— Очень даже… Только сейчас у меня большое горе. — Какое ещё горе! — Учительница, не понимая, что происходит, готова была вскипеть, по своему обыкновению. Но Лали Чихладзе, так сказать, погасила огонь прежде чем он разгорелся. — У него бабушка умерла, — сообщила она учительнице. — Да что ты говоришь?! — искренне огорчилась учительница. — От прострела умерла, — пояснила словоохотливая Лали; и кто только тянул её за язык! — От прострела? — изумилась учительница. — Это странно… Я почувствовал, что дело может принять нежелательный оборот, и поспешил вмешаться. — Это, — говорю, — бабушка так думала, что у неё прострел. На самом же деле она давно хворала сердцем, а недавно, когда её с приступом везли в больницу, вдруг арба перевернулась на камнях… Я сунул руку в карман и стал себя больно щипать, но, как назло, ни одной слезинки не выжал из глаз. Тогда я закрыл лицо руками и стал всхлипывать. Не знаю, насколько убедительной показалась всем причина смерти бабушки, но факт, что в её смерть поверили все. Да, пожалуй, это и неправдой-то нельзя было назвать. Она ведь и правда умерла, а когда… После этого мне только и оставалось, что вздыхать и шептать что-нибудь невнятное на уроках. Зато мои ребята развили кипучую деятельность. — Нужно, чтобы внук сказал проникновенные слова на похоронах бабушки, — заявил Зура и чуть не сгубил всё дело — едва удержался, чтоб не рассмеяться. — Конечно, конечно, — поддерживает его Вахтанг. — Художник… Нужен художник… Надо сделать надпись на венке, — носится по классам Дито. — Стихи!.. Надо написать стихами. Отзовитесь, кто у нас поэт! — требует Гиви. Весь день они бегали из класса в класс. Во всей школе оказалось целых три поэта и пять художников. Вот тебе и новая задача. Поди узнай, кто из них «доброжелатель». — Раз уж такая получается неразбериха, — заключил Дато, — давайте отлупим всех пятерых художников и троих поэтов!.. — Нет, так не годится, — возразил Коки. — Лучше по жребию, на кого выпадет, — Он смущённо потупился. — Глупости! — сказал я. — Может, жребий выпадет как раз на невиновного. Хватит нам и того, что о нас люди говорят. Не будем мы бить невиновных! Я решил: пусть каждый из поэтов и художников напишет и нарисует что-нибудь, а там мы уж попробуем определить среди них правого и виноватого. На третий день мы собрались в тени огромного старого дуба: мы теперь всегда здесь собираемся, когда надо что-нибудь решить. Я сидел на камне, который мы сюда прикатили, а ребята — вокруг. — Итак, — сказал я, как хан, взобравшись на камень с ногами, — покажите, кто и чем нас порадовал. — Хе-хе-хе! — засмеялся Зура и протянул мне листы бумаги из альбомов для рисования. — Подавай по одному. Будем рассматривать каждый рисунок в отдельности… По нашему мнению, рисунок одного из пятиклассников так расползся вкривь и вкось, что считать эдакого мазилу художником было бы слишком большой честью для него. Вторая работа принадлежала нашему однокласснику Алико Немсадзе. — Что такое? Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй? — удивился я. — Его сильно бить нельзя, у него гланды, — поспешил предупредить Коки. — Да он и ни при чём! — успокоил я Коки. Уж такой есть: справедливость для меня превыше всего. — Ну-ка вот на это погляди! — протянул мне Головастик плотный лист бумаги. — Всё ясно! — хватил я кулаком по камню. — Это он! Судя по всему, моим «доброжелателем» был Залико из шестого класса. Всё, художник в ловушке. Теперь оставалось найти поэта. Ни первый, ни второй поэт не вызвали подозрения, хотя стих первого чуть не выжал из меня слезу, но зато когда мы читали третий, на глаза нам навернулись настоящие слёзы, а в горле застрял ком. Гиви так даже начал всхлипывать. — Ну, попался, голубчик! — воскликнул я и что было сил хватил кулаком по камню. Дальнейшее расследование было признано ненужным. А бабушка?.. Как я уже говорил, её смерть давно пережил уже даже мой отец. А мне вот и через тридцать пять лет после своей кончины она невольно оказала такую неоценимую услугу. Ну, а если бы эта замечательная старушка была и сейчас жива, разве стал бы я жаловаться на судьбу? Да никогда в жизни! ПЛЕМЕННОЙ БЫК У шестиклассников после уроков сбор звена. Я послал туда своего человека — ищем Залико, художника-доброжелателя. — Там никого нет, ушли! — сообщил нам вернувшийся Коки и смущённо потупился в землю. — Ушли на ферму. — Куда? — Они уже который раз там устраивают собрания, среди навоза. — Ага, верно, они же шефствуют!.. — вспомнил Вахтанг. — Что ещё за «шефствуют»? Коров, что ли, доят? — А кто их знает, кого они доят. Факт, что ушли. — Коки наконец поднял голову и посмотрел мне в глаза. Делать нечего — отправились на ферму. Хорошо ещё, попутная машина подвернулась, отруби везла. Только дорога до фермы больно нехороша — растрясло нас порядком. Кто-то даже сказал, что лучше было бы пешком добираться. Однако добрались. — И вы пожаловали? — обрадовался при виде нас косой бригадир, правая рука заведующего фермой. — Нам только работу подходящую подыщите. Не то сами понимаете: доить коров мои ребята не умеют, — сказал я, глядя в его хитрый глаз, уставившийся на меня; другой глаз глядел куда-то на облака. — Само собой разумеется, дорогие, — засуетился бригадир. — Найдём для вас подходящую мужскую работу. Тут на ферме замычал бугай. — Айда, ребята, за дело! — обернулся я к своим молодцам. — Ну, ну, не подкачайте! — крикнул нам вслед бригадир. В длинном низком помещении фермы стоял такой резкий запах, что мне будто шило воткнули в ноздри. Сотни коров вздыхали, пыхтели, топтались и мычали. Бугай опять замычал. Тут мы его увидели. Он был привязан в углу у стенки. Ну и зрелище! Жирный, огромный, с загривком, огненно-рыжий, а из широких ноздрей кровь сочится. Мы подумали было, что он ударился обо что-то, по нет — пастух с засученными рукавами пытался продеть ему железное кольцо в ноздри. Шестиклассников мы нашли в телятнике. Они кормили новорождённых телят, силой совали им в рот бутыли с сосками. Кукури Апхадзе свернул на сторону шею несчастному телёнку и усердно вливал в него молоко. — Э-э, ты что с ним делаешь! — прикрикнул я. — Он же видеть твоего молока не может! — Это сначала так… — объяснил «кормилец». — И вчера не хотел, да если ждать когда захочет, он с голоду подохнет. — А вы и вчера на ферме были?