— Водка, — объявил он, открыл бутылку и отхлебнул прямо из горлышка, потом передал ее мне. Пока я пил, он сказал: — Ты что-то очень скверно выглядишь. — Как нельзя лучше, лучше, лучше… — сказал я и закрыл глаза. Веки трудно было держать открытыми. Они налились тяжестью и смыкались помимо моей воли. Он сунул руку в карман, вытащил фонарик и посветил мне в лицо. Я старался смотреть в сторону: свет слишком яркий; от него болели глаза. Особенно правый. — Посмотри на меня. — Голос был громкий, повелительный. Голос сержанта на плацу. Отрывистый и раздраженный. — Отвяжись! — сказал я, но сильные пальцы легли мне на голову, пригвоздив к месту, и фонарик светил прямо в глаза. — Да хватит же, Нортон. — Джон, не вертись. — Хватит! — Я закрыл глаза. Я устал. Устал ужасно. Мне хотелось бы заснуть на целую вечность. — Дай мне эмбрион, — сказал я и удивился, зачем я это сказал. Чушь какую-то сказал. Или нет? Все путалось. Правый глаз болел. Головная боль сконцентрировалась как раз за правым глазом. Словно какой-то карлик стучал там молоточком. Меня вдруг затошнило, внезапно, без всякой причины. Нортон сказал: — Ну, быстрее, давайте начинать. А затем они внесли трепанатор. Я с трудом видел его, веки смыкались, и меня стошнило. Последнее, что я сказал, было: — Не дырявьте мне голову. ПЯТНИЦА. СУББОТА И ВОСКРЕСЕНЬЕ, 14, 15 и 16 октября Ощущение было такое, будто кто-то пытался отрезать мне голову, но попытка не увенчалась успехом. Проснувшись, я нажал кнопку вызова сестры и потребовал сделать мне еще один укол морфия. С милой улыбкой, гак обычно разговаривают с капризными больными, она мне отказала, после чего я послал ее к черту. Ей это не очень понравилось, и она ушла из палаты. Вскоре ко мне вошел Нортон Хэмонд. — Ты плохой цирюльник, — сказал я, ощупывая свою голову. — А мне казалось, что у нас получилось недурно. — Сколько дыр просверлили? — Три. В правой теменной части. Мы выкачали оттуда порядочное количество крови. Ты что-нибудь помнишь? — Нет, — признался я. — Между прочим, когда меня отсюда выпустят? — Дня через три-четыре, не раньше. Внутричерепное кровоизлияние — довольно скверная штука. Тебе необходимо вылежать. — Дай морфию, — попросил я. — Нет, — сказал он. — А дарвону? — Нет. — Ну тогда аспирина? — Хорошо, — сказал он. — Немного аспирина можно. — Настоящий аспирин? Не сахарные таблетки? Он лишь рассмеялся в ответ и вышел из палаты. Я немного поспал, а потом ко мне пришла Джудит. Сперва она посердилась на меня, но недолго. Я объяснил, что произошло все это не по моей вине, и она сказала, что я дурак, каких мало, и поцеловала меня. Затем явились из полиции, и я делал вид, что сплю, пока они не ушли. Вечером дежурная сестра принесла мне несколько газет, и я перелистал их, ища сообщений относительно Арта. Но там ничего не оказалось. Несколько сенсационных сообщений об Энджеле Хардинг и Греке Джонсе, вот и все. На следующий день меня навестил Арт Ли. На лице его играла саркастическая усмешка, но выглядел он усталым. И постаревшим. — Привет! — сказал я. — Ну, как тебе на свободе? — Хорошо, — сказал он. Он смотрел на меня, стоя у изножья кровати, и качал головой. — Очень больно? — Теперь прошло. — Мне очень жаль, что так получилось, — сказал он. — Да брось ты! Было даже в известной степени интересно. Моя первая внутричерепная гематома. Я помолчал. Был один вопрос, который мне хотелось ему задать. Я передумал за это время о многом и ругал себя за совершенные ошибки. Худшая из всех — это вызов репортера домой к Ли в тот вечер. Глупее шага не придумаешь. Но были и другие — не лучше. Поэтому мне хотелось спросить его. Но я только сказал: — Полиция, наверное, уже закончила следствие по этому делу? — Да. Грек Джонс снабжал наркотиками Энджелу. Он заставил ее. сделать аборт. Когда выяснилось, что операция закончилась фатально и ты этим делом заинтересовался, он отправился домой к Энджеле, видимо, с целью убить ее. Решив, что за ним следят, он напал на тебя. Шел он к ней с намерением зарезать ее бритвой. Этой бритвой и полоснул тебя. — Мило. — Энджела защищалась кухонным ножом. Порезала его слегка. Славная, должно быть, была сценка — он с бритвой, она с кухонным ножом. В конце концов она умудрилась огреть его стулом и выпихнуть в окно. — Это она показала? — Да, очевидно. С минуту мы смотрели друг на друга. — Я ценю твою помощь, — сказал он, — во всей этой истории. — Всегда к твоим услугам. Ты уверен, что это оказалось помощью? — Я ведь на свободе. — Я не об этом. Он передернул плечами и уселся на кровати. — Огласка, которую получило дело, — не твоя вина, — сказал он. — Кроме того, мне этот город начал надоедать. Вот и сменю местожительство. Мне хочется поселиться в Лос-Анджелесе. Принимать роды у кинозвезд — неплохая перспектива. — У кинозвезд не бывает детей. У них есть агенты. Он засмеялся. На какой-то миг я услышал его прежний смех. — Ты уже побывал у себя в кабинете? — спросил я. — Лишь затем, чтобы закрыть его. Я договариваюсь с транспортной конторой. Задерживаться здесь не хочется. — Да, — сказал я. — Могу себе представить. Все случившееся потом, по-видимому, явилось результатом обуявшей меня злости. Дело и без того оказалось пакостным, до отвращения пакостным, и мне не следовало в него соваться. Копаться в нем дальше нужды не было никакой. Можно было бросить все и предать забвению. На третий день лежания в больнице я приставал к Хэмонду до тех пор, пока он наконец не согласился меня выписать. Подозреваю, что и медсестры ему на меня жаловались. Итак, меня выписали в 3 часа 10 минут пополудни, Джудит доставила мне одежду и повезла меня домой. По дороге я сказал: — Сверни на следующем углу направо. Мне нужно сделать остановку. — Джон… — Ну, пожалуйста, Джудит. Совсем ненадолго. Она нахмурилась, но на углу свернула. Я указывал ей путь: через Бикон Хилл на ту улицу, где жила Энджела. Перед домом стояла полицейская машина. Я вылез из автомобиля и поднялся на второй этаж. У двери дежурил полицейский. — Доктор Бэрри. Из лаборатории Мэллори, — сказал я официальным тоном. — Кровь на анализ уже взяли? — Кровь на анализ? — Вид у полицейского был смущенный. — Да. В комнате ведь оставались пятна засохшей крови. Это нужно для анализа по двадцати шести пунктам. Ну, вы же знаете. Доктор Лейзер беспокоится по поводу этих анализов, послал меня проверить.