— Какое мне дело! — Ило… Илико там спит, понял? — Какой ещё Илико? — Илико… Отчим твой. — Погоди… Мой… мой отчим? — У меня чуть ноги не подкосились. — Да ты не бойся. Он не видел нас, он спит. — А пусть видит! Что он может мне сделать? Ох, чтоб ему!.. — Я чуть не разревелся. Тут опять Ломгула подбегает, хвостом радостно виляет. Обнял я его, сразу всю обиду свою забыл и прижал к груди. Прижал так, что чуть не задушил. Забился он у меня в руках, заскулил. — Ты что с собакой делаешь? Отпусти! — бросился ко мне Джимшер. — Он узнал… понял? Отчима моего узнал… А я-то думал!.. — Что нам делать? Если он нас тут увидит… — Пока он увидит, я на него погляжу, — сказал я и направился к тому месту, где лежал мой отчим. Подошёл. Присмотрелся. И правда он: над правой бровью родинка темнеет размером с двугривенный. На цыпочках вернулся я назад. Потом втроём спустились мы в овраг, сели и стали думать: что бы это всё значило? — Нас ищут! — сказал Джимшер. — Наверное, мой отец в другую сторону направился. А всё наши дружки виноваты. — Не знаю, как твой отец, Джимшер, но Илико до нас дела нету. Это ясно как день. Похоже, что он не первый раз в этих краях. — И что? — Спит себе. Я вернусь к нему: мало ли что со спящим человеком может приключиться… — А если увидит? — Я спрячусь неподалёку, покараулю. Пусть выспится. Оставив Джимшера и Ломгулу в овраге, я вернулся к столовой, где на задворках спал Илико. Из столовой доносились звуки песен. Потом стемнело. Я подобрался поближе к Илико и притаился между бочками. Дул прохладный ветерок. Небо было усеяно звёздами. Я легко отыскал на небе Большую и Малую Медведицы и принялся искать Полярную звезду… Что может быть лучше, чем лежать и любоваться звёздным небом!.. Дверь столовой открылась, и кто-то спустился по невысокой лестнице. Видно, это был буфетчик, потому что на нём был белый халат и сам он толстенький, круглый. Он направился в нашу сторону. Сперва я думал, что он идёт за вином, и испугался, как бы он не наступил на меня впотьмах — раздавит, как каток асфальтовый. Но, не доходя до винных бочек, он остановился над моим отчимом. — Илико! — позвал он. — Вставай, бедняга! Сколько можно спать! Илико шевельнулся, вздохнул, засопел. Буфетчик не отставал от него, встряхнул хорошенько и, приподняв за плечи, посадил. Илико бессмысленно уставился на него. — Что же это ты, а, парень? — спросил он. Я усмехнулся, услышав, что Илико называют парнем. Илико молчал. — Чего ты убиваешься, скажи на милость? Не из- за чего! — Оставь меня! — огрызнулся Илико. Я уверен, что родинка над его бровью в эту минуту спряталась в складках на лбу. — Ну как, не повидал? — Оставь, говорю. — Ночь уже, останешься, что ли? — А куда мне идти? Куда?! — повысил голос Илико. — Да успокойся ты, нельзя быть таким бешеным. — Ты во всём виноват, Парнаоз. Ты. — Ну вот ещё!.. Теперь я виноват. А что я тебе сделал плохого? Сперва работу подыскал. Потом и дом хороший, женщину порядочную, вдовую: может, думаю, возьмёшься за ум, не станешь от жизни отворачиваться. По-моему, ничего плохого я тебе не сделал. — А ребёнок? Ребёнок?! — Ребёнок… — растерянно повторил Парнаоз. Я вздрогнул. О каком ребёнке идёт речь? Неужели обо мне? — Что притих? Отвечай! Почему сказал, будто я бездетный? — Я знал, что, если б я тогда сказал о ребёнке, тёща твоя… — Ох уж эти тёщи! — Илико сплюнул. — Я думал, что потом, когда поживёте, сойдётесь поближе, ты сам как-нибудь… — А я что мог сделать? Почему ты сразу же не сказал? Знал ведь мой дурной характер… Уходи, оставь меня в покое! — зашумел Илико, колотя себя кулаком в грудь. — Уйди, Парнаоз!.. Потом он вскочил, нашёл проход между бочками и побрёл куда-то. — Что мне с ним делать? — проговорил буфетчик. — Видит бог, я ему добра желал, а вон как всё обернулось… — Он взглянул на небо, потом посмотрел вслед уходящему Илико и медленно направился к столовой. Илико, пошатываясь, брёл к дороге. Я бросился к Джимшеру, сказал ему, чтобы он ждал меня и никуда не уходил, и побежал туда, где оставил Илико. При свете фар проезжающего автомобиля я увидел, что дорога пуста. Я пересек шоссе. Прислушался. Поблизости в темноте лежал человек и тяжко вздыхал. Я тоже лёг на землю и затаил дыхание. Вот он встал, пошарил по карманам. Я услышал звук спичек. «Но ведь Илико не курит», — удивился я. Он закашлялся, отбросил папиросу, встал и нетвёрдой рысью побежал в темноту. Я за ним. Мы бежали в темноте довольно долго. Вот он остановился, перевёл дух. Я опустился на корточки и прижался к стволу дерева с отпиленными ветвями. Он вздыхал, стонал и ругался Столько неожиданностей окончательно сбили меня с толку. Я ничего не понимал и мог только смотреть и слушать. «Ничего, потом обдумаю и разберусь», — думал я. Вот он пошёл дальше. Я за ним. Под ногами у меня хрустнула ветка. Я обмер.