30 Чарльстон, Южная Каролина Харпер прижалась лбом к закрытой дверце морозильной камеры, но та была совсем не холодной. Ни капельки. А жаль. Ей хотелось ощутить на лице и шее холодный воздух. В последние дни в Чарльстоне было слишком жарко. Слишком людно. Слишком шумно. Наверное, она стареет. Ей всегда нравилось жить близко к центру города, пусть это и означало жизнь в крошечном домике с кошмарной ипотекой. Настолько кошмарной, что одно лишь воспоминание о счетах за коммунальные услуги в прошлом месяце не позволило ей засунуть голову в морозильник на десять минут. Почти двести долларов за их домик всего в тысячу триста квадратных футов! [21] Они с Джедом всегда справлялись. Двойной доход, один ребенок. Они заставили цифры работать: покупали подержанные машины и при этом сидели дома, почти никуда не ездили. За свои пятнадцать лет Люси лишь раз летала на самолете — на похороны бабушки Джеда в Иллинойсе, когда ей было три года. Харпер приложилась к морозильной камере щекой. В детстве она обожала морозильник в ресторане родителей, куда ей строго-настрого было запрещено входить. Мама была убеждена, что ее там ненароком запрут и никто не вспомнит о ней, но соблазн всегда был велик. Особенно в жару. Поэтому всякий раз, когда у нее не было никаких поручений, крошка Харпер исчезала в дальнем углу и дергала за металлический рычаг. Дверь с шипением приоткрывалась, и ледяной холод накатывался на нее подобно чарам. Среди грилей и печей чарльстонского ресторанчика в июле — августе этот гигантский морозильник был самым близким подобием рая на земле. Отказавшись от длительной «морозной дозы», детектив нашла последнюю бутылку пива «Дикси» из шести упаковок, которые брат Джеда привез из Дарема в последний раз. Крепкое пиво наверняка поможет ей уснуть. Сон — вот что сейчас нужно. Глубокий сон без сновидений. Чтобы обо всем забыть. Анна Шварцман знала нечто такое, чего не говорила. Но почему? Если ей известна личность убийцы, зачем держать это в секрете? Чтобы кого-то защитить? Было очевидно: Шварцман любила свою тетю. Она казалась искренне подавленной из-за ее убийства. Так зачем же ей было что-то скрывать? Отчаянно нуждаясь в любой зацепке, Харпер в шутку «погуглила» инспектора Харриса, упомянутого Анной. В полицейских управлениях Калифорнии нашлась тонна Харрисов. Она добавила в качестве ранга слово «инспектор» и сузила поиск до Сан-Франциско. Здесь нашелся только один. Инспектор Хэл Харрис. Отдел по расследованию убийств. Поддавшись порыву, Харпер оставила длинное, бессвязное сообщение на голосовой почте инспектора. Кто знает, вдруг он перезвонит? Схватив пивную бутылку за горлышко, она открыла крышку и села на кухонный стул. Почему они не смогли найти ни одного свидетеля, который видел бы, как кто-то входил в дом Авы Шварцман? Две обеспеченные женщины умерли с разницей в два дня. В четырех кварталах друг от друга. Подруги, но такие разные… Фрэнсис Пинкни была домохозяйкой, матерью троих детей и прожила в браке сорок два года. Она посещала церковь, клуб любителей садоводства и играла с подругами в бридж. Ава Шварцман никогда не была замужем и даже не имела длительных серьезных отношений. По крайней мере, о таковых никто не знал. Жила в доме, который незадолго до начала Второй мировой войны купили ее родители, немецкие евреи — они приехали в Чарльстон, спасаясь от преследований у себя на родине. Окончила юридическую школу и продолжала адвокатскую практику до самой смерти, а также активно занималась благотворительностью, жертвуя в основном организациям, защищавшим гражданские права. Дети Фрэнсис рассказали, что эти двое познакомились, когда Ава, еще до кончины Томаса Пинкни, помогала той составить завещание, и что Фрэнсис сильно полагалась на Аву в месяцы после смерти мужа. Неудивительно, что они подружились. Также Харпер стало известно, что Фрэнсис и Ава почти каждую неделю ужинали вместе. Никто точно не знал, что у них было общего, но обе женщины доверяли друг другу свои секреты. И вот теперь обе мертвы. Как и в случае смерти Фрэнсис Пинкни, не было никаких свидетельств того, что причиной смерти Авы Шварцман было ограбление. Никаких признаков взлома, хотя имелась вероятность того, что ключ от дома Шварцман был взят из дома Пинкни. Увы, доказать это не представлялось возможным. Застонав, Лейтон допила остатки пива, встала из-за стола и наполнила миску чипсами. Она питала жуткую слабость к чипсам с морской солью и уксусом. Не самый здоровый ужин, но Джед и Люси на обратном пути с волейбольного матча в Шарлотте остановились поужинать, а Харпер не собиралась готовить для себя одной. Взяв миску побольше, она насыпала в нее горку чипсов, сунула под мышку пакет — на тот случай, если захочется еще немного, — вернулась в спальню, переоделась в пижаму и забралась в кровать. Одна миска — это не смертельно. На другом конце комнаты отчаянно задребезжал ее телефон, оповещая о голосовой почте. Звонок поступил с незнакомого номера, из города с кодом 415. Возможно, в Миссури. Или это 414? Она нажала кнопку «воспроизведение» и включила «Громкую связь». «Детектив Лейтон, мое имя Хэл Харрис. Я инспектор отдела по расследованию убийств в Сан-Франциско…» Харпер села прямо. Инспектор Харрис перезвонил. «Я узнал ваше имя от капитана Брауна. Тот также дал мне ваш домашний номер, поэтому заранее прошу прощения, если я отрываю вас от ужина. Наверное, это прозвучит слегка странно… — Он издал звук, похожий на тихий смешок. — Извините. Акцент в вашей голосовой почте такой же, как у сестры моей матери. Она из Саванны. Она называла все полной херней. Это меня и рассмешило». Голос умолк, и Харпер подумала, что он отключился, но тут раздался тихий тяжелый вздох. «Это был долгий день, детектив, но я слышал, что у вас есть жертва убийства по имени Ава Шварцман. У меня здесь тоже есть убийство, и, как мне кажется, они связаны. Возможно, это покажется… это прозвучит как полная херня, прошу простить мне мой французский. Но сдается мне, оба эти дела связаны с моей коллегой. Она судмедэксперт, ее имя Аннабель Шварцман, и…» Раздался щелчок, и сообщение закончилось. Харпер уставилась на автоответчик. Похоже, инспектор Харрис вообще не получил ее сообщение. Она взяла телефон, чтобы позвонить капитану Брауну, но телефон зазвонил прямо у нее в руке. Тот же номер. — Детектив Лейтон. — О, привет, — раздался тот же голос, что и в автоответчике. — Я хотел оставить голосовое сообщение, но меня перебили. — Короткая пауза. — Но если вы его не получили, это даже к… — Я его получила. Только что прослушала. Это инспектор Харрис? — Да. И прошу прощения за это сообщение. Боюсь, я нес всякую бессмыслицу. Судя по голосу, инспектору было примерно столько же, сколько и ей самой, — лет сорок или чуть меньше. Грубоватый тон, но добрый голос. За годы службы в полиции Харпер научилась извлекать массу информации за очень короткое время. — Я звонила вам сегодня. Вы получили мое сообщение? — Вы звонили мне? — Да. Примерно три часа назад. — Нет. Извините. Я совсем запутался, — признался инспектор. — По какому поводу вы мне звонили? — Думаю, по тому же, по какому вы сейчас звоните мне. И да, нет ничего удивительного в том, что вы совсем запутались. Я тоже. Все это какая-то чудовищная бессмыслица. — Я веду это дело один, и у меня уже едет крыша. Так вы слышали о моей коллеге? Аннабель Шварцман. — Вообще-то я видела ее сегодня утром. На линии воцарилась короткая пауза. — Она и вправду туда поехала. — Его голос упал до шепота. — Черт… — У меня создалось ощущение, будто ей что-то известно о смерти своей тети. Она спросила, можем ли мы встретиться завтра, чтобы поговорить. — Харпер громко вздохнула. — Я была бы крайне признательна, если б кто-то рассказал мне, что происходит. — С радостью это сделаю, детектив Лейтон. — Пожалуйста, зовите меня Харпер. — Хорошо, Харпер. Однако должен вас предупредить — это довольно длинная история. Так что если вы куда-то торопитесь… Предлагать информацию, не требуя ничего взамен, — редкость в работе полиции. Обычно «сотрудничество» означало передать все, что у вас было, и уйти с дороги. Харпер прониклась симпатией к Хэлу Харрису. — Никуда, — сказала она, откидываясь на подушки. Инспектор завел разговор о женщине, которую могла убить другая женщина, изображавшая ее сестру. Об одержимом бывшем муже. И в центре всего этого находилась Анна Шварцман. Харпер слушала, не перебивая, лишь изредка задавая кое-какие вопросы, и жевала чипсы. Харрис объяснил, что, по его мнению, убийство в Чарльстоне может быть с этим как-то связано. Харпер взяла ручку и бумагу. — Его имя Спенсер Макдональд, и он мерзкий ублюдок. — Спенсер Макдональд? — повторила она. — Он здесь, в Чарльстоне? — В Гринвилле. Я связался с тамошним помощником шерифа, но и сам постарался узнать о нем как можно больше. Я в курсе некоторых весьма неприятных подробностей о Макдональде, и после того что мы видели здесь, думаю, что он хитрее, чем я полагал. — У меня там есть кое-какие контакты, — сказала Харпер. — Я попробую что-нибудь узнать завтра утром и перезвоню вам. — Будьте осторожны, детектив. Вчера вечером на одного из наших патрульных напали. Восемнадцать ножевых ранений. Жестокие преступления в Чарльстоне случались реже, чем можно было подумать. Да, у них тут бывали убийства, связанные с наркотиками или бандитскими разборками, иногда бытовое насилие перерастало в убийство. Но такие случаи, как смерть Фрэнсис Пинкни и Авы Шварцман, или убийца, способный нанести полицейскому восемнадцать ножевых ранений, были редкостью. Чем-то неслыханными. За время ее полицейской карьеры такого точно никогда не было. Харпер посмотрела на имя, которое она нацарапала в блокноте. — Вы думаете, это сделал Макдональд? Он сейчас в Сан-Франциско? — Нет, — сказал Хэл. — Более того, сегодня я получил подтверждение, что он не покидал Южную Каролину с тех пор, как несколько месяцев назад посетил свою мать во Флориде. — И как тогда он ранил патрульного… — Мы не знаем. Если честно, мы толком ничего не знаем. Только то, что мне сказала Шварцман. Что она проснулась примерно в час ночи и нашла офицера в своей постели, полностью одетого и истекающего кровью. — И вы ей верите?