Миссис Гарсия продолжает опрашивать остальных насчет их групп, а затем говорит приступить к работе. Когда я беру блокнот с папкой и встаю, направляясь к Веронике, Сильвия обхватывает мое запястье. – Мне казалось, ты сказал, что не злишься на меня. Ее вопрос едва слышен, но Мигель уже развернулся к нам и тоже ждет ответа. В комнате очень шумно. Столы скрипят по линолеуму, начинается низкий гул разговоров, но ощущение, что обвинение она прокричала. – Все правильно, я не злюсь. – Тогда почему ты не хочешь работать с нами? Твоя мама убедила консультанта поместить тебя в этот класс, чтобы мы могли помочь тебе с проектом. Иначе бы тебя здесь не было. – Сильвия, – предупреждающе говорит Мигель. – Это правда, – бросает она ему в ответ, – и он это знает. В пятницу вечером я ему все рассказала. Он сказал, что не злится, но это, очевидно, неправда. И теперь он делает неправильный выбор. – Или я не хочу заставлять вас заниматься благотворительностью. Сильвия вздрагивает. – Ты мой друг, а не благотворительный фонд, и разве ты не подумал о том, как разозлится твоя мама? Да, наверное, так оно и есть. – Мне нужно, чтобы этот проект был моим выбором. А не ее. – Еще не поздно, – продолжает Сильвия, как будто не слышала моих слов. – Сходи, скажи миссис Гарсиа, что ты перепутал. – Сильвия, – обрывает Мигель, – пусти его. Я использую эту возможность уйти и опускаюсь на стул напротив Вероники. Швыряю блокнот на стол и поднимаю глаза как раз вовремя, чтобы заметить свирепый взгляд Сильвии, но она тут же отворачивается. – Тебя что-то беспокоит? – спрашивает Вероника, и в ее голосе слышится британский акцент. – Я в порядке. – Ты уверен? – она возвращается к своему обычному успокаивающему тону, а затем кивает на Сильвию. – Потому что это выглядит не как порядок. Скорее, как большой беспорядок. Согласен, но я справляюсь. – Так что там с нашим проектом? – Замещение. Мой любимый защитный механизм[10]. – А? – Я учусь в классе с углубленным изучением психологии, что, вероятно, подходит только мне. Замещение – это когда ты перенаправляешь свои отрицательные эмоции и сублимируешь. То есть ты по-прежнему выплескиваешь свои чувства, но на другой предмет, например, пытаешься сделать что-то фантастическое, как сейчас ты собираешься вложиться в этот проект. Я тупо смотрю на нее, так как ничего не понимаю. – У меня для тебя хорошие новости, – говорит она, – с чеком твоей мамы все в порядке. – Я и не сомневался, что так будет, – это ложь, и она должна бы меня беспокоить, потому что в последнее время я больше лгу, чем говорю правду. – Расскажи мне что-нибудь о себе, – говорит Вероника. – Что, например? – Нам предстоит работать вместе, и до тех пор, пока вы не сняли у нас жилье, мы не разговаривали друг с другом. Совсем не говорили, ни одного слова. Мне кажется, что мы должны хотя бы попытаться притвориться дружелюбными. Правильно. – Я плаваю. – А я – нет. – Бассейн в ИМКА неплох, и он недалеко от вашего дома. Мне разрешают приводить с собой гостя, так что, если хочешь… – Ты не понял. Я не умею плавать. – Неприятный опыт? – Я никогда этому не училась. Думаю, я плаваю как топор. Это звучит не очень весело, поэтому я не плаваю. Вау. – Как так получилось, что тебя не учили плавать? Это же невозможно. – Невозможное возможно. И все же вернемся к проекту. Есть пара мест, которые я хотела бы посетить. Крытый мост, на котором видели призраков. Эти люди умерли, когда их машина сорвалась с моста и упала в реку. А еще участок дороги, на котором умерла девушка. Теперь она ходит там и ждет, чтобы кто-нибудь ее подбросил. И, если водитель остановится, она сядет на заднее сиденье и исчезнет, когда машина проедет мимо того места, где она умерла. – Ты сейчас серьезно? – Смертельно серьезно. – Ее губы дергаются в улыбке. – Ты понял каламбур? Я остаюсь невозмутимым, и она хихикает, этот звук пробуждает что-то внутри меня. Напряжение в моих мышцах ослабевает, и я наклоняюсь вперед через стол. – Мертвые люди на мостах, а потом на дороге. Что-нибудь еще? – Это звучит как плохая версия книги доктора Сьюза[11]. «Не сыскать ли, не сыскать ли призраков на мосту? Или в парке? В зоопарке? На байдарке? Не найду!» Я начинаю смеяться. Черт возьми, она смешная. – Конечно же, я хочу облазить туберкулезную больницу. От одной мысли о вторжении на чужую территорию внутри все загорается. То же самое происходит, когда я прыгаю со скалы. Не так сильно, но это неплохая замена. – Я в игре. – Нам нужно будет разузнать факты об этом месте, а затем и легенды. Я подумала о том, что сказал Макс: о разнице между реальностью и байкой. Думаю, что эта тема должна войти в нашу статью. Мне нравится, как это звучит. – Я слышал об этой больнице. В ней происходили всякие странности. Эксперименты, пытки, сатанинские ритуалы. Слышал даже, что призраки могут навредить, если полезешь, куда не следует. Впервые я вижу скептицизм на лице Вероники. – Ты в это веришь? – Конечно нет. – Так я и думала, – Вероника смотрит на меня изучающее, и это заставляет меня чувствовать себя так, словно я выставлен напоказ. – Ты читал? – Учебник «Как поймать Каспера – дружелюбного призрака»? – Нет. Я говорю о дневнике Эвелин. Как далеко ты продвинулся? Я пожимаю плечами. – Вероятно, не так далеко, как могли бы прочесть другие. – И что ты об этом думаешь? Я вспоминаю последнюю запись, которую прочел. Пока Эвелин устраивала свою жизнь в больнице, ей надоело это место, и она мечтала вернуться домой. Хотела, чтобы ее жизнь снова стала такой, как до диагноза. Иногда я задаюсь вопросом, какой была бы моя жизнь, если бы папа больше интересовался ролью отца и мужа, а не был предан работе, телевизору или видеоиграм. Скучал бы я, как Эвелин, по своей жизни до развода родителей? Даже притом, что наши обстоятельства различны, я понимаю ее. Она хотела жить и быть счастливой. Проблема в том, как нам это сделать? Она столкнулась с туберкулезом, а я не могу перестать прыгать со скал. В животе возникает тошнотворное ощущение, потому что я не уверен, что хочу дочитывать до конца. Когда вы изо дня в день боретесь за то, чтобы набрать полкило, что получаете в итоге? – А кто-нибудь выжил после того, как ему поставили диагноз туберкулез? Она кивает, но не говорит о том, что я хочу знать: выжила ли Эвелин. В итоге решаю сменить тему. – Послушай, я смогу сам справиться с этим проектом. Возможно, мне потребуется больше времени, чем тебе, чтобы читать и писать, но я могу это сделать. Английский никогда не был моим любимым предметом, и я признаю, что в прошлом году сдался. Я устал от всего, что было так чертовски трудно, но больше такого себе не позволю. Подмигивание Вероники развязывает узлы, скрученные в моей груди. – Ты пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше, потому что у меня опухоль мозга? Я сидела перед тобой на математике в прошлом году, и ты – математический бог. Знаю, шокирует, что мы вместе учились в одном классе. А все потому, что ты меня игнорировал. – Ты же со мной не разговаривала, – возражаю я, но в ее немигающем взгляде есть что-то такое, что заставляет меня сомневаться, не ошибаюсь ли я. – Я удивлена, что ты в этом году не записался на математические курсы, – говорит она. И я тоже. Мое удивление распространяется еще и на открытие того, что мама поместила меня в класс с упором на английский. Кажется, она просто перекинула меня из класса с углубленным изучением математики в другой. Мы боролись за перемены, но, как всегда, победила она.