СЛАДКИЕ ГРУШИ Вчера классная руководительница вызвала маму из-за моих опозданий и пропусков. Вечером я застал дома маму заплаканной. И всё- таки она ничего мне не сказала. Мне показалось, что она даже не решалась сказать. Молча что-то переживала своё и не смела посмотреть мне в глаза. Утром, едва взошло солнце… Хотя нет — едва Земля повернулась боком к Солнцу, бабушка с бранью и причитаниями выставила меня из дому. До начала уроков было ещё целых полтора часа. Хоть бы уж дала книги в сумке переменить. Приходить на урок что за полтора часа, что за полторы минуты — разницы нет. Ясно, что опаздывать не дело, но и являться на занятия с учебниками по вчерашнему расписанию тоже ни к чему. Тут никакой ранний приход не поможет. — Эй, Каха! — услышал я из-за ограды. Передо мной стоял сам Зура. — Ты чего напыжился, индюк? — смерил я его взглядом. Он из пятого «Б»; сидит в крайнем ряду у стенки, башка ещё у него здоровая, может, по ней его признаете. — Кто пыжится-то? Погоди, кое-что сказать тебе надо, хе-хе! — осклабился он. — Ну говори. — Вчера мы были там… — Он махнул рукой куда- то в сторону. — Где? — На краю соседнего села… — У кого? — Фамилии я не знаю… — На что мне фамилия… — Имени тоже… — Не городи чепуху. Скажи, какая у него собака? — Их собаку прошлым летом машина задавила. — Так бы и сказал, дубина! Теперь знаю, о ком толкуешь. Ну и что вы там обнаружили? — Поздние груши. Сладкие, как мёд. Весь день кружились вокруг и ничего не смогли придумать. — А ваш Джимшер что? — Я сказал ему, что Каха это дерево оберёт. — Что такое?! Ты распространяешь обо мне слухи, будто я вор! — заорал я что было сил. Вот какое у меня «везение»! — Ну что ты! Никто такого не говорит! Я только сказал, что ты ловчее… — Это другое дело! Ну, и что на это ваш гусь Джимшер ответил? — Ничего, говорит, не оберёт. — Не оберу, значит? — Да. — Знает, что я честный человек, потому так говорит, — отрезал я, хотя прекрасно понимал, что Джимшер — мой неусыпный враг. — Ваш Каха, сказал он, много о себе воображает… Ничего он не оберёт. — Значит, так?.. — Ну, не совсем так, а почти. Я стал расспрашивать, чтобы уточнить ситуацию. — Груша растёт у калитки, — сказал Зура. — Бабушка?.. — Старуха сидит на балконе и вяжет. — Что значит «старуха»! Это Джимшер научил вас так грубо говорить… — Да нет, она и вправду старая… — Преклонных лет, — поправил я и продолжал допрос: — Неужели она всё время сидит на балконе? — Мы крутились там больше двух часов, а она ни с места. — Лопухи! Трусы! Ни ума, ни смелости не хватает, чтобы помочь престарелым и немощным. — Мы туда вовсе не для помощи ходили. — Я знаю, какие вы бессовестные, ты и твои дружки! Вместо того чтобы печь на кухне сладости или идти в магазин за конфетами — словом, приятно проводить последние годы жизни, — несчастная старуха должна сидеть и караулить какую-то грушу. А всё из-за таких бесстыжих, как вы. Сиди тут и без роздыха вяжи носки. А может быть, ей на рыбалку охота пойти. — Хе-хе-хе! Старухе — и на рыбалку?! — Ты только и знаешь — лыбишься и скалишься! А мне вот известно, что она, как мальчишка, любила в детстве рыбачить. — Я чуть призадумался и решительно сказал: — С вами связываться не стоит… Я лучше грушу эту проучу! — Проучишь грушу? В первый раз такое слышу… — Если будешь хорошо себя вести, я и тебе покажу, как это делается. Вот такая у меня судьба! Сегодня хотел сесть и заниматься, что называется, не щадя живота своего, но вы же сами видите, разве я могу спокойно сидеть дома, когда знаю, что рядом, в соседней деревне, старый человек мучается из-за каких-то беспородных груш! Я готов не только обобрать это проклятое дерево, но даже вырвать его с корнем, только бы старушке не приходилось больше маяться из-за него. Такое уж у меня чуткое сердце. Разве я в этом виноват? УРОК АРИФМЕТИКИ Лали Чихладзе — наша звеньевая. Что такое девчонка, вы, конечно, знаете. Ей нет дела ни до собак, ни до кошек. Её не заботит урожай арбузов и дынь, ей будет всё равно, если старуха, сидя под грушей, свяжет не то что пару носков, а целый тулуп. Сидит себе дома, оттопырив мизинчик, и читает. — Ну что, переписала? — спрашиваю я её как-то. — Погоди… — Она отталкивает меня локтем. — Скорее, с минуты на минуту учитель войдёт в класс. — Погоди. Ведь пишу я, а не ты. Ты прямо-таки невыносим, Каха! — и оттопырила свой мизинчик. — Если тебе так трудно, нечего кричать на сборе отряда: «Я ему помогу!» Нужна мне твоя помощь! Можешь вовсе не переписывать. Я встану на собрании и скажу: «Некоторые товарищи на словах обещают много, а на деле, двадцати минут не могут выкроить для помощи однокласснику». Вот и увидишь тогда… — А кто подтвердит твои слова? — и опять оттопырила мизинчик. — В свидетели мне хватит двойки, которую сегодня влепит учитель арифметики. — И тебе не будет стыдно? — Тебе стыдно не держать слово. — Разве я обещала переписывать в твою тетрадь домашнее задание?