— Ну и что? Эка невидаль — бугая поймал! Не носорога же, в самом деле! — беспечно бросил я. Среди толпившихся в дверях работников фермы я увидел перепуганную, без кровинки в лице, свою маму и рукавом рубахи утёр с лица холодный пот. ЛАЛИ Вторая четверть невероятно растянулась. Учителя готовились выставлять отметки за четверть и каждый день пугали нас: кто не знает всего материала, берегитесь! А позавчера выпал первый снег. Снег бывает только зимой, а книжки-учебники можно и летом почитать. Вот покататься на салазках летом никак не сумеешь. По зелёному лугу не проедешь — хоть тресни! Вчера с утра, только перевязав руку после драки с поэтом-доброжелателем, я стал мастерить новые санки. Не простые, а с тормозом. Таких в нашем селе ещё ни у кого не было. Вечером я собрался было позаниматься, даже учебники вытащил из сумки и положил на стол, но тут в доме поднялся шум и скандал. Бабушка просила моего отчима убраться на все четыре стороны и называла его пьяницей и бродягой. Мама выговаривала ему за то, что он где-то пропадает. А отчим, Илико, со своей стороны, не оставался в долгу и кричал на весь дом, что его не понимают, что у него есть серьёзные причины, и просил оставить его в покое. Под конец он грохнул графин об пол — зазвенели осколки. Я как побитый выбрался из дома и устроился в конуре вместе со щенком. Мы оба уснули, но после полуночи меня разбудил холод. Я засунул дрожащего Ломгулу в сено, а сам вылез из конуры и прокрался в дом. Утром сверкание первого снега заставило меня позабыть все неприятности. Весь день я мастерил санки с тормозом. К вечеру санки были готовы — не хватало только тормоза, а ведь это было главное. И тут, к моему огромному удивлению, ко мне в гости пожаловала Лали. В руках у неё была книжка с оленем и оленёнком, нарисованными на обложке. — В чём дело, Лали? — Я из библиотеки, — строго насупившись, ответила она. — Что ты за человек, Каха! Как с тобой ни говори, ничего не понимаешь. — Она сказала это с такой горечью, что, ей-богу, мне захотелось сделать для неё что-нибудь хорошее. — Ты не знаешь, как меня прорабатывают на совете отряда? Я уже получила строгий выговор за то, что даю тебе списывать домашнее задание. Из-за тебя всё наше звено ходит в отстающих. А теперь ещё библиотечная книга. Куда ты её дел? Почему не вернул до сих пор? — Погоди, дай и мне слово сказать. — А что ты можешь сказать? Ответь лучше, когда сдашь книгу? Что мне оставалось делать? Пообещал, что завтра же книга будет в библиотеке. Наутро в школе она ничего не сказала. Видно, думала, книга уже сдана. Первый урок у нас был письменный. Я списал часть из учебника, часть из тетради Лали и, закончив, протянул тетрадь Лали. Хотел, чтобы она просмотрела, проверила ошибки. Но она недовольно оглянулась на меня и вернула тетрадь. — У тебя, — говорит, — тоже глаза есть… Я воспользовался поводом и говорю: — Глаза, — говорю, — глазам рознь. Глаза бывают чёрные и карие, голубые и серые. Бывают глаза, которые косят или плохо видят. Глазами люди подмигивают, сверкают, вращают. Их иногда выкатывают на лоб… Она оглянулась и в сердцах вырвала у меня тетрадь из рук. Прочитала задание, исправила ошибки и вернула. — Не мог аккуратнее писать? Что теперь с этой грязью делать? — Тут ничего не поделаешь, Лали. Твои глаза — совсем особенные, ни на какие другие не похожи. Она опять взглянула на меня. Видит бог, я никогда не говорил такой правды. — Девдариани! — слышу я тут голос учителя; меня точно холодной водой облили. Вот так моя судьба издевается надо мной. Попробуй объясни учителю, что ты нашёл самые удивительные глаза на всём свете! Вторым уроком была математика. Тут я, не сопротивляясь, согласился на двойку. Даже к доске не стал выходить. — Ты бы хоть к доске пошёл… — Лали взглянула на меня, и теперь её глаза не были так уж хороши. — Да нет, тут и твои знания не помогут, — хитро польстил я, чем обеспечил себе поддержку на следующем уроке. — Лали! — ласково обратился я к ней на большой перемене и присел за её парту. — Чего тебе? Отстань! — огрызнулась она, но подвинулась, освобождая мне место. — Я вот что: ты ведь очень хочешь вывести своё звено в передовые?.. — Это не твоё дело! — Почему? Ведь это я виноват в отставании твоего звена. Если мы сейчас же не примем меры, потом всех двоек сразу не исправить, ты сама должна это понять. — О чём ты до сих пор думал? — Да разве ж я знал, что всё звено из-за меня одного ходит в отстающих… — Ну… — Я вот что предлагаю: когда учитель задаст мне вопрос, ты раскроешь учебник на нужной странице и незаметно подставишь его мне — за спиной, так, чтобы никто не видел. — Ещё чего! — возмутилась Лали. — Погоди! А зимой, во время каникул, я всё повторю. Обещаю. — Опять врёшь! Что ты можешь повторить, если не учил ничего?.. — И опять её глаза были совсем не так хороши, как на первом уроке. Зазвенел звонок. Я наклонился к Лали, чтобы сказать ей, что непременно всё повторю на каникулах, и тут в класс вошёл учитель. Конечно — такое уж моё везение! — он вызвал меня. Я встал, вроде бы готовлюсь отвечать. Но если Лали мне не поможет… Учитель назвал одну из пройденных тем. Смотрю на Лали — она как будто не слышит ничего. Я несколько раз, запинаясь, повторил название темы. Тут обрывок какой-то начальной фразы просочился мне в ухо — сзади кто-то подбросил. Я по-своему закруглил эту фразу и повторил её раза два, вроде бы присматриваясь к ней со всех сторон. А что дальше? И тут из-за спины у Лали медленно выполз учебник, раскрытый как раз на нужной странице. Вот это да! Нет, что ни говорите, а Лали замечательная девочка. Другой такой во всей школе не сыскать! Теперь только зрение поднапрячь, глаз не жалеть — и дело в шляпе! А глаза у меня в порядке. Конечно, не то что у Лали, но на зрение я не жалуюсь. ВНУК КУЗНЕЦА Вы, конечно, помните, что дедушка у Гиви кузнец. Наверное, думаете, что он огромный мужчина, косая сажень в плечах… Ничего подобного: сухонький, поджарый старичок. Но он с такой лёгкостью бьёт огромным молотом по наковальне, с такой лёгкостью валит с ног могучих волов, когда приходится менять им подковы, что от удивления только рот разеваешь. Непонятно, в кого только Гиви такой уродился?.. В это утро я ни свет ни заря зашёл в кузницу. Там не было ни души.