Но такого не очень-то окриком возьмёшь. — Не шуми, — говорит. — Лучше разуй глаза. Наконец, когда изогнутая серповидная железка была прикреплена к будущей рукоятке тормоза, я сказал «кузнецу», что собираюсь отвезти эти санки на выставку. Он покачал головой. — Чего ты? — возмутился я. — Испытай их сперва здесь… — Чего испытывать? Да на них если с крыши поедешь, они в воздухе притормозить сумеют! — Но ты всё же попробуй. Вот ведь какое у меня везение… Кругом все дети как дети, а мне непременно с этим дьяволёнком надо было связаться. Согласитесь, ведь ребёнок должен быть ребёнком? А этот… чёрт знает откуда такой!.. ЛАКОМКА-ВОРИШКА Снег идёт… Какого рожна я решил каждое утро заниматься? И в самый разгар зимних каникул. Хотя попробуй не занимайся, когда тебя собираются исключить из школы. Чего только я не наобещал на педсовете: и что у меня не будет больше ни одной тройки, и что все задания я буду сперва продумывать в уме, а потом уже записывать в тетрадь, что библиотечную книжку верну в библиотеку немедленно, и так далее и тому подобное. Но на все мои обещания классная руководительница только недоверчиво качала головой: уж она-то знает, как я щедр на обещания! Как видите, в этом вопросе классная руководительница точно две капли воды похожа на учителя математики, хотя она маленького роста толстая женщина, а он огромный усатый мужчина. Директор долго думал и тоже покачивал головой и в конце концов сказал, что вот ему, директору, Девдариани ещё ни разу не давал обещаний… Пришлось и ему пообещать. По моим наблюдениям, длительные занятия уроками притупляют сознание. Целый день трудно даже на санках кататься, хотя там не сидишь, а наполовину лежишь и мчишься, мчишься вниз с горы. — Ах, чтоб тебе сгореть, проклятая! Чтоб тебе сгореть! — слышу вдруг из кухни, и следом за этим доносится скулёж моего Ломгулы. Теперь уж меня ничего не удержит в комнате. — Нашла на кого нападать! — набросился я на бабушку. — И чего ты так невзлюбила верного стража нашего дома? — Убирайся отсюда вместе с ним! — отвечает бабушка, а сама возится возле корзинки с наседкой и ругает моего щенка на чём свет стоит. — Не жить ему под одной крышей со мной! Сегодня же скажу Илико, чтобы прибил его! — кричит бабушка, усаживая в плетёнку взволнованную наседку. — Кого прибил? Да ты что, бабушка? — Ворюгу твоего, вот кого! Без яиц нас оставляет, разбойник… — Да при чём тут Ломгула? Это наседка дурная попалась. Сама яйца бьёт… Раз ты так, я проучу твою наседку! — Чтоб я больше не видела его! Слышишь? Чтоб больше не видела! — Да не будь его, у нас всех кур вместе с яйцами могли утащить! — Не было его, а я даже пёрышка никогда не теряла. — Ну и что? Думаешь, так бы спокойненько прожила бы всю жизнь без собаки?.. Вот увидишь, доведёшь ты его, бросится как-нибудь на тебя и укусит! Потом не жалуйся. Я замолчал, забрал Ломгулу, и мы вдвоём заперлись в моей комнате. — Ну что? Бесстыжие твои глаза… — тихо шепнул я Ломгуле. — И не стыдно тебе! Чем это ты занимаешься? Такой, понимаешь, могучий зверь у беспомощной курицы яйца таскаешь. Эх, ты! А ещё ластишься ко мне, хвостом так гордо помахиваешь, как будто с волком разделался. — Я ткнул его кулаком в морду: — Лакомка! Ты что-то подозрительно ласково на меня глядишь — видно, опять воровать собрался. Вижу, вижу — недоброе у тебя на уме… Я оставил щенка в комнате, а сам прокрался на кухню и вытащил из-под наседки одно яйцо. Потом вернулся к себе и положил яйцо перед беспечно развалившимся Ломгулой. Он с благодарностью взглянул на меня разок н только собрался проглотить моё подношение, как я шлёпнул его по морде! «Гав, гав!» — залаял он и отскочил в сторону. Я опять подкатил к нему яйцо и опять, как только Ломгула наклонился к нему, хватил его кулаком. Он зарычал, облизываясь и блестя глазами. — На, ешь! — опять протянул я ему яйцо. «Гав, гав!» Я с улыбкой положил яйцо на пол. Ломгула растерялся. — Ешь! Что, не нравится? — Не успел я это промолвить, как — ам! — и только желток растёкся по моим пальцам. Я встал, снял с себя ремень и давай лупить щенка. Сердце кровью обливается, по бью. Если его сейчас же не отучить от такого безобразия, кто-нибудь другой потом насмерть прибьёт. — Будешь воровать? — приговариваю я. — Будешь таскать яйца? Будешь? Будешь?.. Он скулит на весь дом и вертится. — Когда тебе говорят «нельзя», — смягчился я под конец, — значит, нельзя. Делай так, как тебе велят. Я протянул ему для проверки раздавленное яйцо, но он не притронулся. Я всё же решил ещё раз его испытать, чтобы окончательно убедиться, чего достиг. Вышел из комнаты и плотно закрыл дверь. Минут через пять возвращаюсь — и что же я вижу! На полу нет не только яйца, но даже ни крошки скорлупы! А сам он лежит под моей кроватью, поглядывает на меня и, кажется, даже хвостом помахивает. Понял я, что внушения и побои ни к чему не приведут. Шкодливость, видно, в крови у моего питомца. Принёс я ещё одно яйцо, положил его в печку на угли, и когда оно поджарилось как следует, протянул щенку. Он замахал хвостом, глотнул слюну, но не стал есть. Понял, что яйцо горячее, и ждёт, пока остынет. Потом, чуть погодя, покатал яйцо лапками из стороны в сторону и осторожно принялся счищать скорлупу. — И это не помогло! — расстроился я. Что же такое придумать, чтобы уберечь своего пса от гнева и побоев, а может, и от гибели? «Перец!» — вдруг осенило меня. Вот это голова! Я хлопнул себя по лбу. Ни разогревать не надо, ни подсиживать. Он его проглотит, и… Я стащил на кухне ещё одно яйцо и взял красный перец, жгучий, как огонь. Бабушка вязала, сидя у камина, и ничего не видела. Я разбил яйцо, вылил белок и вместо него всыпал в желток чуть ли не чайную ложку перца. — На, поешь! — протянул я «подарок» Лом- гуле. Щенок взглянул раз на меня — видно, удивился моей щедрости, понюхал яйцо, даже лизнул его и, не обнаружив ничего подозрительного, торопливо проглотил… С того дня он не только яиц — даже кур не может видеть: закрывает глаза и убегает. ОПАСНЫЕ ИСПЫТАНИЯ — Каха! Каха! Идёт! — зашумели ребята на горке и бросились мне навстречу. — Тише! В чём дело? — остановил я их. — Собаку напугаете. — Ты смотри… Откуда у тебя этот щенок? — удивился Заза Бахтадзе. Бывают же такие ребята: день и ночь штудируют учебники, листают разные книги, а какие собаки родятся и вырастают в деревне, они не знают. — Это я ему подарил, — похвастался Гиви. — Знаешь, как его зовут? Ломгула.