Точно, Фокион! Связанный. Кляп во рту. Делиад присел на корточки рядом с несчастным. Вытащил кляп, достал нож, принялся резать путы. – Там! З-са дх-кх-кх… Фокион кашлял, плевался. Язык с трудом ворочался во рту, пересохшем от жары и скомканной тряпки. – За деревом! Фокх-кх-кхтий! Мил-кхатт… Я кинулся за дерево. Между узловатыми, выпирающими из земли корнями спина к спине лежали двое других табунщиков. Их тоже связали по рукам и ногам. При виде меня Милитад заворочался, замычал – точь-в-точь Фокион. Фотий лежал без движения, мертвец мертвецом. Я подскочил к Милитаду, выдернул кляп, едва ли не вместе с зубами. Возбуждение. Предчувствие. Удивительный, незнакомый восторг. Сердце превратилось в литавры. Умелый барабанщик колотил по ним палками, зовя на поле боя. Быстрее. Еще быстрее. Бегом! Я не думал, что причиняю Милитаду боль. Я вообще ни о чем таком не думал. – Фотий! Фотия убили… Губы Милитада. Они были разбиты. Нос сплющен всмятку, распух перезрелой сливой. Под глазами синяки. В бороде засохла кровь. Живой, он выглядел не лучше мертвого Фотия. Я наклонился к мертвецу, сам не знаю зачем. Увидел: голова в бурой корке, словно в войлочной шапке. Через щеку – ссадина. Грязная, широченная, будто табунщика возили рожей по земле. Приложил ухо к груди: жуткое мгновение тишины. Глухой удар; второй, третий. Впору было поверить, что это тень Фотия спускается в царство мертвых, стуча пятками по каменистой дороге. В груди табунщика натужно захрипело, свистнуло. – Жив! – Хвала богам! – Дышит. И сердце бьется. Освободив Фотия от кляпа, я рассек веревки. К счастью, нож был при мне: маленький, чуть длиннее ладони, острый как бритва. Рукоятку я сам выточил из ореха. – Кто это вас? Разбойники?! – Разбойники? Конокрады! Милитад от злобы и бессилия ударил лбом в землю: – Сукины дети! Сожри их проказа! Закончив с Фотием, я освободил Милитада. Рядом возник Делиад: хотел помочь, но я уже справился. – Табун где? – Угнали. – Куда? Куда повели?! – Туда. Милитад махнул рукой на запад. – Кто они? Чьи? – Не знаю. Думаю, мегарцы. – Сколько? – Шестеро. Может, семеро. – Давно ушли? Милитад прищурился. Глянул на небо, что-то прикинул. – Недавно. Около полудня. Из-за вяза вышел Фокион, растирая запястья. Охнул, качнулся, схватился за дерево, чтобы не упасть. Крепко им досталось! – Вы на колеснице, – просипел он, задыхаясь. Похоже, у табунщика были сломаны ребра. – Давайте к отцу, быстро. Доложите: табун угнали. – Отец погоню вышлет! – Это он сам решит. – Конечно, вышлет! – Долгое это дело: погоня. Уйдут. И коней уведут. – Уйдут! Делиад уставился на меня. Я – на Делиада. Ну да, у братьев мысли сходятся. – Погнали? – Погнали! – Вы куда?! – опешили табунщики. – Рехнулись?! – Вдвоем?! – Не вздумайте! – Во дворец гоните! – К отцу! Фокион сделал неуклюжую попытку перехватить Делиада. Куда там! Делиад легко увернулся, табунщик упал. Я перепрыгнул через него, рванул за братом. На колесницу мы вскочили одновременно. Я схватил вожжи: – Хай! Хай! Пошли! – Стойте! – Вернитесь!.. – Басилей нам головы снимет… 3 Все, кто повинен Кони взяли разбег. В лицо ударил ветер. Понеслись, ринулись назад обрывистые склоны. Стаи птиц кружили в небе, заполошно крича. Лощина вильнула, изгиб ее скрыл табунщиков от нас. Крики затихли позади. Мы неслись молча, потом Делиад что-то сказал, наклонившись ко мне. Он стоял рядом, как стоит копейный воин подле возницы, но я не расслышал его за грохотом копыт. Эхо отдавалось от склонов, возвращалось к нам, путалось с биением сердца, гулом крови в ушах. Брат завопил мне прямо в ухо, брызжа горячей слюной: – Они правы! Табунщики! – В чем?! Я тоже орал во все горло. – Ну, догоним мы этих! Что дальше?! – Отберем табун! – Вдвоем?! У шестерых? – Отберем! – У нас и оружия-то нет! – Есть! Я рассмеялся чужим смехом. Злой, бешеный хрип рвал горло когтями. В груди саднило, как после удара. – Какое?! – Лошади!