Им станем точно заниматься! Коль юношей ты чтишь отца, К урокам ты его исполнен и вниманья; Коль мужем трудишься ты до поту лица, И сын твой высшего достигнуть может знанья. Фауст О, счастлив, кто еще в надежде сам, Что выплывем из моря лжи мы дружно! Чего не знаем, было б нужно нам, Того, что знаем, — нам не нужно. Но в этот дивный час не говори Мне о скорбях, которые смущают! Смотри, как там, в лучах зари, Сквозь зелень хижины мелькают. День пережит, уходит солнце дня, Спеша дарить и дале жизнью снова. О! Отчего нет крыльев у меня, Когда душа за ним лететь готова! У ног уже я вижу спящий мир В заре, сияющей вовеки, По высям блеск, в долинах кроткий мир, Ручьи как серебро бегут в златые реки. Я чувствую, тогда ущелья мрачных гор Полета гордого уже б не задержали. Уж моря теплые заливы засверкали, И изумляется мой взор. Вот божество как бы готово закатиться, Но снова пробудилась мощь, И я несусь его лучами вновь упиться, — Передо мною день, за мною ночь. Свод неба надо мной, а волны подо мной. Какой чудесный сон и сладкие усилья! Ах! Крыльям духа кто земной Придаст вещественные крылья? Но каждому дала природа, Что чувство ввысь и вдаль его стремит, Когда нам с голубого свода Песнь жаворонка зазвенит; Когда над темными лесами Орлы опять парить пошли, И над полями, озерами В отчизну тянут журавли. Вагнер Бывали у меня такие дни смятенья, Но я подобного не ощущал стремленья. Прискучит дол и лес, как с виду неказист; А птичьих крыльев мне не надо. То ль дело, как помчит духовная отрада От книги к книге и с листа на лист! Тут ночи зимние становятся светлы, Отрадный жар по членам разбежится. И ах! Как развернешь пергамент дорогой, Тебе все небо в душу тут глядится. Фауст Ты испытал стремленье лишь одно. О, никогда не знай другого! Ах! Две души вмещать мне суждено, И грудь их разобщить готова. Одной хвататься грубо суждено За этот мир, с его любовным телом; В другой же все горе вознесено Высоких праотцев к пределам. О, если есть меж небом и землей Властительные духи, — низойдите