Однако он недооценил ее. — Тогда скажи мне, почему они не сестры? Анна надела перчатки и убрала волосы с лица убитой. — У Стайн маленький «вдовий пик», — сказала она, указывая на букву «V» по линии роста волос на лбу. — Хорошо. — «Вдовий пик» — это доминантный ген, — пояснила Шварцман. — А у Терри Стайн нет «вдовьего пика»? — уточнил Хэл. Шварцман вспомнила высокий округлый лоб незнакомой женщины. — Нет. — То есть, если это доминантный признак, значит ли это, что он есть у всех? — Нет. Не совсем понятно, как эти черты передаются по наследству. Скорее всего, все не так просто, как мы привыкли думать: один ген с двумя аллелями, доминантной и рецессивной. Хэл нахмурился. — В принципе, — продолжила Шварцман, — возможно, Терри и Виктория Стайн на самом деле сестры. Но это маловероятно. — Из-за «вдовьего пика»? — Отчасти. У Виктории Стайн есть «вдовий пик». У Терри его нет. Между тем у Терри есть веснушки и единственная ямочка слева. — Она повернулась к жертве. — У Виктории нет ни того, ни другого. — Веснушки и ямочка? И это означает?.. — Это считается доминантными признаками, — пустилась в пояснения Анна. — «Вдовий пик», ямочки, веснушки и некоторые другие вещи — например, умение скатывать трубочкой язык или неприросшие ушные мочки, в отличие от приросших. Разумеется, я не могу проверить, умеют ли они скатывать язык в трубочку, и у них не приросшие ушные мочки, но шансы того, что у обеих женщин будут эти три разных доминантных признака, невелики. Чем дольше она говорила, тем больше проникалась уверенностью, что эти две женщины не были родственницами. — Ты хочешь сказать, что у обеих не все три признака? И тебе было бы лучше, если б у них обеих был «вдовий пик»? — Не уверена, что мне стало бы лучше, но утверждение, что они — сестры, стало бы более правдоподобным. — Я слышу тебя. — Хэл склонился над трупом, чтобы изучить лицо жертвы. — И мы уверены, что у нее не было ямочки на щеках? — Абсолютно, — подтвердила Шварцман и приподняла уголки губ Виктории, проведя пальцем по складкам между носом и подбородком. — Мы видим существующие морщинки на ее лице. Например, носогубные складки совершенно четкие. У нее также есть светлые линии, вот здесь, — добавила она, указывая на маленькие полукружья по обе стороны губ. — Эти линии — продолжение носогубных складок. Но никаких признаков ямочек на щеках. Анна прошла через всю комнату и, подкатив увеличительное стекло, подняла его на штативе на удобную для Хэла высоту. — Вот, взгляни. Видишь? — спросила она, указывая на морщинки вокруг рта. Хэл отступил назад. — Верно. Никаких ямочек, — согласился он. — Но возможно, они сводные сестры или даже не родные сестры вообще… Или одна из них была замужем за братом другой. — Теоретически такое возможно, — согласилась Шварцман. — Но она говорила об их отношениях иначе. Она говорила так, будто они сестры. — Как именно? — уточнил он. Анна попыталась вспомнить дословную фразу. — Когда я спросила ее, живы ли еще их родители, она ответила, что они «оба умерли». Как будто имела в виду одних и тех же родителей. — Согласен. Я подумал бы так же. Мы называем это внутренним чутьем. Шварцман ощутила прилив гордости. — Думаю, именно это. Она также сказала, что рада возможности познакомиться со мной. — Умолкла, вспоминая их разговор. — Нет. Не рада. Она сказала, что ей «очень приятно» познакомиться со мной. Приятно. Анна произнесла эти слова, и у нее свело живот, как если бы она выпила прокисшего молока. Спенсер. Хэл записал фразу. — Приятно познакомиться с вами? Она кивнула, глядя, как он подчеркнул слово «приятно». Он согласился, что это странно. — И она назвала меня по имени. Откуда эта женщина узнала ее имя, если не от Спенсера? — Может, она прочла табличку на двери, — по-прежнему держа наготове ручку, предположил Хэл. — Моего имени нет на двери. Она специально попросила об этом — одна из маленьких хитростей, призванных уберечься от Спенсера. На сайте ведомства ее тоже не было. А еще они говорили о фотографиях. Тех, на которых были обе девушки. О той, что была сделана в Форт-Самтер. Что-то промелькнуло в глубинах памяти. Еще один фрагмент головоломки встал на место. — Я спросила об одной из фотографий. — О которой? — О той, где они вдвоем стоят перед кораблем. Вернее, авианосцем. — Отлично ее помню. — Хэл вытащил из кармана телефон. — Я ее даже сфотографировал. Шварцман вернула тело Виктории Стайн в ячейку, сняла перчатки и бросила их в мусорное ведро. Хэл, между тем, нашел фотографию. — Вот. — Он протянул ей телефон. Анна повернула телефон боком и пальцами увеличила картинку. Она была права. — Это корабль военно-морских сил США «Йорктаун». — У нее вновь перехватило дыхание. — В детстве я бывала там с моей тетей с десяток раз. — Она наклонила телефон, чтобы ему тоже было видно. — На этом снимке ты видишь за девушками судно во всю его длину. — Вижу. — На самом деле это невозможно. Пристань, ведущая к судну, довольно короткая, чтобы можно было видеть весь корабль. В лучшем случае видно две трети. Шварцман всмотрелась в контуры девушек, пытаясь отыскать доказательства того, что они были вставлены в изображение. — Ты уверена? — спросил Хэл. — Абсолютно. Моя тетя фотографировала меня и этот корабль почти каждое лето, с четырехлетнего возраста и до того, как я пошла в школу. На каждом фото я и один из концов судна. Она вернула ему телефон. Хэл увеличивал картинку до тех пор, пока та не стала полностью зернистой. — То есть ты считаешь, что это фотошоп? — Да. Разговор прервался телефонным звонком. — Харрис слушает. На другом конце Анна услышала хрипловатый, низкий голос. — Вы что-нибудь нашли? Мужчина что-то сказал. Судя по лицу Хэла, это были плохие новости. — Подожди. Я включу громкую связь. Я здесь со своей коллегой. — Хэл опустил трубку и кивнул ей. — Ты можешь повторить это, Гэри? — Вашей Виктории Стайн не существует.