За дверью стоял Хэл Харрис. — Извини, — быстро сказал он, поднимая руки. — Я не хотел тебя напугать. Анна попятилась и села на стул, стараясь взять себя в руки. Она не видела Хэла с тех пор, как они с Хейли были в ее квартире. Отбрось мысли о раке. Сосредоточься на Виктории Стайн. Когда Шварцман снова подняла глаза, Хэл сел на стул напротив нее, стараясь изо всех сил, чтобы его внушительные габариты казались маленькими и безопасными. Это было бы даже комично, если б не подстегивавший нервы адреналин. — С тобой все в порядке? — спросил он. В ответ она лишь покачала головой. 11 Чарльстон, Южная Каролина Харпер стояла у стола и перебирала стопки бумаг, ожидая появления Берла. Интересно, что покажет вскрытие? У нее было несколько мыслей по этому поводу. С одной стороны, это сильно напоминало несчастный случай, хотя было немного странно, что Кимберли Дэвис, подходя к крыльцу, не увидела тело. Возможно, жертва упала позже? Возможно, собака лаяла потому, что миссис Пинкни упала, когда с ней случился сердечный приступ или инсульт? Пытаясь спуститься вниз, она споткнулась и упала… Но зачем ей было спускаться вниз? Почему она не позвала на помощь сверху? И почему замолчала собака? Берл вошел с черного хода. — Есть что-нибудь для меня? — спросила Харпер. — Ага. — Он знаком пригласил ее следовать за ним в комнату отдыха. — Дай только налью себе кофе. В комнате Берл не торопясь наполнил кружку темным варевом, отпил и преувеличенно громко чмокнул губами. — Хм. М-м-м, — сказал он. — Очень даже вкусно. — Я рада, что тебе так легко сделать приятно. Берл напоминал ей ее отца. Тот никогда не мог понять всей этой возни вокруг эспрессо, латте или капучино и громко возмущался, когда «горожане» — как он их называл — заходили к нему в закусочную и спрашивали, готовят ли тут эспрессо. Как и Берл, ее отец всегда наслаждался своим кофе, даже если тот был откровенно посредственным. Впрочем, для кофе, водившегося у них в участке, слово «посредственным» было комплиментом. — Я — человек простых удовольствий, детектив. Я не могу понять, почему кофе здесь лучше, чем кофе двумя этажами ниже. — Там внизу — покойники, — откровенно призналась Харпер. — Мы же не добавляем их в кофе. — Берл поднял кружку и сделал большой глоток. — По крайней мере, намеренно. Харпер уже подносила кружку к губам, когда в ее сознании нарисовалась картинка: крошечные кусочки человечины, плавающие в кофе. — Берл, — простонала она и поставила кружку. — Хочешь спуститься и посмотреть, что у меня есть? — Ты закончил с телом? — Ага. — Берл поднял свою кружку в воздух. — Да, я и поднялся, чтобы выпить по этому поводу. Пойдем, — сказал он, указав подбородком на лестницу. — Я покажу тебе. За шестнадцать лет службы в полиции Харпер привыкла к мертвым телам — а как иначе можно работать в отделе по расследованию убийств? Привыкла она и к запахам. Маски с защитным слоем активированного угля эффективно маскировали большинство из них, а если добавить внутрь пару капель лавандового или мятного масла, как она, то даже самая сильная трупная вонь летом будет почти терпимой. А вот к чему привыкнуть не получилось, так это к процессу разделения тела на органы, осмотру его по частям, их взвешиванию и измерению, перед тем как запихнуть обратно, застегнуть с помощью степлера и отправить на захоронение или кремацию. Вид закрытого Y-образного разреза доставлял ей наибольший дискомфорт. Джед всегда дразнил ее и говорил: это, мол, потому, что Люси родилась в результате кесарева сечения. Но Харпер была не согласна с ним. Может быть, восемьдесят лет назад шрамы от кесарева сечения и выглядели как разрезы, но ее шрам был всего три или четыре дюйма длиной, к тому же скрытый под линией бикини. И он был более современным, чем ее последнее бикини. Берл открыл дверь, и Харпер вошла в морг. Здесь, как и всегда, пахло дезинфекцией и смертью. Как и все остальное здание, морг был старым; здесь годами толком ничего не обновлялось. По крайней мере, наверху стены были сплошь увешаны списками разыскиваемых лиц и агитационными плакатами о предупреждении семейного насилия и вождения в нетрезвом виде, и тот, который Харпер считала самым жутким: портрет юной девушки, подсевшей на метамфетамин — беззубая, лицо в язвах, на тощих руках следы уколов. Подпись гласила: «Я хотела стать королевой бала. Мет не позволил мне». Однако внизу, в морге, на стенах ничего не висело. Зато на южной стене красовалось оранжево-желтое пятно: след от лопнувшей несколько лет назад трубы. Тогда ржавая вода испортила папки с сотнями дел, но если бы прорыв случился с северной стороны морга, то залитым оказался бы холодильник, где хранились тела. По словам Берла, в морге тогда было пятеро «гостей», поэтому потеря папок с делами была предпочтительнее альтернативного варианта. Сегодня на прозекторском столе лежала Фрэнсис Пинкни. Ее лицо и плечи были открыты, но на нижнюю часть тела Берл накинул белую простыню. Как всегда, Харпер старалась держаться подальше от погибшей. Она предпочла бы получить результаты вскрытия по телефону, но Берл, как правило, сообщал более подробные сведения, когда стоял рядом с жертвой. Она же не хотела пропустить ничего, что могло оказаться важным. — Сначала я исключил естественные причины. Харпер вздохнула. — То есть ее убили? Берл, не отвечая, подошел к картотеке. Он обожал процесс раскрытия причин смерти, и Харпер пыталась напомнить себе, что это — часть его шоу. Ковбойские сапоги коронера громко цокали по цементному полу, несмотря на натянутые на них бахилы. Он вернулся с папкой и открыл ее. Еще одна маленькая причуда Берла. Большинство других судмедэкспертов говорили по памяти, особенно когда жертва была недавней, как эта. Берл же предпочитал держать в одной руке открытую папку, а другой — указывать на соответствующие отметки. — Сердце здоровое, — начал он, указывая на грудь мертвой Фрэнсис. — Никаких помех. В мозгу никаких признаков инсульта. — Она могла оступиться на лестнице. — Я подумал об этом. Харпер не нравилось, к чему все идет. — Сейчас покажу рентгеновские снимки. Единственное, что морг обновил за последнее десятилетие, — это компьютеры. Теперь тут стояла самая современная компьютерная система, но Берл подвел ее к световому экрану, так как предпочитал читать рентгеновские снимки по старинке. Харпер смотрела, как он работает, и гадала, на сколько еще лет Берл останется здесь. Ей будет не хватать его. Найдя нужный слайд, эксперт повернул ручку на старом аппарате и включил лампу. Прежде чем загореться, свет дважды мигнул. Берл сунул снимок под зажимы и указал на позвонки Фрэнсис Пинкни. — Судя по трещинам, сначала она упала на грудину. — Он указал на соответствующее изображение. — По сути, основной удар при падении она приняла на грудь. — Понято, — сказала Харпер, представив себе Пинкни в момент падения. — Значит, она стояла лицом к лестнице, глядя вниз. — Да. Ее руки были опущены вдоль туловища. — Берл поменял слайды и показал ей линию на одной из костей запястья. — На левой стороне у нее волосяной перелом, который, похоже, произошел из-за того, что запястье было зажато под телом. Других повреждений на руках нет. Харпер еще раз представила, как Фрэнсис падает. Ее руки наверняка были вытянуты вперед, чтобы остановить падение. — Ты говоришь, что перелом запястья произошел не из-за того, что, падая, она вытянула руку? — Нет. Перелом предполагает, что, когда она приземлилась, ее рука была повернута вот так. — Берл прижал локоть к ребрам. — То есть она не вытянула руки, чтобы остановить падение? Тебе не кажется, что это довольно странно? Берл присвистнул. — Кажется, мэм. При падении мы почти всегда видим свидетельства того, что жертва пыталась его остановить. — Ее руки не были связаны. — Нет, — подтвердил Берл. Он знал ответ. Харпер видела это по его быстрым репликам, но пока не была готова уступить. — А если она что-то несла? — предложила детектив, щелкнув пальцами. — Например, Купера. Собаку. — Возможно. — Что ты имеешь в виду? Ты же знаешь ответ. Берл самодовольно кивнул. Она вернулась к мыслям о наркотиках. — А что показал токсикологический анализ?