* * * Между тем Джульетта уже забрела в глубь территории Белых цветов и теперь блуждала по улицам, не узнавая их, хотя поначалу ей казалось, что она их помнит. Наконец она оказалась в той части города, которую, кажется, действительно помнила и, найдя один очень знакомый проулок, свернула в него и опустила голову, чтобы пройти под выстиранным бельем, которое сушилось на низко натянутых веревках. – Фу, гадость, – пробормотала она, когда ей на затылок упало несколько капель не совсем чистой воды. И, остановившись, чтобы смахнуть воду, она увидела высокого статного мужчину, вошедшего в проулок с противоположного конца. Мышцы ее плеч невольно напряглись, но она заставила себя продолжить идти вперед как ни в чем не бывало. Если она сейчас повернет назад и бросится бежать, это сразу же выдаст ее, и он поймет, что она не имеет права находиться в этой части города. К счастью, Дмитрий Воронин, похоже, не узнал ее, когда проходил мимо. Он что-то бормотал себе под нос, поправляя манжеты рубашки. Он вышел из проулка, Джульетта прошла в другой его конец и вздохнула с облегчением. Она скользила взглядом по доходным домам, узнавая их. Ей уже доводилось тут бывать, но это было давно, и с тех пор столько всего произошло, стены домов изменили свои цвета, керамическая плитка выцвела… – Ты с ума сошла? Джульетта ахнула, узнав голос Ромы до того, как он обвил рукой ее талию и затащил ее в проход между домами. Придя в себя, она едва удержалась от того, чтобы с силой наступить ему на ногу. – Спасибо большое, но я могу идти сама, – прошипела она. – Ты совсем не торопилась и стояла как столб, так что тебя было хорошо видно из всех окон моего дома! Они убьют тебя, Джульетта. Ты что, считаешь нас слабаками? – Ты правда так думаешь? Мои убитые родственники подтвердили бы, что это не так. Они оба замолчали. – Что ты здесь делаешь? – тихо спросил он. Его взгляд упирался в ее ухо, он явно не хотел смотреть ей в глаза. Но Джульетта глядела ему прямо в лицо и не могла оторвать от него глаз. Ее распирало от того, что она хотела сказать, что хотела услышать, от чего хотела освободиться. В ней было слишком много всего, и все это рвалось наружу, чтобы разлететься в клочья и стать частицами мира природы, пробивающегося сквозь трещины в бетонном тротуаре. – Я здесь, – выдавила из себя она, – потому что мне осточертело убегать, осточертело оставаться в неведении. Я хочу знать правду. – Я же сказал тебе… – Ты не можешь так поступить. – Теперь она кричала. Она не собиралась кричать, но кричала – после четыре лет молчания она уже не могла держать это в себе. – Неужели я не заслуживаю правды? Не заслуживаю того, чтобы ты наконец сказал хоть что-то о том, что заставило тебя в деталях рассказать своему отцу, как можно устроить… Она осеклась, и ее брови поднялись так высоко, что исчезли под ее челкой. Рома приставил нож к ее груди. Что же он сделает? Но он только покачал головой. И внезапно стал так похож на себя прежнего. На того паренька, который впервые поцеловал ее на крыше джаз-клуба. Который не любил насилия и клялся, что когда-нибудь станет управлять своей половиной города по законам справедливости. – Ты не боишься, и знаешь почему? – Его голос дрогнул. – Потому что знаешь, что я не могу вонзить в тебя нож – ты всегда это знала, и, даже если после твоего возвращения у тебя были сомнения в моем милосердии, ты быстро разобралась что к чему, не так ли? – Если ты знал, что я не боюсь, то зачем вообще достал нож? – Именно поэтому… – Рома закрыл глаза, и она увидела, как по лицу его покатились слезы. – Именно поэтому мое предательство и было таким ужасным. Потому что ты верила, что я не способен причинить тебе зло, однако я это сделал. Он отстранился, отвел нож от ее груди, потом повернулся и метнул его в стену так, что лезвие погрузилось в нее по рукоятку. Джульетта в оцепенении смотрела на это, чувствуя себя кем-то вроде призрака, парящего в вышине. Наверное, именно такого она и ожидала. Рома был прав. Она не могла бояться, даже когда у него в руках была ее жизнь. Как-никак, она сама явилась во владения Белых цветов, чтобы отдать эту жизнь в его руки. – Тогда почему? – хрипло произнесла она. – Почему ты это сделал? – Это был компромисс. – Рома с силой потер свое лицо и посмотрел туда, где начинался проулок, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает. – Мой отец хотел, чтобы я убил тебя, а я отказался. Джульетта помнила белый цветок, лежавший на дорожке, которая вела к ее дому, и записку от господина Монтекова, полную ядовитых насмешек. – Почему ты отказался? Рома резко засмеялся и покачал головой. – Разве ты не знаешь? Я любил тебя. Джульетта прикусила язык. Опять это слово. Любил. Он говорил так, будто все, что происходило между ними до того ужасного дня, было настоящим, а она не могла этого постичь, не могла этого принять, ведь она так долго убеждала себя, что все их совместное прошлое было ложью, искусным притворством, на которое Рома пошел, чтобы добраться до ее семьи. Ей было необходимо убедить себя в этом. Как бы она смогла вынести мысль о том, что он любил ее, но все равно уничтожил ее душу? Как бы она смогла вынести правду – что она любила его, любила так сильно, что отголоски этой любви жили в ней до сих пор? Если все это не было всего лишь частью коварного плана, направленного на то, чтобы задурить ей голову… то ее нынешнее влечение к нему объясняется одним – слабостью ее собственного сердца. Она ощутила во рту вкус крови и, поморщившись от боли в прикушенном языке, разжала зубы, но продолжала молчать. – Ты можешь верить тому, чему хочешь верить, – сказал он, заметив, как изменилось выражение ее лица. – Но ты хотела правды, и вот она. Мой отец узнал про нас с тобой. Кто-то из его шпионов донес ему, что мы влюблены, и, чтобы смыть это оскорбление, он дал мне нож, – Рома показал на нож, торчащий из стены, – чтобы я вонзил его в твое сердце. Она помнила, насколько Рома боялся своего отца и всего того, на что были способны Белые цветы. Помнила, как он постоянно думал о том, что и как ему надо будет изменить, когда он встанет во главе банды. Ей это нравилось, и в ее груди расцветала надежда всякий раз, когда он говорил, что будущее принадлежит им, что когда-нибудь они объединят город, раз они вместе. Джульетта уставилась на нож в стене и прошептала: – Но ты этого не сделал. – Не сделал. Я сказал ему, что скорее убью себя, и он мне пригрозил, что убьет нас обоих. Он с самого моего рождения ожидал, что когда-нибудь я его подведу, и это наконец произошло. Он сказал, что прикажет убить тебя… – Он не смог бы добраться до меня, – перебила его Джульетта. – Он не настолько силен… – Ты не можешь этого знать! – Голос Ромы сорвался, он отвернулся и опять посмотрел на проулок. – И я тоже не знал, насколько далеко простирается его власть. Мой отец… это не всегда очевидно, потому что он скрывает это, но у него везде есть глаза. И так было всегда. Если бы он решил убить тебя, осуществить свою угрозу, то он устроил бы дело так, будто мы с тобой прикончили друг друга, и вывел бы кровную вражду между нашими бандами на новый уровень. Он смог бы это сделать, я нисколько в этом не сомневаюсь. – Мы могли бы сразиться с ним. – Джульетта не знала, зачем она пытается найти решение проблемы, которая давно осталась в прошлом. Наверное, она делает это инстинктивно, чтобы не думать о том, что, возможно – возможно – тогда, четыре года назад, Рома принял верное решение. – Ведь господин Монтеков всего лишь человек. Пуля в голову убила бы его. Рома сдавленно рассмеялся без капли веселья. – Мне тогда было всего пятнадцать лет. Я ничего не мог поделать, даже когда Дмитрий нарочно чересчур сильно хлопал меня по плечу. Неужели ты думаешь, что я смог бы всадить пулю в голову отца? Это могла бы сделать я, – хотела сказать она. Но не принимает ли она желаемое за действительное, смогла бы она сделать такое на самом деле? Тогда она, как и Рома, верила, что этот расколотый город можно объединить. Она верила в это, когда они сидели под бархатным вечерним небом и смотрели на размытые огни вдали, когда Рома говорил, что он готов бросить вызов всему, даже звездам, чтобы изменить их судьбу. – Astra inclinant, – шептал он, оставаясь искренним, даже когда переходил на латынь, – sed non obligant. Звезды склоняют, но не принуждают. Джульетта сделала вдох, но не смогла вдохнуть глубоко и почувствовала, как нечто в глубине ее существа отпустило ее. – И что же было потом? Что заставило твоего отца передумать? Рома принялся теребить свои рукава. Ему надо было чем-то занять руки, потратить на что-то свою энергию, поскольку он в отличие от Джульетты не мог стоять неподвижно. – Мой отец хотел убить тебя, потому что чувствовал себя оскорбленным. А меня – потому что я посмел восстать против него. – Он замолчал, потом продолжил: – И я пришел к нему и предложил лучший план, такой, который нанес бы Алым больший урон и вернул бы мне потерянные позиции. – Он наконец посмотрел Джульетте в глаза. – Это должно было причинить тебе ужасную боль, но по крайней мере ты бы осталась жива. – Ты… – Джульетта подняла руку, но не понимала, что пытается сделать. И в конце концов ткнула в его сторону пальцем, будто журя его. – Ты… Ты не имел права делать такой выбор. Рома накрыл ладонью ее руку, и ее пальцы сжались в кулак. Его руки не дрожали, а ее собственные тряслись от раскаяния. – Если ты хочешь извинений, то я не могу тебе их дать, – прошептал Рома. – И… думаю, мне жаль, что это так. Но, когда мне пришлось выбирать между твоей жизнью и жизнью твоих Алых. – Он отпустил ее руку. – Я выбрал тебя. Ты удовлетворена? Джульетта зажмурила глаза. Ей уже было все равно, что это опасно, что она вот-вот расклеится посреди владений Белых цветов. Она прижала кулак ко лбу, почувствовала, как кольца впились в ее кожу и прошептала: – Похоже, я никогда не буду удовлетворена. Он выбрал меня. Она считала его черствым, думала, что он совершил чудовищное предательство в обмен на ее любовь. Но правда состояла в том, что он пошел против всего, что составляло основу его жизни. Он запятнал свои руки кровью десятков невинных людей, наполнил бритвенными лезвиями свое сердце, лишь бы сохранить жизнь Джульетте и оградить ее от угроз своего отца. Он использовал сведения, которые узнал за время общения с ней, не как инструмент власти, а как инструмент слабости. Ты выбрал меня четыре года назад. Но выберешь ли ты меня сейчас? Выберешь ли ты эту версию меня – со всеми моими острыми углами и руками, на которых куда больше крови, чем на твоих? Ее город, ее банда, ее семья. Сейчас ей было бы лучше уйти, уйти от всего того, что могло отвлечь ее внимание от действительно важных вещей. Надежда – самое худшее из всех зол, в ящике Пандоры надежда жила рядом с горем и тоской, – а разве смогла бы она уцелеть рядом с горестями, имеющими такие острые зубы, если бы у нее самой не было острых когтей? – Нам все еще необходимо поймать чудовище, – твердо сказала Джульетта, хотя и понимала, что ей следовало бы бежать от Ромы со всех ног. – Чэнхуанмяо – это территория Белых цветов. Пойдем. Она боялась, что Рома скажет нет, что он уйдет, хотя сама она не в силах заставить себя уйти. В Чэнхуанмяо всегда было так много народу – как китайцев, так и иностранцев, – что там неизменно бывали и Алые. Для поисков Ларкспура ей больше не нужна помощь Ромы. Ей нет нужды продолжать сотрудничать с ним. И он это знает. Глаза Ромы были пусты. Он стоял в непринужденной позе, с прямой спиной. – Пойдем, – сказал он. Глава тридцать один Весть о бурлящем в городе недовольстве Тайлер Цай получил первым. Он гордился тем, что всегда держит ушки на макушке и глядит в оба. Средний обыватель переменчив, таким людям нельзя доверять, они ненадежны. За ними нужен глаз да глаз, их необходимо мягко вести в нужном направлении, правильно перебирая нити их судеб, иначе эти нити перепутаются, и они задохнутся, подавившись своей собственной глупостью.