Я подняла почти пустую кружку в знак согласия. – Да, чёрт! Моим внутренним монстрам удалось сохранить слегка нахальный весёлый юмор, пока мы с Эшли допивали кофе. Как только она поняла, что я хотя бы притворяюсь, что рада за неё, она начала бесконечно болтать о переезде, давая понять, что уже давно собиралась сказать ему «да». – Я хочу, чтобы мы были там на Рождество, – сказала она. – Но после сбора средств. Я не могу планировать переезд и заниматься этим одновременно. Возможно, в начале декабря, поскольку это будет приятное затишье между тем, как люди говорят: «Вот чёрт, мне нужно заказать фотографии для рождественских открыток» и «Вот чёрт, мы не сделали хороший семейный портрет в этом году». Но это даст нам достаточно времени, чтобы освоиться и почувствовать себя как дома. Особенно Леоне. Хотя потом Рождество заставит её почувствовать себя как дома, я думаю. – Угу, – сказала я. – Девочки могут спать вместе в комнате Леоны, но у Артура есть комната для гостей, так что ты можешь остаться на Рождество. Тогда Дани сможет приехать утром. Я подняла голову, удивлённая. – Мы всё ещё приглашены на Рождество? Эшли уставилась на меня, не пытаясь скрыть недоверие в тёмных глазах. – Конечно, приглашены. А что, разве ты не хочешь… – Хочу, – быстро сказала я. – Хотим, конечно, хотим. Когда ты сказала, что хочешь, чтобы здесь было как дома, я подумала, что это может быть только в кругу семьи. – Так и есть, – сказала она. – И ты – часть моей семьи, так что тебе лучше быть с нами. Монстры замолчали, оставив меня в одиночку бороться с рыдающими позывами. – Я буду там, несмотря ни на что. *** Мы поехали из кафе по отдельности, чтобы Эшли могла пойти на свою фотосессию, пока я ехала обратно в студию, чтобы забрать девочек после их сессии планирования с Майком. Это было здорово, так как у меня было несколько минут, чтобы почувствовать себя бодрой после разговора с Эшли. То есть всё это по-прежнему было отстойно, но мы собирались всё исправить. Мы не были семьёй, но при этом были. Честно говоря, я чувствовала себя довольно хорошо. Но всё изменилось, когда я вошла в студию. Леона… Она была замечательным ребёнком. Действительно замечательным. Люди любили её. Взрослые любили её, дети любили её, даже самый ворчливый ворчун в мире – он же Майк – любил её. Может, у неё и не было отца, но в её жизни было множество примеров для подражания. Артур, конечно, был одним из них. Он был её учителем по игре на гитаре, но он также был очень похож на отца, даже за то короткое время, что прошло с тех пор, как они с Эшли сошлись. Наверное, эта роль становится менее сложной, когда нет никого, кто мог бы тебя с неё вытеснить. Он так легко и плавно вжился в неё, что его роль в жизни Леоны была неоспорима. Потом был Дани, весёлый дядя, человек, который баловал её, обращался с ней, как с принцессой, и установил стандарт того, что она должна ожидать от мужчины, когда вырастет. В каком-то смысле он был и учителем: он показывал ей, как совершать ошибки и как их исправлять. Как веселиться, идти на поиски приключений и жить так, чтобы жизнь что-то значила. И последним был Майк. Дедушка. Зануда, который неравнодушен к особой изюминке и азарту Леоны и без устали ухаживает за ней. Для Леоны это было замечательно, я уверена, поскольку Майк был хорошим человеком, со всеми связями и очевидной крутизной. Но для Блэр это было отстойно. Конечно, не только Майк виноват в том, что я вошла и увидела, как трое мужчин оказывают знаки внимания Леоне, в то время как моя дочь сидит в офисном кресле. Все они были виноваты в том, что не заметили выражения её лица, когда она сидела там. Блэр была не из тех детей, которые скрывают свои чувства; похоже, у неё не было внутреннего голоса. Она с тоской наблюдала, как Артур смеялся, показывая Леоне, как делать то или иное на маленькой гитаре. Майк сидел неподалёку и выглядел довольным. Стопка плакатов упала на соседний стол, когда он наклонился вперёд, чтобы в шутку отругать Артура. В шутку. Старый жмот над чем-то смеялся. Дани тоже ухмылялся, наблюдая, как Леона задорно наяривает, а потом визжит. К этой тоске добавлялась ревность, хотя я понимала, как она пытается её скрыть. Была и грусть, и одиночество, и чувство усталости, такое, какое бывает у человека после того, как он пытался, пытался и наконец сдался. А под всем этим – смятение и что-то такое, что я могла бы объяснить. Моя маленькая девочка сидела там, обиженная и удручённая, задаваясь вопросом, почему она была второстепенной фигурой в своей собственной жизни, задаваясь вопросом, что было у её лучшей подруги такого, что выделяло её и делало более замечательной, более любимой, более достойной внимания, чем она. И это выводило меня из себя. – Привет, милая, – громко сказала я, прерывая то, чем они занимались. Блэр оживилась, облегчение разлилось по её лицу. – Мама! – Кэт! – радостно сказала Леона. – Посмотри, что мне подарил мистер Майк! Он сделал её специально для меня! Новая долбаная гитара, сделанная специально для неё. – Хэй, Кэт, – сказал Артур. – Мы закончим через несколько минут. – У меня нет нескольких минут, – отрезала я. Мне казалось, что я сказала это вежливо, но моё лицо, похоже, не располагало к мягкому диалогу. Дани перевёл взгляд с меня на Блэр с выражением озабоченности. Артур выглядел ошеломлённым, а Майк нахмурил брови, и его лицо вернулось в своё обычное раздражённое состояние. – Блэр, Леона, пойдёмте, – сказала я. – Я схожу за чехлом, – Артур осторожно взял гитару, которую сжимала Леона. – Вернусь через секунду, дорогая. – Мой рюкзак в кабинете мистера Майка, – тихо сказала Блэр. – Я пойду с тобой за ним, – вызвалась Леона, соскальзывая с табурета, на котором сидела. – Очень вовремя, – сказал Майк, когда девочки ушли. – Как раз надо было с тобой поговорить. Я оказал несколько услуг и сумел раздобыть билеты на Тейлор Свифт. Это довольно приличные места. – Замечательно, – сказала я жёстко. – Сколько я тебе должна? – Не беспокойся о… – Я бы предпочла заплатить. Сколько они стоят? Хотелось бы мне свалить это глупое, гордое заявление на одного из моих внутренних монстров, но это были не они. Это была я, гордая, злая и разочарованная в человеке, сидящем передо мной. Та, которая вбила себе в голову, что не хочет быть в долгу у этого ворчливого старого хрена. Эгоистично, но я хотела приписать себе заслугу за подарок. Мне казалось, что я доказываю свою значимую роль, хотя я понятия не имела, кому и зачем. Себе, может быть. Давиду. Майку. Это не имело значения. Майк колебался, потом пожал плечами и назвал мне число, от которого меня чуть не стошнило. – Звучит здорово, – сказала я вместо того, чтобы грохнуться в обморок. – Ничего, если я заплачу немного ближе к Рождеству? – Ага, – хрипло сказал Майк. – В любое удобное для тебя время. Я дам Эшли настоящие билеты, и ты сможешь завернуть их в красивую бумагу или что-то ещё. По крайней мере, у меня была такая сумма. Это давало мне некоторую свободу действий, некоторое время для… ну. Давид не был вариантом, так что это означало брать дополнительные смены на работе. Я начала подсчитывать в уме. Я была уверена, что Эшли будет сидеть с ребёнком. Я могла бы сказать ей, что мне нужно больше помогать на работе, поскольку мы готовимся к праздникам. А ещё была суббота, когда Блэр будет с Давидом. Работать шесть дней в неделю какое-то время было не так уж плохо. Я могла бы справиться с этим. То есть едва-едва, но теоретически это было возможно. И это означало, что мне не придётся признавать свой промах перед Давидом или Майком. Единственное, Эшли, вероятно, задастся вопросом, почему я работаю больше, а значит, эгоистичный и гордый маленький монстр внутри меня будет вынужден признать, что да, билеты были слишком дорогими. И Эшли отнеслась бы с пониманием, но это означало, что она могла рассказать Артуру, который мог рассказать Майку, который… ну… ну. Я просто не могла сказать Эшли.