– Ты многое теряешь, – бормочет он. – По крайней мере, я знаю, как позаботиться о том, кто принял дозу фейелифа. Хороший мужчина не довел бы ситуацию до того, чтобы его начали умолять. Я поворачиваюсь к Финну, разинув рот от ужаса, и он поднимает обе руки. – Я ничего не говорил, – говорит он. Кейн ухмыляется. – Джалек слышал тебя через стены. Дом старый. Когда я проснулась, я не думала, что воспоминания о вчерашней ночи могут стать еще более унизительными. Как же я ошибалась. – Что ты помнишь? – спрашивает Финн. Я перевожу взгляд на него, а потом на Кейна. Открываю рот, чтобы заткнуть его – потому что, ну серьезно, не важно, тонкие здесь стены или нет. Я не хочу, чтобы у этого разговора были свидетели, в особенности – Кейн. Но потом я вижу, что никого это больше не веселит. – До того, как Прета привела тебя сюда, – говорит Финн, – кто дал тебе вино? Я потягиваю кофе и жду, когда в памяти всплывут воспоминания о прошлой ночи. Они немного размыты, но… – Там было столько людей… Я взяла вино у официанта, как и все остальные. Разве что наркотик был во всех бокалах. Кажется, Финн понимает, о чем я думаю, по выражению моего лица. – Я не слышал, чтобы у кого-то еще были побочные эффекты после вина, – говорит он. – Если кого-то еще и опоили, это было сделано тихо. И, конечно, это нельзя сделать, отравив всех присутствующих на вечеринке. Мне в голову приходит кое-какая мысль, но я резко втягиваю воздух и качаю головой, отгоняя ее. – Что? – спрашивает Финн. – Ты кого-то подозреваешь. Рассказывай. – На вечеринке со мной разговаривал Риаан, друг Себастьяна. Кейн ругается себе под нос. – Ну конечно. Марает ручки за своего принца. – Что? Нет. Баш никогда бы не захотел, чтобы меня накачали наркотиками, но Риаан нашел меня после того, как я выпила пару стаканчиков и… – И – что? – мягко спрашивает Финн. Я отрицательно качаю головой. – Это личное. Финн поднимает брови, как бы говоря мне: «А прошлой ночью не было?» – Это не важно. Кейн кряхтит. – Важно. Что он сделал? – Он ничего не делал, – когда я вспоминаю, что Риаан предлагал мне пойти и все исправить между мной и Себастьяном, мои щеки начинают пылать. – Он пытался быть хорошим другом. – Что он сказал? – спрашивает Финн. – Я расстроилась, потому что увидела Себастьяна с другой девушкой – одной из его потенциальных невест. Финн скрещивает руки на груди. – Вчера ты упоминала об этом. – Я пошла на вечеринку, чтобы отвлечься, но увидела Риаана и рассказала ему, что случилось. Позже он нашел меня и дал знать, что она ушла и что пора… вернуть доверие Себастьяна. Кейн изумленно смотрит на меня. – С чего это тебе возвращать его доверие, если с другой женщиной был он? Я склоняю голову. – Он должен выбрать себе невесту. Поскольку я не хочу принять эту честь, было бы не совсем справедливо, если бы я из-за этого расстраивалась. Кейн фыркает. – Как он хорошо устроился. У меня на языке вертится тысяча оправданий поведению Себастьяна, но каждое из них кажется мне немного горьким, даже несмотря на то, что сегодня новый день. Поэтому я молчу. Да, я бы хотела, чтобы он более откровенно делился со мной тем, что касается его физических отношений с другими девушками. Да, мне больно, что он ушел от меня и позвал к себе другую. Но мои сложные чувства к Себастьяну еще более осложнены тем, что произошло прошлой ночью с Финном… или тем, что не произошло, но вполне могло произойти. – Риаан предложил тебе заключить узы с принцем? – спрашивает Финн, сжимая челюсть. – Да, но мне было больно, и, конечно, я не могу этого сделать, не поставив под риск свою миссию с Джас. Брови Финна взлетают вверх. – Интересно. А до этого ты говорила совсем по-другому. Ты же заявляла, что никогда ни с кем себя не свяжешь. – Конечно, – бормочет Кейн. – Золотой принц крутит ею как хочет. – Да пошел ты, Кейн, – ощерилась я. Я перевожу взгляд на Финна. – Почему тебя волнует, связана ли я с кем-то… и заключила ли узы вообще? – Потому что, принцесса, – говорит он, и я поражаюсь, услышав в его голосе гнев, – заключение уз не проходит без последствий. Если ты хоть на минуту подумаешь о… – хлопает дверь, и он осекается. Прета влетает на кухню с Ларк на руках. У ребенка по ноге течет кровь, и она всхлипывает, когда мать сажает ее на столешницу. Финн кладет руку на плечо племянницы. – Все в порядке. Это всего лишь царапина. Она заживет. Ларк кивает, но снова всхлипывает. Финн смачивает полотенце и осторожно прижимает его к колену девочки. Прета замечает, что я наблюдаю за ней, и складывает руки на груди. – Она не регенерирует. – Все прекрасно заживет, – бросает Финн через плечо. Он поворачивается к племяннице и ободряюще улыбается. – Правда же? Девочка кивает и вытирает слезы, явно решив показать ему, какая она храбрая. – Она регенерирует как смертная, – говорит Прета, и слово «смертная» срывается с ее языка, словно это оскорбление. Финн бросает на нее предупреждающий взгляд, прежде чем снова обратить внимание на порез Ларк. – Болит? – Туда может попасть инфекция – как у тебя, – и что будет тогда, Финн? – говорит Прета. Я никогда не видела, чтобы она так паниковала. – Абриелла, сделай одолжение, выведи Прету на улицу, пока я привожу Ларк в порядок. Я хочу остаться и узнать, почему Прета так уверена, что из-за разбитой коленки жизнь ее бессмертного дитя в опасности, но понимаю, почему Финн хочет, чтобы я увела ее. Голос Преты дрожит от паники, и чем больше она говорит, тем больше куксится Ларк и тем сильнее она плачет. – Пойдем, – говорю я, нежно взяв ее за руку. – Я в порядке, – говорит Прета. Она вздергивает подбородок, и я могу сказать, что ей смелость нужна сейчас больше, чем Ларк. – Я успокоюсь. – Сходите погуляйте, – говорит Финн, не сводя глаз с колена Ларк. – Я этим займусь. Это всего лишь царапина. Совсем не глубокая. Я тяну подругу за руку и вывожу ее через заднюю дверь. Она неохотно следует за мной, бросив перед уходом последний отчаянный взгляд на дочь. – Почему? – спрашиваю я у Преты, когда мы выходим во внутренний двор. Она знает, что я имею в виду: почему Ларк исцеляется как смертная? – Это… как болезнь. Она была такой всю жизнь, – сама она всю жизнь регенерировала быстро и легко, и ей, должно быть, тяжело видеть, что раны ее дочери заживают так же медленно, как у смертных. – А есть лекарство? Она заливается смехом, но, когда она вытирает слезы, в ее глазах я вижу только печаль. – А что мы тут делаем, как ты думаешь?