знак доля меня одного. Или галлюцинации? Врач говорит, что при моей болезни возможны галлюцинации. Я не верю. Я уже никому не верю. Химера Вечер закончился не так, как хотелось бы, несмотря на разговор и уверения Ник-Ника, что все в порядке, давешняя ссора не шла из головы. Та девушка, она ведь такая красивая, неужели к ней возможно привыкнуть? А я? Что я буду делать, когда Аронов решит, что ко мне привыкли? Куда мне тогда деваться? Обратно в подземелье? Заснула я на рассвете, собственная квартира казалась склепом, а кровать – постаментом, на который гроб ставят. С учетом предсказаний Айши – сочетание очень удачное. И сны снились соответствующие. Разбудил меня Аронов, точнее даже не разбудил, а попросту вытолкал из кровати, приговаривая, что много спать – вредно, и вообще пора привыкнуть к новому ритму жизни. – Чего надо? – Я была не в том настроении, чтобы радоваться утру и хорошей погоде, а вот Ник-Ник выглядел довольным, словно Ромео, которому родители Джульетты пообещали руку дочери. Или как старый ростовщик, получивший баснословную прибыль. – Ну, милая моя, я – гений! – гордо заявил. – Никто не сомневался. – Вот именно, вот именно. Ну, чего разлеглась, вставай, пойдем знакомиться. – С кем? Энтузиазм Ник-Ника вызывал опасения и желание спрятаться куда-нибудь, чтобы избежать знакомства, правда, опыт подсказывал, что игра в прятки только разозлит Аронова. – Увидишь, давай, милая, встряхнись, сделай с собой что-нибудь, а то похожа на желе, а я обещал Химеру. – Кому обещал? – Твоему будущему партнеру. Если бы ты знала, сколько сил времени и денег я затратил на уговоры… Подъем!