– Voules-vous danser?[9] Несмотря на то что в ее душе бушевал гнев, она воспользовалась возможностью сбежать. – Bien sûr, – натянуто ответила она. – A plus tard, Paul[10]. Джульетта схватила Рому за рукав и оттащила его прочь. Неужели он думает, что она не узнает его просто потому, что он нацепил маску и белокурый парик? – Тебе что, жить надоело? – прошипела Джульетта, перейдя на английский, едва они отошли достаточно далеко, чтобы их не мог услышать Пол. Затем, видя толпящихся вокруг англичан – дипломатов и коммерсантов, – перешла на русский. – Мне следовало бы убить тебя прямо сейчас. Ну ты и нахал! – Ты не посмеешь. Ты не рискнешь выставить Алых свирепыми скотами в глазах всех этих иностранцев только затем, чтобы избавиться от меня. Цена слишком высока. – Я… – Джульетта сжала зубы, проглотив сердитые слова, вертевшиеся у нее на языке. Они стояли среди танцующих, которых теперь, когда заиграла другая музыка, становилось все больше и больше. Струнный квартет играл быструю живую мелодию с четким ритмом. Рома был прав, Джульетта не посмеет убить его – но дело тут отнюдь не в иностранцах. А в том, что, несмотря на ее слова, она по-прежнему не может отделить кипящую в ней ненависть от того прилива адреналина, который в ней вызывает его близость. Если ее тело отказывается забыть, кем Рома когда-то был для нее, как же она сможет заставить свои руки пойти против своей природы и уничтожить его? – О чем ты думаешь? Рома опять перешел на английский, Джульетта подняла глаза. Их взгляды встретились, и по ее телу пробежала дрожь. Все вокруг танцевали, так что их неподвижность начинала выглядеть подозрительной. Интересно, как Роме удается никогда не вызывать подозрений, где бы он ни очутился? Если бы четыре года назад кто-то сказал ей, что на самом деле он божество, принявшее человеческое обличье, она бы поверила, что так и есть. – Неважно, – наконец ответила она. Нехотя она сделала шаг вперед и подняла руку; Рома сделал то же самое. Им не было нужды говорить, ибо каждый из них всегда знал, что сейчас сделает другой. – И все-таки? О чем ты призадумалась? Музыка стала еще громче, танцующие пары задвигались быстрее. И Рома и Джульетта были вынуждены кружиться, протянув друг к другу руки, но не соприкасаясь, двигаться, чтобы не выделяться среди остальных пар, но не делать вид, будто между ними что-то изменилось и они стали друг для друга чем-то большим, чем были минуту назад. – Что ты тут делаешь? – натянуто спросила Джульетта. Теперь, когда он находился так близко, ей с трудом удавалось дышать ровно и заставлять свою поднятую руку не дрожать. – Полагаю, ты не стал бы рисковать своей жизнью просто ради того, чтобы немного потанцевать. – Нет, – уверенно ответил он. – Меня прислал сюда мой отец. – Он сделал паузу и с явным трудом заставил себя произнести следующие слова. – Он хочет предложить, чтобы Алая банда и Белые цветы работали вместе. Джульетта едва не рассмеялась ему в лицо. Да, ее ужасало растущее число жертв, и она боялась, как бы эпидемия не коснулась ее родных, тех, кого она хорошо знала и кто был близок ее сердцу. Но этого пока не случилось и не случится, если она сумеет действовать достаточно быстро – одна. Хотя совместная работа обеих банд была бы куда эффективнее, ей совсем не хотелось принимать предложение Ромы, и, похоже, он настроен так же. Одно дело – его слова, и совсем другое – выражение его лица. Было видно, что перспектива работать вместе не по душе и ему самому. Даже если бы это на какое-то время приостановило вражду, чтобы позволить им разобраться, почему члены их банд умирают один за другим, этого было недостаточно. Недостаточно для того, чтобы погасить ненависть и ярость, которые Джульетта взращивала в своем сердце четыре года. И вообще, с какой стати господин Монтеков вдруг решил предложить им заключить союз? Он, самый гнусный и ненавистный из всех Белых цветов? Скорее всего это лишь уловка. Если Алая банда согласится, это покажет ему, что они пребывают в таком отчаянии, что уже готовы на все. На самом деле Белые цветы вовсе не хотят работать вместе, они просто желают выяснить, насколько сильно пострадала Алая банда, чтобы нанести еще более свирепый удар. – Никогда, – прошипела Джульетта. – Возвращайся домой и скажи своему отцу убираться к черту. Она хотела повернуться к нему спиной, но тут квартет заиграл вальс, и Рома схватил ее за руку и положил ее к себе на плечо, одновременно обхватив ее талию. И прежде чем она успела вырваться, его грудь оказалась в непосредственной близости от ее груди, и они начали кружиться в вальсе. Как ей бороться с собой? На мгновение она позволила себе поверить, что им опять пятнадцать лет и они кружатся на той крыше, где любили прятаться, двигаясь в такт джазовой музыке, доносящейся снизу. Воспоминания жестоки – достаточно им почуять аромат крови, и они оживают. Она ненавидела себя за ту непроизвольную тягу, которая влекла ее тело к нему, и оно не противилось этому влечению. Когда-то их было не остановить, когда-то они не ведали страха, играя в карты в задних комнатах шумных клубов или тайком проникая в частные парки с бутылкой спиртного, которое Джульетта стащила у своего отца, и при этом хихикая, как идиоты. Это было ей так знакомо: ощущение рук Ромы на ее талии, в ее ладони, таких изящных, таких красивых, – но она знала, знала как никто другой, что во все линии его ладоней въелась кровь. – Это неправильно, – сказала она. – Ты не оставила мне выбора, – ответил он. Его голос звучал напряженно. – Мне необходимо твое сотрудничество. Темп музыки стал быстрее, и, когда Рома закружил ее и ее юбки зашелестели в такт мелодии вальса, она решила, что будет сопротивляться. Она больше не позволит ему верховодить, не позволит вести в танце. Несмотря на фигуры вальса, заставляющие ее подчиняться ему, теперь она будет диктовать, куда им ступать. – Тогда почему бы тебе не потанцевать с моим отцом? – спросила она, глотнув воздуха. – Ведь в нашей банде все решает он. Рома пытался сопротивляться. Его пальцы с силой сжимали ее руку, давили на ее талию. Если бы не это, если бы она судила только по его голосу, она бы не поняла, насколько он напряжен. Его голос звучал буднично, непринужденно. – Боюсь, твой отец выстрелил бы мне в лицо. – А ты не боишься, что я сделаю то же самое? Похоже, слухи обо мне еще не достигли твоих ушей. – Джульетта, – сказал он, – у тебя есть влияние. Музыка вдруг резко оборвалась. И они застыли тоже, глаза в глаза, сердце к сердцу. Вокруг них люди беззаботно смеялись, менялись партнерами прежде, чем музыка заиграет опять, но Рома и Джульетта просто стояли, тяжело дыша, как будто только что они не танцевали вальс, а вели рукопашный бой. Отойди от него, – приказала себе Джульетта. Это вызывало почти физическую боль. Годы превратили их в чудовищ с человеческими лицами, сделали их не похожими на самих себя на старых фото. Но как бы она ни тщилась забыть, ей казалось, что этих четырех лет не было, не было вообще. Она смотрела на него и ясно вспоминала, как в ее животе разверзлась ужасная пустота, когда прогремел тот взрыв, чувствовала, как сжимается от подступающих слез ее горло, как она прижимается к стене своего дома, зажав рот рукой в шелковой перчатке, чтобы сдержать крик. – Ты должна рассмотреть мое предложение, – проговорил он нарочито тихо, словно боясь, что, заговори он громко, это могло бы что-то разрушить. – Я даю тебе слово, что это не ловушка. Речь идет о том, чтобы не дать хаосу охватить наш город целиком. Когда-то давным-давно в подсобке библиотеки, когда за окнами бушевала гроза, Джульетта спросила Рому: – Ты когда-нибудь думал о том, какой была бы твоя жизнь, если бы ты носил другую фамилию? – Постоянно. А ты разве нет? Джульетту посещали такие мысли. – Только иногда. И тогда мне приходит в голову, что в таком случае я была бы многого лишена. Кем бы я стала, если бы не носила фамилию Цай? Рома приподнялся на локте. – Ты могла бы носить фамилию Монтекова. – Не мели чепухи. Он подался к ней, придвинулся так близко, что она увидела в его глазах искорки и отражение собственного зардевшегося лица. – Тогда мы могли бы стереть обе наши фамилии и оставить всю эту глупую вражду между Цаями и Монтековыми позади. Сейчас ей хотелось вырвать эти воспоминания из своего сердца, смять в комок и швырнуть ему в лицо. Ты даешь мне слово, но ты всегда был лжецом. Она хотела сказать ему это, чтобы он отстал от нее, но вместо это побледнела и сжала зубы. Рома замер, видя, что Тайлер наставил на него пистолет. – Джульетта, – сказал ее кузен, и она видела, что широкие рукава его маскарадной рубахи развеваются, раздуваемые легким ветерком, но рука, держащая пистолет, тверда, – отойди от него. Джульетта быстро оценила ситуацию и окинула взглядом окружающих их иностранцев: на их лицах отражалось смятение, раздавались шокированные возгласы. Необходимо разрядить обстановку и сделать это прямо сейчас. – Какая муха тебя укусила? – изобразив возмущение, воскликнула она и сделала шаг назад. Тайлер нахмурился. – Что… – Убери пистолет и извинись перед этим любезным французом, – продолжала она. Ярость на лице Тайлера сменилась недоумением, затем на место недоумения снова пришла ярость. – Тайлер, – крикнул господин Цай, стоящий неподалеку, – убери пистолет. Сейчас же. – Это Роман Монтеков, – огрызнулся Тайлер. Двое англичан, стоящих за его спиной, муж и жена, ахнули. – Я узнал его по голосу. – Ты ставишь нас в неловкое положение. Перестань, – тихо приказала Джульетта. Тайлер приставил свой пистолет к шее Ромы. – Я не потерплю, чтобы кто-то из Монтековых разгуливал по нашей территории. Такое неуважение нельзя… Из темноты выступили две фигуры, наставив на Тайлера пистолеты, и он сразу же замолк. Венедикт Монтеков и Маршал Сео даже не потрудились надеть маски. Алая банда совершила промах, не заметив их. А ведь Джульетта знала, что они могут явиться на маскарад, знала, что Рома стащил у нее приглашение, впрочем, Белые цветы наверняка и без того были осведомлены, что сегодня вечером здесь, во Французском квартале, будет вечеринка. Возможно, это и ее вина. Возможно, какая-та изменническая часть ее существа желала его появления здесь просто затем, чтобы она могла его увидеть. А ведь эта часть ее души – та, которая мечтала о другом, лучшем мире, та, которая любила без оглядки, – давным-давно должна была умереть. Точно так же, как чудовища должны встречаться только в сказках. А их город с его электричеством, телефонами и автомобилями не должен погружаться в пучину безумия. – Перестань, – повторила Джульетта, но на сей раз сама не слышала свой голос. Сейчас начнется бойня. – Перестань… Тишину разорвал истошный крик. Послышались возгласы, затем смятение перешло в панику, а паника переросла в хаос. Тайлеру ничего не оставалось, как убрать пистолет, когда англичанка, стоявшая в метре от него, рухнула наземь. Он отскочил в сторону, увидев, что женщина вцепилась ногтями в свое лилейно-белое горло и начала разрывать его. Они падали на землю – один за другим, один за другим, и Алые, и иностранцы. Остальные, те, кого не затронула зараза, разбегались в стороны, иные выбегали из ворот. Но кто-то падал и там, на тротуаре. Джульетта ощутила стеснение в груди. Почему эта зараза распространяется так быстро? – Нет, – крикнула она, бросившись к господину Ли. Она подбежала к нему до того, как он схватился за горло, и придавила коленями его руки. Но сила психоза была слишком велика. Господин Ли вырвал руки из-под ее колен, и Джульетта повалилась на траву.