– Подожди минуту, – приказывает он. Он соскакивает с лошади и тут же протягивает мне руку. Даже в полубессознательном состоянии, с онемевшей ногой, я чувствую, как он берет меня на руки. От него пахнет морской солью и кожей – потому что на нем кожаный жилет и штаны. Он подхватывает меня и бежит в замок. – Я умираю? – спрашиваю я, уткнувшись ему в грудь, но я так устала, что в моих словах нет никакой настойчивости. – Слюна баргеста замедляет сердцебиение. Если мы не успеем дать тебе противоядие… – он ускоряет шаг, и я закрываю глаза. У меня больше нет сил. Я смутно слышу крики, быстрые шаги по каменному полу, открывающиеся и закрывающиеся двери. – В лесу она наткнулась на баргеста, – говорит он. – Зовите целителя. Когда перед нами распахиваются двойные двери, я открываю глаза. Себастьян несет меня к большой кровати с балдахином. Я как будто оказалась во сне – настолько нереалистичными мне кажутся мягкие слои белого постельного белья. Я поворачиваюсь на бок и сворачиваюсь калачиком. Сейчас мне хочется только спать. Когда я закрываю глаза, я вижу Джасалин. Она улыбается, и меня накрывает волной грусти. – Скажи Джас, что мне жаль, – шепчу я. – Не надо… – он хватает мое плечо своей теплой грубой рукой. – Не говори так. Но разве он не понимает, что это правда? Я чувствую, как яд растекается по моим венам. Я открываю рот. Мне нужно говорить, но я не могу найти в себе сил. «Обещай, что найдешь ее». Но я не могу произнести эти слова. Себастьян крепче хватает мое плечо. – Держись, Бри. Не знаю, как долго я лежу в его постели, то возвращаясь в сознание, то снова впадая в забытье. Я слышу, как Себастьян с кем-то разговаривает. Может быть, у него не один собеседник. Он приказывает что-то делать, торопит кого-то, срываясь на крик. – Она потеряла много крови, – говорит незнакомый голос. – Яд распространяется. Возможно, она не сможет пить. – Абриелла… – говорит Себастьян. Опять эта рука на моем плече. Такая теплая. Такая сильная. Я только с ним чувствую себя в безопасности. Даже сейчас. – Абриелла, мне нужно, чтобы ты это выпила. К моим губам подносят стакан. Теплая жидкость льется мне на язык, стекает по подбородку. – Пей, черт возьми! Ты должна это выпить. Я задыхаюсь, давлюсь и наконец успеваю сглотнуть, прежде чем моя энергия снова иссякает и я обмякаю в его руках. – Молодец, – бормочет Себастьян. – Умница. – Нужно вылечить ногу, пока она не потеряла еще больше крови, – говорит незнакомый голос. – Сделай это, – рявкает Себастьян. Обжигающий жар исцеляющих рук тянет меня назад во времени. Тогда и сейчас сливаются воедино. Голос мамы. Голос Себастьяна. Звон музыки ветра, когда наступает полночь. Обещания незнакомца. Моя спальня утопает в огне – я закрываю Джасалин своим телом, пытаясь защитить ее от пламени. Но оно, кажется, пожирает меня заживо. Я почти не слышу мамин голос. «Спаси ее. Пожалуйста». «За это придется заплатить». «Я готова». Я хочу открыть глаза и сказать ей, что все будет хорошо, но не могу. Ее молчание прерывается вздохом, от которого у меня болит сердце. «Другого пути нет». «Я сделаю это – ради тебя». Я слышу рыдания матери, а затем онемение исчезает – вместе с жаром исцеляющих рук на моих ожогах. Боль. Резкая, ослепляющая, ужасная боль. Приносящая холод волна облегчения. И… жизнь, растекающаяся по моим венам, по моим рукам и ногам. Я вижу на лице матери облегчение и горе. Как будто она продала часть себя. * * * Открыв глаза, я почти ожидаю увидеть мать – такую же, какой она была девять лет назад, когда я очнулась после пожара. Но в кресле у незнакомой кровати сидит не она, а Себастьян. Он весь в крови, его глаза закрыты. – Баш, – у меня пересохло в горле, и я могу только прохрипеть его имя. Себастьян резко просыпается, смотрит на меня и делает глубокий вдох. – Все в порядке, – мягко говорит он, кладя свою руку поверх моей. – С тобой все будет в порядке. Я здесь. Он здесь. И будь я проклята, но мне так хорошо, потому что я точно знаю – это правда. По крайней мере, в этот момент, в этой борьбе я не одинока. – Спасибо, – мой голос звучит хрипло. – Как долго я была без сознания? – Всего несколько часов. Как ты? – Со мной все в порядке, – мой желудок сжимается, когда я вижу на нем кровь. Но на мне крови нет. Я одета в чистую ночную рубашку из мягчайшего голубого хлопка. Себастьян ловит меня на том, что я рассматриваю свою одежду. – Мы пытались спасти твое платье, но оно было испачкано кровью и разорвано в нескольких местах. – Меня переодевал ты? – Глупый вопрос, учитывая все остальное. Но мысль о том, что он одевает меня в одежду для сна и омывает от крови… Он качает головой, а затем, когда понимает, о чем я спрашиваю, его глаза расширяются. – Тебя переодела одна из служанок. Я не… я не… я бы не стал… Если бы я не была так измучена, я бы рассмеялась, потому что его шея начала краснеть. – Я не из-за этого беспокоилась, – мягко говорю я. Он так обо мне позаботился. – Ты не ранен? – Нет, – он машет рукой, указывая на пятна крови на своей рубашке. – Это твоя кровь. Скажи спасибо баргесту. К счастью, когда мы приехали, мой целитель был свободен. Комната кружится. В попытке остановить головокружение я зажмуриваюсь, но тут же чувствую запах крови. Когда я вижу ее, вспоминаю, что случилось в том лесу. И вспоминаю, как на меня бросилось то волкоподобное существо. – Баргест? Вот что это было? – Кто-то называет его псом смерти. – Он из Неблагого двора? – Во всех дворах есть собаки смерти, но некоторые представители Неблагого двора – самые могущественные из них – используют их в качестве фамильяров. Эти животные связаны с ними магическими связями и могут выполнять их нечестивые приказы. Неужели этого баргеста послал Мордеус? Нет. Это бессмысленно. Если он действительно хочет, чтобы я вернула в его двор украденные артефакты, он не станет пытаться убить меня магически связанным монстром. Но Финн… Мог ли Финн напасть на меня из-за того, что я отказалась с ним работать? – А тот баргест был связан с Неблагим двором? Себастьян качает головой. – Я не знаю.