Пока Рома придвигался все ближе и ближе к флаконам, Джульетте ужасно хотелось нажать на спусковой крючок. Давным-давно кто-то из ее наставников сказал, что самый опасный ее недостаток – ее резкость. Она не помнила, кто именно из ее наставников это был. Учитель китайской литературы? Учитель французского? Учитель этикета? Впрочем, это не имело значения, поскольку она сразу же возмущенно набросилась на него, чем подтвердила его правоту. Сейчас ей надо глубоко дышать. Улыбнись, – сказала она себе. Знакомясь с кем-то в Нью-Йорке, она всегда расправляла плечи и улыбалась, олицетворение беспечности и задора, настоящая современная эмансипированная девушка, старающаяся вести себя еще более эмансипированно из-за того, что была китаянкой. – Тогда ответьте мне вот на какой вопрос. – Она улыбнулась, как будто все это было невероятно весело и ее пистолет не был нацелен этой женщине в лицо. – Что Ларкспуру известно об этой эпидемии помешательства? Почему только у него одного есть лекарство от этой заразы? Пока Джульетта вела переговоры, Рома схватил француза за шкирку, чтобы как следует напугать его, и по-французски велел ему встать и убраться отсюда. При этом он наклонился, угрожающе нависая над мужчиной, как будто наслаждался его страхом. Но на самом деле он делал это, чтобы оказаться над столиком с флаконами для инъекций и украдкой спрятать один флакон с синей жидкостью в рукав. Между тем женщина, не замечая того, что творилось у нее под носом, невозмутимо пожала плечами. Ее полнейшее бесстрастие бесило Джульетту все больше и больше. – Вам придется задать этот вопрос самому Ларкспуру, – ответила женщина, – но боюсь, никто не знает ни где он находится, ни кто он такой. Джульетта едва не нажала на спусковой крючок. Нет, она не хотела, чтобы эта женщина умерла; она не любила убивать людей ради забавы. Но, если они стояли у нее на пути, их приходилось убирать. Сейчас она желала действовать, не убивать. Ее люди мерли как мухи от какого-то заразного помешательства, которое она не могла остановить, ее город трясся от страха перед чудовищем, с которым она не могла сразиться, и ей чертовски надоело ничего не делать. Все, что угодно, лучше, чем просто стоять и ждать. Если она что-то не предпримет, то взорвется. Рома дотронулся до ее локтя. – Он у меня, – тихо пробормотал он по-русски, и Джульетта, до этого стоявшая до боли стиснув зубы, опустила пистолет. – Что ж, ладно. Продолжайте хранить свои секреты. У вас тут есть окно, из которого мы могли бы выпрыгнуть? * * * – Нам еще не пора вернуться домой? Венедикт закатил глаза. Они бродили по улицам, прислушиваясь, но в общем-то не особо напрягаясь. Вряд ли их поиски увенчаются успехом – ведь до этого все их попытки были тщетны. Те, кого поражало помешательство либо до последней секунды сопротивлялись своим спасителям, либо были уже мертвы. – Веня, мы только зря теряем время, – захныкал Маршал. – Зря! А-ааа… Венедикт закрыл ему рот рукой, как делал нередко. Маршал терпел это ровно три секунды, затем со смехом ткнул друга локтем в бок и, хотя Венедикт крикнул, чтобы он замолчал, произнес что-то нечленораздельное сквозь хохот. Ему хотелось смеяться, хотелось наполнить вечернюю темноту весельем, даже если она ничего не даст им взамен. Но тут послышался странный звук. – Марш, – выдохнул Венедикт. – Подожди, я серьезно. – Ага, как же… – Я серьезно. Послушай! Маршал оборвал свой смех, поняв, что Венедикт не шутит, и прислушался. Это были звуки удушья. – Отлично. – Маршал принялся закатывать рукава. – Наконец-то. – Он бросился вперед, будто ринувшись в бой со щитом в одной руке и копьем в другой. Венедикт кинулся следом, стараясь разглядеть в темноте очередную жертву заразы. Это был неясный силуэт – кто-то согнулся в три погибели, больше походя на животное, чем на человека. Они находились в самом сердце территории Белых цветов, на восточном краю восточной половины города. Венедикт ожидал, что жертвой окажется кто-то из своих, но перед ними был не Белый цветок. В лунном свете они увидели длинную черную косу с поблескивающей в лунном свете проседью. И форму армии Гоминьдана. – Держи ее, – скомандовал Венедикт. Женщина сделала шаг назад, то ли поняв русский Венедикта, то ли уловив его не терпящий возражений тон. Но ушла она недалеко, поскольку за спиной у нее была кирпичная стена. Если бы она контролировала себя, то могла бы повернуться и кинуться в другой конец переулка, но она была не в себе – на нее действовали насекомые, она раздирала собственное горло. – Ты шутишь? – прошипел Маршал. – Она же из Гоминьдана. Они этого так не оставят… Но Венедикт уже доставал револьвер. – Они ничего не узнают. Обычно безрассудные решения принимал Маршал, который проявлял здравый смысл, только когда пытался спасти Венедикта от неприятностей. – Веня! Но было уже поздно. Венедикт впечатал рукоятку своего револьвера в висок женщины из Гоминьдана. Когда она рухнула на бетон, раскинув руки с окровавленными кончиками пальцев, Венедикт, крякнув, схватил ее за талию и потащил, словно тряпичную куклу. С ее лба текла кровь, на горле виднелись раны, но яремная вена была цела. Она будет еще жива, когда они доставят ее в лабораторию. Это же человек, шепнул Венедикту внутренний голос. – Нельзя похищать человека с улицы ради экспериментов. Но ведь она и так умрет. Разве тебе решать, когда? Иначе погибнет еще больше людей. Ты убил слишком многих, чтобы делать вид, будто тебя заботит одна человеческая жизнь. – Помоги мне, – сказал он Маршалу, таща женщину прочь. Маршал скорчил гримасу. – Хорошо, хорошо, – пробормотал он, нагнувшись. В его руке блеснул нож, и отсеченная коса женщины упала на бетон. – Так меньше шансов заразиться, – объяснил он и схватил женщину за ноги. – Пошли. Лауренс, наверное, уже закрывает лавочку. Глава двадцать четыре Джульетта сжимала и разжимала кулаки. У нее руки чесались что-нибудь сделать. Больше всего ей хотелось, чтобы в них оказался флакон, который Рома спрятал в рукав. Нет, она не стала просить его отдать ей флакон – она не выйдет так далеко за рамки и не даст ему повод считать, что она настолько не доверяет ему. Но ее так и подмывало попытаться выхватить у него флакон. – Это рядом, за углом, – заверил ее Рома, либо не замечая ее смятения, либо неправильно истолковав его. – Мы почти пришли. Он говорил с ней так, словно она была испуганным кроликом, готовым броситься наутек. Джульетта была как на иголках, но то, что сейчас она находилась на территории Белых цветов, вовсе не значило, что она даст им напасть на себя, и, чем больше Рома старался быть любезным с ней, тем сильнее она морщила нос. – Ты сейчас нервничаешь больше, чем я, – заметила Джульетта. – Вовсе нет, – возразил Рома. – Просто я осторожный человек. – Что-то я не припомню, чтобы ты каждую секунду оглядывался через плечо, находясь в кабаре Алых. Вообще-то, насколько она помнила, он тогда выглядел довольно уверенным в себе, что в тот момент немало ее раздражало. Рома искоса посмотрел на нее, сощурив усталые глаза. Ему нужно было несколько секунд, чтобы сформулировать ответ, и, подыскав слова, он просто пробормотал: – Времена изменились. Так оно и было. Взять хотя бы тот факт, что Рома и Джульетта шли бок о бок, однако она размахивала руками, а не держала их так, чтобы мгновенно выхватить оружие. Когда они завернули за угол, Джульетта сразу же увидела здание лаборатории, о которой говорил Рома. Оно отличалось от тех, что стояли рядом – металлические декоративные решетки блестели в свете луны, а стены его соседей, оштукатуренные или деревянные, не отражали свет. Джульетта смотрела на него, любуясь, а Рома просто быстро побежал к двери, поскольку давно привык к его виду. – Это вы профинансировали создание этой лаборатории? – спросила Джульетта. Рома набирал цифровую комбинацию на замке. Хотя через стекла в створке казалось, что внутри темно, в конце длинного коридора Джульетта увидела дверь, по краям которой просачивался свет. – Да, его профинансировали Белые цветы. Замок щелкнул. Рома открыл входную дверь и сделал знак Джульетте войти. Она кивнула, и ее кивок выражал удивление и легкий намек на одобрение. Алая банда ни за что бы не стала финансировать такой проект. Надо полагать, в этой лаборатории Белые цветы проверяют наркотики, чтобы удостовериться, что их качество соответствует тому, что говорят торговцы, но подобные технологии давали неограниченные возможности также для исследований и инноваций. Китайцы все еще в значительной мере жили прошлым. Классические тексты и поэзия были для них важнее естественных наук, и это влияло на все – люди Алой банды проверяли свой товар в тесных тускло освещенных подвалах, Джульетте пришлось выучить тысячи стихов прежде, чем она узнала основы теории естественного отбора. Она смотрела на аккуратные электрические светильники, которые сейчас не горели. Но даже в темноте было видно, какое здесь все новое и какая здесь царит чистота. – Лауренс, открой.