— Может, присядешь? — Конечно. Комната была опрятной, без дорогой мебели, но стильной. Ковры в прихожей и гостиной были с крупным геометрическим узором, похожим на что-то индейское. Он пересек комнату — медленно, но не прихрамывая и не отдавая предпочтение какой-то одной части тела. Неужели ему до сих пор больно? Как-никак восемнадцать ножевых ранений… Из-за нее. Анна уже собралась сесть, но поняла, что все еще держит коробку. — Я принесла это тебе. — Тебе не нужно было этого делать. Она протянула ему коробку. — Пожалуйста. Кен взял коробку и, вертя в руках простую черную упаковку, сел. Затем улыбнулся и издал тихий смешок. — Какой подарок лучше всего подарить парню, которого чуть не убил твой бывший муж? Она ахнула и прижала ладонь ко рту. — Кен… Не говори так. — Шутка. — Извини. Я не знала, что он зайдет так далеко, что он… Кен присел рядом и положил ладонь ей на руку. — Я серьезно, Анна. Ты не виновата. Я жив. Я смогу вернуться к работе… — Он поколебался. — Со мной все будет в порядке. Его взгляд был искренним, открытым. Анна медленно высвободила руку и вернула ее себе на колени. — Я не могу выразить словами, как ужасно я чувствую себя из-за того, что случилось. — Я слышал о твоей тете. Шварцман моргнула, сдерживая слезы. — Мои соболезнования. Она потерла щеки и сказала, кивком указав на подарок: — Открой. Кен кивнул и вытащил бутылку «Эвана Уильямса». — Бурбон. — Любимая марка моего отца. После его смерти Анна унаследовала одиннадцать бутылок. Это было одно из ее удовольствий — сидеть в своей квартире с бокалом бурбона и книгой или старым фильмом. Тех бутылок больше не было. Подарок для Кена был первой бутылкой «Эвана Уильямса», которую она купила сама. — Не хочешь стаканчик? — спросил он. — Пожалуй, нет. — Тогда в другой раз. — Да, — согласилась она. Оба умолкли. Затем Шварцман встала. — Боюсь, мне пора. Кен остался сидеть. — Знаешь, я благодарен тебе. — Благодарен? — Врачи сказали, мне крупно повезло, что ты вовремя проснулась. — Это мне повезло, — сказала она, подумав, что удача — самая нелепая вещь в том, что касается последних бурных недель ее жизни. Но той ночью она проснулась раньше, чем Кен умер. Ей очень хотелось думать, что это отец и Ава помогли ей тогда проснуться. — В любом случае я благодарен. Несмотря на то, через что ему пришлось пройти, это был все тот же Кен — добрый, заботливый. Анна надеялась, что они останутся друзьями. Для них обоих это будут тяжелые несколько месяцев. Ей самой предстоит мастэктомия, а потом длительное выздоровление. Но, может, после этого… Хочется надеяться. — Я выпущу себя сама. Анна хотела спросить его, когда он вернется на работу, но побоялась услышать ответ. С момента нападения прошел уже месяц. Сколько еще ему ждать? Кен встал. — Надеюсь, я скоро увижу тебя. — И я надеюсь, — сказала она, и это была правда. Спускаясь по ступенькам крыльца Кена Мэйси, Анна вздохнула с облегчением. Он ходил. Самостоятельно. В доме не было никакого медицинского оборудования. Похоже, он поднимался и спускался по лестнице сам. Может, с ним и вправду все будет в порядке. Сможет ли она тогда простить себя? Анна уже села в машину, когда зазвонил мобильник. Она ожидала звонок Хэла. Он скоро закончит работу, и они договорились встретиться за ужином. Увы, посмотрев на телефон, она увидела код 864. Гринвилл. Спенсер. Она могла не отвечать. Но ответила. Ей больше не нужно убегать от своих страхов. — Шварцман, — сказала она и затаила дыхание, ожидая услышать его низкий хриплый голос. — Аннабель Шварцман? — произнес женский голос. — Это я. Ее пальцы нащупали кнопку «замок» на двери машины и нажали. — Я Лаура Патчетт, помощник окружного прокурора округов Гринвилл и Пикенс. — Голос был сухим, лаконичным, серьезным. Профессиональным. Шварцман насторожилась. — Я хотела бы поговорить с вами о Спенсере Макдональде. Или, точнее, о выдвинутом против него обвинении. Обвинение. Против Спенсера. Чтобы навсегда упрятать его за решетку. Шварцман закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Она изо всех сил пыталась контролировать свое дыхание, свой пульс. Одно его имя вновь пробудило привычную реакцию — сражайся или беги. — Да, — сказала она, медленно дыша. Вдох. Выдох. — Мы хотим, чтобы вы дали показания на предварительном слушании. Анна мысленно прокрутила эти слова в голове, прислушалась к реакции своего тела. Спазмов в животе, которые возникали всякий раз при мысли о Спенсере, не было. Он за решеткой. Ему светит пожизненное. То есть навсегда. Известие об аресте Спенсера повергло мать в шок. В ее ответах Анна слышала нежелание признать правду. Даже когда она подробно рассказала ей о том, что он сделал. Впрочем, так было всегда. Поверит ли мать, что Спенсер — законченный злодей, когда его признают виновным в убийстве Авы? Может, да. А может, и нет. Пульс постепенно замедлился. Она открыла глаза. Посмотрела на миновавшего ее машину любителя бега трусцой и его собаку. — Мисс Шварцман? — Да. — Я спросила, не хотите ли вы…