— Чисто, но ты что-то поняла. — То есть, возможно, она упала и не смогла смягчить падение. Что помешало ей это сделать? Берл кивнул. — Давай, выкладывай, — сказала ему Харпер. Берл ответил тихим смешком. — Я сделал биопсию легкого. — Биопсию легкого, — повторила она. — Зачем? — Еще на месте преступления я уловил исходивший от нее слабый запах. И хотел убедиться, что не ошибся. — И ты не ошибся. — Нет. — Что это было? — Хлороформ. Харпер пристально посмотрела на лицо Пинкни. Она была под действием наркотика. — Итак, кто-то вырубил ее хлороформом, а затем столкнул вниз по лестнице. — Да, мэм. Это мои выводы. Берл качнулся на пятках, как шериф в старом вестерне. Но игра потеряла свою привлекательность: Харпер знала лежащую перед ними женщину. Она выросла с ее детьми. Это была та самая Фрэнсис, что на выпускном в восьмом классе фотографировала их перед балом. И вот теперь ее накачали наркотиками и сбросили с лестницы… Подобных смертей в этом зажиточном районе Чарльстона никогда не было. Люди умирали от старости и болезней сердца. Как теперь ей смотреть в лицо родителям? Что она могла им сказать? Она знала причину смерти, но все еще не понимала, почему так получилось. — Но кому понадобилось сбрасывать старушку с лестницы? — А вот это, моя дорогая, твоя работа. — Берл в ободряющем жесте положил руку ей на плечо. Харпер кивнула и шагнула прочь от мертвого тела Фрэнсис Пинкни. Она поднялась по лестнице и вернулась к своему столу. Обычный белый кофейный стаканчик, сродни ценному подарку, сообщил ей, что Энди сходил во французское кафе «Голар и Малише» в паре кварталов отсюда. Харпер сделала глоток и разочарованно поморщилась: увы, кофе успел остыть. Кофе был чуть теплым, а Фрэнсис Пинкни, пожилую женщину, мало чем отличавшуюся от ее собственной матери, накачали наркотиками и жестоко скинули с лестницы, чтобы она сломала себе шею. По коже Харпер пробежали мурашки. Она почесала зудящее место сквозь рубашку, но от неприятного ощущения не избавилась. Ей нужно выбраться из здания. Была уже вторая половина дня, и ей жутко захотелось позавтракать. В кондитерской «Коллиз» подавали лучшее в городе печенье. Харпер набрала рабочий телефон мужа. Джед ответил после второго гудка. — Я иду в «Коллиз» завтракать, — сказала она ему. — Плохие новости по делу? — Да. — Буду там через десять минут, — ответил Джед. — Закажи мне кофе. Харпер повесила трубку. Оставив остывший стаканчик на столе и схватив со стула куртку, она сказала админу, что ее не будет около часа, и стремительными шагами вышла на улицу. Зуд пошел на убыль. Легкий ветерок приятно охладил кожу. У тротуара остановилась запряженная лошадьми карета, из тех, что популярны на исторических маршрутах Чарльстона. Гид, пожилой джентльмен в твидовом жилете и кепке, объяснял туристам, что такое сейсмозащитные диски на одном из зданий на Кинг-стрит. На доме Пинкни тоже были такие диски, вспомнила Харпер. Разгадать загадку смерти Фрэнсис Пинкни было все равно что ввернуть болты в одно из старых зданий. Неким образом ей нужно было собрать все воедино, по крупицам, кусок за кусочком, чтобы выяснить, кто хотел ее смерти. А пока она рассчитывала на печенье с подливкой[12]. Чтобы отвлечься. 12 Сан-Франциско, Калифорния — Она была прямо здесь. В моем кабинете. Хэл смотрел, как Шварцман расхаживает вокруг задней стороны своего стола. — В этом кресле. — Она ткнула пальцем в пустой стул рядом с ним. — Ей была известна причина смерти. Она знала про кулон. На ее лице одновременно читались ужас и ярость. — Откуда она могла об этом знать?! Хэл сидел неподвижно, пытаясь вникнуть в ее бессвязную речь. Анна говорила слишком быстро, и он безнадежно упустил нить рассуждений. — Кто она? — Стайн! Больше ничего не сказав, Шварцман повернулась и вновь обошла стол. Она то сжимала, то разжимала кулаки и хмурила лоб так, словно делала какие-то сложные вычисления. Хэл видел ее такой взбудораженной лишь один раз — когда вошел в морг после того, как Спенсер сказал, что ее мать в больнице. Солгал о том, что ее мать в больнице. То была его первая встреча со Спенсером и его извращенными играми. Похоже, что это очередная. Что нужно было Терри Стайн? Какой смысл ей было приходить сюда, в кабинет к Шварцман? После того как Хэл целых пять минут наблюдал, как Анна разговаривает и расхаживает, у него закружилась голова. — Шварцман. Она как будто его не слышала, продолжая расхаживать по комнате. — Эй, — окликнул он громче, — Шварцман! Она остановилась. И как будто удивилась, обнаружив его в комнате. — Кто знал, что Стайн захлебнулась в лавандовой воде? — спросил он. — Сестра. — Сестра Виктории Стайн? — Да. Она знала про лаванду, про воду. Спросила, не опоили ли ее, часом, каким-то наркотиком. — Шварцман дотронулась до груди, как будто что-то искала. — И кулон. Она знала про кулон. — Когда она ушла? — Она была здесь пять минут назад. Черт! Он упустил ее. — Я пытался дозвониться до нее весь день, — сказал Хэл. — Если ей нужны ответы, почему бы ей не перезвонить мне? С Терри Стайн явно было что-то не так. К тому времени как во вторник вечером он прибыл на место преступления, один из патрульных уже вез ее в больницу, чтобы привести в себя от шока. По данным больницы, вскоре после этого ее отпустили и посадили в такси. В текстовом сообщении она согласилась прийти сегодня в участок, и больше от нее не было никаких известий. Хэл понятия не имел, где она остановилась и на какой срок, и уже много раз звонил ей. — Ей не нужны ответы, — сказала Анна. — Она уже все знает. — Шварцман! — крикнул он, чтобы привлечь ее внимание. Она остановилась и посмотрела на него. — От всех этих хождений у меня кружится голова, — мягко сказал Хэл, указав на рабочий стол. — Может, ты посидишь пару минут? Она села, а Хэл открыл свой блокнот. Когда он поднял глаза, Анна сидела, сложив на коленях руки, как ученица, послушно выполняющая требование школьного учителя. — Как она оказалась в твоем кабинете? — спросил он. — Понятия не имею. Я пришла перевязать палец — и застала ее. Она сидела и плакала. Хэл задумался о слезах. Он видел горе не один раз и мог безошибочно определить, когда слезы были настоящими, а когда нет. Но, конечно, никогда нельзя быть уверенным на все сто. Ему тоже случалось ошибаться. — Ты спросила ее? Шварцман задумалась.