Лэндон близко — так близко, что я чувствую его дыхание. Едва слышно из-за живой музыки он спрашивает: — Как тебя зовут? Сестра не сказала. Я тяжело сглатываю, унимая дрожь. Нервозность, которую я раньше не замечала, сковывает все тело. Я не могу оторвать глаз от серых теней, пляшущих над верхней губой и по гладкому подбородку. Представляю, каково это — дотронуться до него. Воображаю, как провожу языком по мягким изогнутым губам, чувствую теплую кожу и… Дыхание сбивается. Что «и»? Я настолько ненормальная? Брат Клаудии только и делал, что грубил, а я сижу и думаю… как бы его поцеловать? Соблазнить? Облизать ему лицо, как изголодавшаяся по вниманию собака? Может, меня уже накрыл «Лавовый поток»? Может, «Маргарита» была крепче, чем почудилось? — Ты в порядке? Я киваю, и он повторяет вопрос: — Как тебя зовут? — Ой, извини. Джемма Сэйерс. — Она живет у меня, — влезает Джули, наконец-то решив помочь сестре. Она придвигается к стойке, почти закрывая меня, и продолжает: — Прямо по коридору. — Какая разница? — выпаливаю я. Пинаю Джули по голени, и она вскрикивает. То-то же, дорогая подружка. Надеюсь, у тебя останется синяк, чтобы ты помнила о своем предательстве. Лэндон кивает, складывает руки перед лицом, будто что-то учит. — Лэндон. — Приятно познакомиться, Лэндон, — говорю я срывающимся голосом. Убираю челку с лица и неуверенно улыбаюсь. Он опускает глаза, морщит лоб, раздувает ноздри. — Да мы вроде уже знакомы. Чуть отклоняюсь назад. Что-что? — Погодите-ка, — поднимает руку Клаудия. — Вы знакомы? — Я… — сердце перестает грохотать и начинает переворачиваться, — мы знакомы? Лэндон кивает. Поднимаю брови домиком. Встряхиваю головой. Что он несет? Может, нас знакомили, пока я лежала в коме? В противном случае я бы его запомнила. Он не сливается с толпой. С таким-то лицом. С таким-то телом. С такими-то глазами. — Мы точно встречались? — взволнованно интересуюсь я. — Извини, ничего не приходит в голову. Он отступает от стойки со странным, можно сказать, выжидательным видом. — Сегодня днем. — То есть несколько часов назад? Замешательство лишь усиливается. — В слова «сегодня днем» обычно вкладывается именно этот смысл. Окидываю его долгим взглядом. — На заправке, — подсказывает он и ждет, пока я соображу. — На запр… Мать честная! Губы. Загорелая кожа. Глаза. Пламя осознания занимается в ступнях, растекается по ногам, распространяется до тех пор, пока все тело не охватывает жар. Хот-Дог. Брат Клаудии — это Хот-Дог. — Я… я… — В голове каша, дышать не получается. Не представляю, что делать. — Ты побрился, — вырывается у меня. Вот же идиотка. — Иногда я бреюсь, — наклоняет он голову. — И на тебе была шапка. Я нескладно показываю, как натягиваю шапку на голову. Он приподнимает уголок губ. Клянусь, если бы я не положила руки на барную стойку, я бы опять свалилась со стула. Лицо у него полностью меняется. Озаряется, словно вспышкой фотоаппарата. Я ошарашенно глазею на крошечные морщинки, разбегающиеся вокруг губ, и прямые белые зубы. — Иногда я ношу шапку, — говорит он, возвращая меня к беседе. — Что случилось на заправке? — любопытничает Джули, чуть ли не усаживаясь ко мне на колени. Я не придаю значения ее словам и обращаюсь к Лэндону: — Ты меня спас. — Я бы так не сказал. — Странно, да? — Странно, — кивает он. Я закрываю глаза. Может, хватит с меня унижений? — Не… не думала, что снова тебя увижу. Спасибо. Наверное, я должна все объяснить. — Что объяснить? — интересуется Клаудия, крутит головой и часто моргает. Лэндон не спускает с меня карих глаз. — Ты не должна ничего объяснять. Рад был помочь. Кто знает, — пожимает он плечами, будто это ерунда, — вдруг однажды ты отплатишь той же монетой. Он уходит. А я таращусь туда, где он стоял, сердце екает. «Рад был помочь». — Джемма, что это значит? — вздыхает Джули. Клаудия упирает руки в бока. — Пожалуйста, объясни, откуда ты знаешь моего брата. — И что там с заправкой? — задает вопрос Смит. Я тихонько хнычу и прячу лицо в ладонях. Как такое могло случиться? — Сегодня, когда мои карточки отклонили, он купил мне бензин. Я его не узнала. — Он купил тебе бензин? — переспрашивает Клаудия, повысив голос. — Мы говорим о моем брате? Я опять хнычу: