Я смотрю на струящееся платье в цветочек. Оно доходит мне до колен, так что длина, вероятно, встречена с одобрением. Удивлена, что Кейт его упаковала; оно больше подходит к лету, с вырезом на спине и без рукавов. Улыбаюсь про себя. Он еще не видел меня сзади. Сама я ему не покажу. Он заставит меня переодеться. Я это знаю. Натягиваю тонкий вязаный кремовый кардиган и перекидываю замшевую сумку поперек тела. — Готов? — спрашиваю. Он встает на ноги и с мрачным видом подходит ко мне. Я жду глубокого поцелуя, но не получаю его. Вместо этого он натягивает солнцезащитные очки, берет меня за руку и тянет к двери. Я проведу с ним целый день, а он даже меня не поцелует? — Ты что, весь день не будешь ко мне прикасаться? Он смотрит на наши соединенные руки. — Я прикасаюсь к тебе. — Ты знаешь, что я имею в виду. Ты наказываешь меня. — Зачем мне это делать, Ава? — Он втаскивает меня в лифт. Он чертовски хорошо знает, к чему я клоню. Смотрю на него снизу вверх. — Я хочу, чтобы ты ко мне прикоснулся. — Знаю, что хочешь. — Он набирает код. — Но ты этого не сделаешь? — Дай мне то, что я хочу, и я это сделаю. — Он не смотрит на меня. Не могу поверить. — Извинения? — Не знаю, Ава. А тебе есть за что извиняться? — Он по-прежнему смотрит прямо перед собой. Даже в отражении дверей он все равно не встречается со мной взглядом. — Прости, — практически выплевываю я. Не могу поверить, что он это делает. И не могу поверить, что так отчаянно нуждаюсь в контакте. — Если ты собираешься просить прощения, то хотя бы скажи это соответствующим голосом. — Мне очень жаль. Он встречается со мной глазами в зеркале. — Правда жаль? — Да, мне очень жаль. — Хочешь, чтобы я к тебе прикоснулся? — Да. Он быстро поворачивается ко мне, прижимая к зеркальной стене и полностью накрывая своим телом. Мне сразу становится лучше. Это было совсем не трудно. — Ты начинаешь понимать, не так ли? — Его губы нависают над моими, бедра толкаются в низ живота. — Я понимаю. — Я тяжело дышу. Он завладевает моим ртом, я нахожу его плечи, впиваясь ногтями в мускулы. Да, так гораздо лучше. Встречаю его язык, полностью растворяясь в нем. — Счастлива? — спрашивает он, прерывая наш поцелуй. — Да. — Я тоже. Пойдем. *** После того, как Джесси добился своего, мы садимся в машину и едем в Кэмден завтракать. Сегодня прекрасный день, и мне уже жарко в кардигане, но я еще немного потерплю. У него по-прежнему есть возможность с позором увезти меня домой и заставить переодеться. Мы сворачиваем с дороги, и Джесси ведет нас в прелестное маленькое кафе. — Тебе здесь понравится. Сядем снаружи. — Он выдвигает для меня большое плетеное кресло. — А почему мне здесь понравится? — спрашиваю я, усаживаясь на подушку в горошек. — Они делают лучшие яйца Бенедикт. — Он радостно улыбается, когда видит, как загораются мои глаза. Как только официантка замечает Джесси во всем его мужественном богоподобии, она устремляется к нему, но он совершенно не обращает на нее внимания. — Нам две порции яиц Бенедикт, — он показывает на меню, — крепкий черный кофе и крепкий капучино, без шоколада и сахара, пожалуйста. — Он поворачивается к официантке, одаривая ее одной из своих предназначенных только для женщин улыбок. — Спасибо. Кажется, она слегка пошатывается. Я смеюсь про себя. Да, точно также он подействовал и на меня. Она, наконец-то, обретает дар речи. — К яйцам подать ветчину или лосось? Он протягивает ей меню, снимая очки, чтобы она получила полное представление о его потрясающем лице. — Лосось, пожалуйста. В смятении качаю головой и, пока официантка будет сообщать наш заказ на кухню, решаю проверить телефон. Интересно, как поладили Виктория с Дрю? О Томе я не очень беспокоюсь — он, несомненно, снова влюблен в свою последнюю половинку. — Белый или зерновой? — Что? — Поднимаю глаза и вижу, что официантка все еще стоит рядом. — Хочешь белый хлеб или зерновой? — повторяет Джесси с легкой улыбкой. — О, зерновой, пожалуйста. Он возвращает великолепный взгляд зеленых глаз к слабеющей официантке. — Два зерновых, спасибо. Сверкнув самой готовой на все улыбкой, она, наконец, нас покидает. Реакция женщины на Джесси напоминает мне о том, сколько их было до меня. От этого я чувствую себя дерьмово. Вел ли он себя так же неразумно и властно со всеми остальными? Господи, держу пари, таких было немного. Кладу телефон на стол и смотрю на Джесси, который, закусив губу, внимательно за мной наблюдает. О чем он думает? — Как твои ноги? — спрашивает он, но я знаю, не это заставило его закусить нижнюю губу. — Хорошо, а ты часто бегаешь? — Я уже знаю ответ на этот вопрос. Никто не встает посреди ночи, чтобы пробежать четырнадцать миль, если не относится к этому серьезно. — Это меня отвлекает. — Он пожимает плечами, с задумчивым выражением лица откидываясь на спинку кресла. — Отвлекает от чего? Он не сводит с меня глаз. — От тебя. Я усмехаюсь. Сейчас он явно не очень часто бегает, потому что большую часть времени притесняет меня. — Почему тебе нужно от меня отвлекаться? — Потому что, Ава... — вздыхает он. — Я не могу держаться от тебя подальше и, что еще хуже, не хочу. — В его тоне слышится разочарование. Он разочарован мной или собой? Официантка приносит кофе и на секунду задерживается, но не получает благословения еще одной сбивающей с ног улыбки. Джесси сосредоточен только на мне. Его утверждение горько-сладкое. Я рада, что он не может держаться от меня подальше, но немного обижена, что это, кажется, его раздражает. — А почему это должно тебя беспокоить? — спрашиваю небрежно, помешивая капучино и мысленно умоляя дать мне удовлетворительные ответы. Проходит несколько мгновений, но он все еще молчит, поэтому я поднимаю глаза. Вижу, как он мучительно терзает губу, а его шестеренки крутятся со скоростью сто миль в час. Наконец он шумно выдыхает и опускает глаза. — Меня это тревожит, потому что я чувствую, что теряю контроль. — Он снова пристально смотрит на меня, пронизывая зеленым взглядом. — Чувство потери контроля — это не то, что мне хорошо удается, Ава. Не там, где дело касается тебя. Ах! Неужели он признает, что абсолютно неразумно помешан на контроле? Совершенно очевидно, что он не справляется, когда ему бросают вызов — я видела доказательства лично. — Если бы ты был более благоразумен, то не слишком часто терял бы контроль. Неужели ты так поступаешь со всеми своими женщинами?