— Нет, в некотором роде ты прав. И Дашка права. А мы с Димкой Барабановым нет. Вы нашли себе смысл. Но, пойми, когда прилетит второй транспорт… если он прилетит, они не найдут ни нас, ни ваших детей. — Почему? — Потому что мы умрём, а все эти дети… — Ты в них не веришь. — Нет. Вы просто приняли их, а я не понимаю, что это такое забралось ко мне в дом. Мне хочется разобраться. — Препарировать. — Возможно. Рогов покосился на Храпнёва, но ничего не сказал. Ховер подлетел к широкому пандусу и поднялся к воротам, по периметру которых замигала подсветка. Массивные створки поползли было в стороны, но через несколько секунд дёрнулись и встали. — Опять, — сказал Рогов. — Сиди. Храпнёв вылез из ховера и нырнул в техническую нишу в контрфорсе справа. Он снял стопор со штурвала ручной доводки и за несколько минут в назойливом писке предупредительной системы раздвинул створки чуть шире габаритов машины. А это моё будущее, подумалось ему. Оно, правда, немножко сыпется. Но существует без детей. Рогов аккуратно завёл ховер внутрь станции. Храпнёв перешёл пешком и так же, вручную, закрыл ворота. Стихла турбина. В тусклом свете верхних ламп пустое, безжизненное пространство ангара казалось покинутым и тревожным. Храпнёв встряхнулся. Рогов сдул воздушную юбку и подсоединил к ховеру шланги питания, запустил диагностику. Вместе они вынесли энергобатарею на стенд подзарядки, гулко топая по ребристому настилу. Бум-бам, бум-бам. Потом воздушной пушкой Храпнёв счистил с экранов ховера песок и пыль. В радиальном коридоре, ведущем вокруг отсеков и основных помещений станции, кисло пахло химией. Кое-где на серых стенах ещё подсыхала пена, но никаких признаков пожара видно не было. — Димка! — крикнул Рогов. — Скорее всего, он наверху, — сказал Храпнёв. — Противопожарку испытывал? — Или она сама. Они прошли мимо ответвлений в генераторную зону и в жилые боксы. Технологические шахты дышали теплом. В тусклых глубинах что-то постукивало, позвякивало, возможно, даже жило тихой машинной жизнью. — Барабанов! — снова крикнул Рогов. На лифте они поднялись на два яруса, под самый купол. В переходах лежал песок. В командном зале было темно и пусто, жалюзи опущены. В медицинском отсеке прямо на полу лежал спальный мешок, а с потолка на проводе к нему спускался один из светильников. Судя по раскиданным картам памяти, Барабанов здесь читал или смотрел что-то с планшета. — Кажется, его больше не стоит оставлять одного, — сказал Рогов, растерянно разглядывая кювету с остатками пюре. — Это просто изнанка того Димки Барабанова, что мы знаем, — сказал Храпнёв. — У каждого есть изнанка. — И, по-твоему, это нормально? — В нашей ситуации нормального по умолчанию нет, — сказал Храпнёв. — Мы с тобой нормальны? Панов нормален? Шияс, ползающий по горам? — Это понятно, но Димка… — Ему хуже всех. Барабанова они нашли в лабораторном отсеке. Он сидел на столе босой, в грязных штанах и куртке на голое тело. Округлый живот его был в красноватых пятнах. — Что-то вы рано, — мрачно произнёс Барабанов. Сбоку от него пискнул синтезатор, и он, не глядя, подставил пластиковый стаканчик и нажал кнопку дозатора. В стакан с шипением плеснуло. — Что это? — спросил Рогов. — Спирт, — ответил Барабанов. — Спирт, мои стерильные котики. Амброзия. Напиток богов. Если уметь пить. — Дима… Барабанов поднял палец. — За Женьку Вальковского! Опрокинув в себя стаканчик, он на несколько секунд сжался, вздрогнул и выдохнул в рукав куртки. — Вот, — Храпнёв выложил на стол рядом с ним прямоугольник карты. — Что это? — спросил Барабанов, кривя рот. Глаза у него упорно не смотрели на вошедших. — Данные. — Понятно. Это очень нужно всем нам. Палец Барабанова согнулся над картой и отправил её на пол. — Вот как? — поиграл желваками Храпнёв. — Ты уверен? — Вы ещё здесь? — Уже уходим, — сказал Храпнёв и ударил Димку в челюсть. Голова Барабанова мотнулась. — Хватит! — Рогов потащил товарища из лаборатории. — Я больше и не собирался, — сказал Храпнёв. За спиной его возился Барабанов и, кажется, озадаченно хмыкал. Затем пискнул синтезатор, и в стаканчик снова прыснул спирт. — Хорошие вы ребята, — сказал Димка, — за вас! Зайдя в свой бокс, Храпнёв долго стоял у койки. Что дальше? Пустота копилась где-то в солнечном сплетении и готовилась к экспансии. Ничего не хотелось, ни спать, ни делать что-то, ни жить. Женька, возможно, полгода назад также стоял в своём боксе и, в конце концов, выбрал фал и трубу в одном из технологических коридоров. Лёгкий выход. Вику вот бросил. Почему? Не оправдала надежд? Может, спросить? Что он теряет? Вполне человеческое желание… Накинув куртку, Храпнёв вышел из бокса. У Рогова было тихо. Спит? И ладно. В тишине, в зыбком свете он спустился вниз на ярус, миновал оранжерею, за которой больше месяца уже никто не ухаживал, и через один из аварийных выходов выбрался наружу. Застегнул куртку. Прохладно. Густели фиолетовые сумерки. Над головой помаргивал навигационный фонарь. Синеватым полумесяцем плыла Караппа, одна из двух местных лун. Темнела уходящая в сторону тропка. Там, в её конце, на выровненной площадке, был похоронен Вальковский. Храпнёв не ожидал увидеть Вику в это время, но совсем не удивился, когда обнаружил маленький силуэт, сидящий на скамейке перед сложенной из камней могилой. — Привет, — сказал Храпнёв. — Да, — тихо ответила Вика. — Что ты здесь делаешь? — Ду. — Ждёшь? Храпнёв сел рядом, но оставил сантиметров десять пустого пространства. Ветер теребил, загибал светлые Викины волоски. Караппа сделалась ярче. От камней, от щита, защищающего площадку от наносов, пролегли синие тени. — Чего ждёшь? — спросил Храпнёв. Девочка пожала плечами. — Он умер, — сказал Храпнёв. — Мумифицировался. Он лежит на глубине полутора метров, мёртвый. — Ду, — повторила Вика.