От начальника канцелярии калужского наместничества, коллежского асессора Кревцова Александра Павловича – командиру отдельной особой роты егерей, состоявшей при кордонной службе на Бугской пограничной линии, господину премьер-майору Егорову Алексею Петровичу. Милостивый сударь, обращаюсь к вам по просьбе моего близкого друга, предводителя дворянства Козельского уезда Требухова Аристарха Михайловича. Сим письмом, пользуясь оказией, пересылаю вам от него почтовое послание. На этом позвольте откланяться. Ваш покорный слуга А. Кревцов. «Вот пройдохи, – думал Лешка. – Нынешняя почтовая служба не успела еще дойти до такого развития, чтобы переправлять переписку частных лиц за тысячу верст. Но, как видно, кто-то там шибко умный подсказал, и письмо из глубины Российской империи ушло пусть даже не по военной, но все же по казенной, административно-чиновничьей линии. А ведь это действительно выход. Молодцы!» – хмыкнул Алексей и перечитал вложенное во второй внутренний конверт письмо. Так, обращение, титулование, пожелание многих лет здравия и прочее, прочее, прочее, а вот и сама суть: …Курт так хорошо отремонтировал пролетку их высокоблагородия, господина Требухова Аристарха Михайловича, поставив на нее какие-то особенные рессоры, что они были весьма рады и милостиво предложили любую помощь в устройстве и попечительстве над Вашим имением. А Иван Карпович возьми да и смекни… «Ага, здесь строчка смазалась, и буквы запрыгали вкривь и вкось. Похоже, Потап, писавший это письмо, сильно перестарался, а может, его и Зубов подтолкнул или дружески подначил. Они же все время вместе друг за другом ходят, – думал Алексей. – А уж в таком важном деле, как доложиться командиру, по одному им быть ну никак не положено. Как видно, и Курт тоже там же совсем рядом сидел и подсказывал». Так, дальше, и что там у нас Карпович смекнул? А смекнул он то, что у старшего всей местной уездной власти можно будет, пока он добрый, испросить возможности связаться с их командиром и владельцем усадьбы, находящимся сейчас за тридевять земель на военной службе. А что, логично, как-никак Аристарх Михайлович – предводитель дворянства целого уезда. Значит, и соответствующие связи он, разумеется, иметь должен. Ну не за просто так все это, конечно, а за хорошее и большое спасибо, с приложением к оному приличной суммы. Ну и, собственно, дальше идет само повествование из жизни Егорьевского. Все там хорошо. Мельница уже работает третий год и исправно приносит приличный доход. Оптовые скупщики давно определены, и ветераны стараются работать только с ними… ибо люди они надежные и не стараются «по мелкому дурануть». Так… вся прибыль с мукомольни вкладывается пока, как и предписывал хозяин поместья и командир, во все другие производства… Маслодавильный завод начал работать только после прошлой уборочной, ибо до этого все собранное семя подсолнечного цветка шло опять же под посев. Теперь же, после снятия его с трех огромных полей, хватило уже и на закладку под будущий урожай и собственно на само выдавливание масла. Всего в прошлую осень было заготовлено две сотни бочек. Причем самого разного – и грубой и тонкой очистки… Сначала, как докладывалось в письме, желающих выкупить продукт из оптовых скупщиков никого не было. И несколько бочек даже выставили на Калужской ярмарке, торгуя там в разлив. Все, что на нее привезли, ушло буквально за неделю и чуть ли не на драку. А вот потом уже пришлось отбиваться от наехавших оптовиков в поместье. Для себя оставили только лишь пару ведер, все остальное скупщики вывезли подчистую. Теперь, чтобы выкупить будущее масло с нового урожая, ожидает уже более дюжины серьезных купцов-оптовиков. Так, здесь прописан отчет по зерновому хозяйству, а тут по скоту. Ага, а вот жалоба, что никто из местных не хочет употреблять земляное яблоко – картофлю – в пищу. Хотя, как указывают отставные егеря, этот овощ им «очень даже ничего» и они, как привыкшие к любому провианту, «едят его за милую душу». …Сбыта этой самой картофели никакого пока нет, ибо даже у грамотных обывателей аж самого уездного города Козельска он почетом не пользуется. Поэтому в большей части весь его урожай пошел на корм скотине, и особенно, как заметили наблюдательные ветераны, его уважают свиньи. – Угу, – хмыкнул Лешка. – Людям картофель не нужен, а вот свиньи его, похоже, очень даже распробовали. Вопрос: …Что делать с «картофлей», перестать ли его вообще сажать или все же продолжать растить для корма скотины? «Нда-а, похоже, что для картофеля время у нас еще не пришло, – думал Егоров. – Распробуют его еще, конечно, но на это нужны будут годы. Что же с ним делать? Забросить пока саму затею с его массовым выращиванием или все же попробовать извлечь пользу? Если грамотно построить работу с картофелем, то из этого можно извлечь огромную прибыль. Ведь именно из его клубней при переработке лучше и легче всего получается крахмал. Еще на практических занятиях в «Рязанке» увлеченная своим делом преподавательница-биолог показала сомневающимся первокурсникам, как он может быть полезен на практике. Вышло это все как-то само собой. Работая с микроскопом и препарируя несчастную лягушку, один из «первашей-минусов» рассек своим скальпелем палец. Кровь из раны хлынула ручьем. Анна Павловна же совершенно спокойно сыпнула из мешочка на это рассечение какой-то белый порошок, и кровотечение практически мгновенно остановилось. – Крахмал! – показала она на этот мешок. – Вы будущие воины, отцы-командиры, и если вдруг так случилось, что по какой-то совершенно удивительной и странной причине вдруг остались без индивидуальных аптечек, то вот вам старое и проверенное еще нашими бабушками средство. Кстати, в медицине, а именно в хирургии, крахмал может применяться и как наполнитель для приготовления неподвижных повязок. При желудочно-кишечных заболеваниях он используется как обволакивающее средство вовнутрь. Раны и ожоги после обработки им тоже заживают гораздо скорее, и, что очень важно, при этом предотвращается даже образование так называемых рубчиков. Раньше, когда не было такой развитой современной косметологии, хозяйки в домашних условиях приготавливали из него маски для тела, для рук и лица, потому как они обладают целебными и питательными свойствами. Не зря же даже в наше время крахмал входит как составляющее во многие «модные» косметические препараты. Ну а в пищевой промышленности он и сейчас работает как загуститель и стабилизатор. Именно поэтому без него не обходится ни один настоящий кисель. Раньше именно крахмал и шел в качестве основного наполнителя в колбасные и мясные продукты. Ведь у него есть одно очень хорошее свойство: он отлично связывает и удерживает свободную влагу, которая обильно выделяется из продуктов при сильном нагреве. Ну и, разумеется, кондитерские изделия – это тоже царство крахмала. Из него производят картофельную патоку, а также он идет в торты, десерты и в хлебобулочные изделия для улучшения их внешнего вида. В общем, это была ода о пользе крахмала, и, видя на практике, как быстро остановилась кровь у их товарища, курсанты действительно, что называется, прониклись, а Лешка, похоже, именно по этой причине и запомнил все то, что им тогда говорила уважаемая Анна Павловна. Да и из далекого босоногого детства, проводимого каждое лето в деревне у бабушки, память услужливо выдавала ностальгические образы, как он сам дышал над кастрюлей со сваренной и мятой картошкой, закутанный сверху в одеяло. Две-три таких вот ингаляции, и простуды как не бывало, а дышать ему становилось гораздо легче. Делала бабушка и свойский крахмал. Причем не из какого-то там особенного картофеля, а с того, что оставался от осенней копки и не убирался для хранения в погреб. В ход шли и отходы, и поврежденные, мелкие, а порою даже и подмерзшие клубни. Этот картофель очищался от кожуры, мылся в холодной воде и затем измельчался на мелкой терке. В чан, куда сбрасывалась вся перетертая масса, затем наливалась вода, а потом все процеживалось через сито и через сложенную вдвое марлю. После этого смесь отстаивалась, и крахмал оседал на дно. Далее вода сливалась, и в чан наливалась новая. Такой процесс повторялся несколько раз, и в итоге получался чистый продукт. После этого бабуля отжимала сырой крахмал и, рассыпав его на подносе или на широких фанерках, сушила на печи. В духовку его ставить было нельзя, иначе он очень быстро превращался в клейстер. Сушить нужно было только лишь в теплом месте. Как только крахмал высыхал, его растирали или даже просто раскатывали на столе скалкой. В итоге получался желтоватого цвета порошок, ничем не уступающий магазинному, который на заводах специально подсинивали, так сказать, для «эстетики». С ведра обычной картошки у бабушки выходило где-то около полутора килограммов крахмала. Запустить производство по его получению в поместье никакого труда бы не составило, учитывая, что совсем недавно там даже был освоен довольно сложный процесс отжима семян подсолнечника. Маслобойка, со слов его ветеранов, уже вовсю работала, а ведь в ней были достаточно сложные для этого времени механизмы. И ведь ничего, все получилось! Теперь оставалось только расписать подробно весь производственный процесс и подсказать, какое там нужно будет оборудование, ну и кому уже сам этот готовый продукт сбывать. Кстати, была бы возможность доставки его сюда, он бы при ведении активных боевых действий здесь точно бы пригодился. Ну это так, на будущее. – А вот это вообще маковка, – Лешка дошел до того места, где в письме описывалась личная просьба бывшего начальника тыловой службы особой роты егерей, каптенармуса Елкина: Нижайше вас прошу, ваше высокоблагородие, дать мне разрешение на женитьбу с дворовой бабой Ульяной. Оба мы люди одинокие, она вдовая, а я и вовсе инвалид, но так уж получилось, что у обоих у нас возник сильный интерес к другу дружке. А будучи сами людьми сурьезными, мы бы никак не хотели никаких сплетен и всякических пересуд, а желали бы только, чтобы все у нас было бы чинно. И будучи от вас получена такая великая милость и благословение, так и обвенчались бы, и зажили бы по-христиански доброй семьей. – Совет, так сказать, и любовь! – улыбнулся Алексей. – Ну, Потап Савельевич, ну молодец! Будет вам и благословение от меня, и хороший подарок! Нужно будет отписать о выделении пяти сотен рублей из общей прибыли поместья для поддержки новой семьи. Ну и, разумеется, «вольная», как же без нее? Негоже ветерану и герою турецкой войны с крепостной в браке состоять! Детки, дай Бог, появятся, вот и вся семья его должна быть вольной. 1780 год для самого Лешки и для его роты был удачным. В середине апреля на свет появилась Анастасия Алексеевна Егорова – Настенька, а через неделю после Пасхи, на Красную горку сыграли свадьбу капитан-поручик Гусев и «стрекоза» Милица. – Сейчас вот только учебную роту доукомплектуем, Сереж, и буду ходатайствовать о том, чтобы отпустить вас на побывку в Россию, – пообещал Алексей. – Полгода будете там и плюс два или три месяца на дорогу туда и обратно, думаю я, что начальство должно будет разрешить тебе отбыть с Буга. Все-таки у нас здесь сейчас спокойно, и по всему видать, что никаких военных действий в ближайшее время не предвидится. Действительно, на пограничной линии царил мир. Турки вели себя тихо и лишь изредка ныряли малыми дозорами на серединные острова. Пластунский плутонг егерей с казаками-сечевиками это дело, как обычно, отслеживал, направлял на перехват свои суда и постреливал для острастки в воздух. Находники шустро отплывали к своему берегу, и на реке снова царило прежнее спокойствие. В конце мая перед поездкой на аттестационную комиссию в Елисаветград кандидаты на первый офицерский чин сдавали экзамены в своей роте. Целый год подготовки даром для них не прошел, но суровые экзаменаторы были настроены весьма критично. – Подпрапощик Осокин Тимофей – у тебя слабые знания по латыни и по французскому. Черчение и рисование тоже пока что не даются. И как только будешь экзамены сдавать? Ума не приложу! – ворчал председатель ротной комиссии. Капрал Воробьев – с языками у тебя все плохо, так же как и у Осокина. А помимо этого еще и видны слабые знания в естественных науках и в начальной геометрии. Капрал Максимов – языки. Капрал Топорков – а у тебя, братец, вообще все плохо. Помимо тех недостатков, что были выявлены у предыдущих учеников, ты еще и пишешь коряво и с многочисленными грамматическими ошибками. Так, и самый последний кандидат – это старший вестовой роты, рядовой Иванов. Ну вот по нему, господа офицеры, что интересно, замечаний гораздо меньше, чем у всех остальных, – почесав нос, глубокомысленно изрек капитан-поручик. – Языки, особенно латынь, ему поправлять, конечно, еще нужно, а вот в остальном все довольно неплохо. Еще, правда, на правила этикета и на умение правильно держать себя в обществе будет необходимо обратить внимание. Неизвестно ведь, к чему их штабные высокоблагородия и их превосходительства там придираться будут. Вдруг они потребуют рассказать егерей, как правильно псовую охоту нужно организовывать или про те же правила бальных приемов спросят, и вот тогда точно все – пиши пропало. – Всего две недели вам времени осталось, – подвел итог всей проверки Живан. – Если не успеете устранить основные недостатки, то лучше уж оставайтесь здесь, чтобы перед комиссией не опозориться. По общей просьбе ротных офицеров все пятеро кандидатов были отстранены от исполнения своих служебных обязанностей и занимались теперь только лишь подготовкой к экзаменам. Пятого июня в станицу Николаевскую прибыл курьер. – Ваше высокоблагородие, от дивизионного командира, их превосходительства генерал-поручика Гудовича вам отдан приказ: явиться поутру двенадцатого числа сего месяца в квартирмейстерство Елисаветградской дивизии со своими кандидатами для экзамена на право получения первого офицерского чина. И вот уже пятерка бледных егерей стоит перед дверью в большой зал, где заседает высокая комиссия. Только что из него вышли два унтер-офицера в сопровождении командира Орловского пехотного полка, полковника Языкова Николая Даниловича. Алексей встревоженно вгляделся в хмурого штаб-офицера. – А-а, ничего не выйдет из всей этой затеи, – раздраженно махнул тот рукой. – Как там у нас говорят – от худой осины не рождаются апельсины? Ну и чего тут выдумывать, лучше уж дурака и балбеса-недоросля из дворян тут представлять, чем вот таких смышленых, но из подлого сословия! – и, громко топая сапогами, он пошел по коридору на выход. Стоящие в коридоре понурили голову. – Вы егеря-волкодавы или трусливые барбосы из местечковой подворотни?! – Лешка грозно взглянул на своих солдат. – А ну держать хвост трубой! Прорвемся, братцы! Не из таких переделок с вами выбирались, чтобы вот тут перед штабным осиным листом дрожать! Смотреть орлами! – Господин премьер-майор! – в открывшуюся дверь выглянул молоденький подпоручик. – Пожалуйте в залу вместе со всеми своими людьми. Комиссия ждет вас. За большим столом, покрытым красным сукном, сидели пять человек. «Генерал-поручик Гудович Иван Васильевич, командир Елисаветградской дивизии, суровый дядька, принципиальный и весьма въедливый, – думал Алексей, застыв со своими егерями по стойке смирно. – Генерал-майор Ганнибал Иван Абрамович, этот тоже, конечно, не добряк, но он хотя бы за двоих картографов свое слово должен замолвить. Ага, а эти два полковника из штаба дивизии. Их личности совсем не знакомые, и они, скорее всего, будут петь в одну дуду со своим генералом. Ну и, собственно, «наш человек», подполковник Баранов Сергей Николаевич. Непростой, конечно же, дядька, но будем надеяться, что нас он поддержит и что вес тут имеет. – Господин премьер-майор, представьте, пожалуйста, своего первого кандидата, – пробасил генерал Гудович. – Подпрапорщик Осокин Тимофей Захарович, помощник командира второй полуроты, – Алексей представил шагнувшего вперед егеря. – Родом из крепостных крестьян Смоленской губернии. По рекрутскому набору 1768 года попал в Апшеронский пехотный полк, где, как умелый стрелок, вышел в застрельщики. Затем был переведен в особую команду егерей при главном квартирмейстерстве Первой Дунайской армии, расширенной впоследствии до отдельной усиленной роты. Принимал участие в битвах при Хотине, Рябой могиле и Кагуле. Отличился в осаде и штурме крепостей Бендеры и Журжи. Участвовал в поисках и сражениях под Гуробалами и Туртукаем, в прорыве через Перекоп и в овладении Крымом. Храбро сражался при осаде Силистрии и в битве при Кучук-Кайнарджи, Козлуджи… – Достаточно! – поднял руку генерал-поручик. – У нас у всех перед глазами и так имеется описание подвигов твоих молодцов, майор. Из него я вижу, что он три раза был ранен, что на капральстве и в унтер-офицерах умело солдатами командовал. Медали, вон, на мундире блестят. А как он сам-то, грамотен ли, сообразителен? – Так точно, ваше превосходительство, – уверенно кивнул Алексей. – Он один из самых сообразительных унтер-офицеров, когда-либо вообще мною виденных. – Ну-ну, сейчас проверим, – усмехнулся генерал. – Soldat, parlez-vous franзais? (– Солдат, ты говоришь на французском? – франц.) – Oui, Votre Excellence. Mais malheureusement, ma langue est encore trиs imparfaite et j'ai besoin de la travailler (– Да, ваше превосходительство. Но, к сожалению, мой язык еще очень несовершенен, и мне нужно над этим работать. – франц.), – с легким прононсом произнес в ответ егерь. – Та-ак, – прищурился Гудович. – Похоже, что тут быстро мы от вас уже не сможем отделаться. Через три часа Алексей вывел всю свою пятерку из здания. – Ну что, Леонид, Данила, Тимофей, поздравляю вас с успешной сдачей экзаменов на свой первый офицерский чин. Теперь вам остается только лишь дождаться высочайшего утверждения решения комиссии самой матушкой императрицей, ну и, собственно, самого патента. А вам, Григорий и Андрей, советую не вешать нос! Главное – это то, что вы уже знаете, как и что тут спрашивают. Так что готовьтесь. Через три года вы имеете полное право на повторную подачу прошения для сдачи экзаменов. Со второго раза у вас уж точно получится. Это я вам совершенно уверенно говорю! Глава 11. Крым наш! – Сергей, разрешение на проезд к месту проведения отпуска получено. Можете собираться с Милицей и выезжать, – порадовал Гусева командир роты. – Сейчас у нас на дворе конец ноября, вы как раз по самому первому крепкому морозцу до Киева на перекладных доскачите, а там уже дальше по большому тракту санями. Обратно на Буге вам быть к августу месяцу. Береги жену, друг, чтобы она не простудилась. Для сербов ведь в новинку наши русские сугробы и морозы. Зато как ей все там интересным будет! – Сберегу, – улыбнулся Сергей. – Ничего, они у нас тут, на Буге, тоже уже хорошо закалились! Наши жены – офицерские, егерские, они, по-моему, вообще ничего не боятся. – Это точно, – улыбнулся Лешка. – Ну, давай, друг, в добрый путь! – и обнял капитан-поручика. Следующий 1781 год был таким же спокойным, как и предыдущий. В семье все было хорошо и ладно, дети росли и радовали. Хату в это лето пришлось расширить большой пристройкой, и в третьей комнате поселилась мама Катарины. Теща, как человек умный и деликатный, была всегда на стороне зятя, хотя принципиальных разногласий между супругами никаких не было. Нервничать по этому поводу не приходилось. Лешка был весь в службе, и детвора буквально «висела» на бабушке. Из поместья «хитрым путем» раз в полугодие приходили письма с подробными докладами о хозяйстве. Крахмал из картофеля оказался востребован и стал очередным источником дохода. С 1781 года все займы на строительство в Егорьевском были погашены и начал образовываться чистый доход. Встал вопрос, куда и во что вкладываться дальше, и теперь Алексей вынашивал в голове самые разные планы. Все сходилось к тому, что нужно было его личное присутствие на месте, для того чтобы определиться, куда дальше двигаться со всем своим обширным хозяйством. Но для этого ему нужен был большой отпуск. «Пока не время», – пришел короткий ответ на последний его запрос своему начальству. – Странно, вроде бы все пока спокойно, – ломал голову Алексей. – Но Генрих Фридрихович был не из тех людей, кто говорил по-пустому. Значит, нужно было ждать каких-то особых событий и здесь, на этих южных границах империи, в Новороссии. И действительно, осенью 1781 года до станицы Николаевской докатились тревожные вести из Крыма. Старший брат крымского хана, Бахатыр Герай, приверженец старинных обычаев, правивший на Тамани, начал наводить смуту, призывая народ к свержению Шахин Герая. Его публично поддержал крымский муфтий, призвавший все население не подчиняться «хану-отступнику». Правитель жестоко расправился с оппозицией – муфтий и еще двое мурз были повешены, а несколько знатных людей прилюдно забили камнями на площади. Но это только лишь ожесточило людей и вызвало всеобщее недовольство. Близкий родственник Шахин Герая – Халим Герай, поддержанный местной знатью и духовенством, поднял восстание, и практически все войско хана пошло вслед за мятежниками. В Крыму опять становилось жарко. «Привести все войска на сопредельных с Крымом территориях империи в полную боевую готовность!» – поступил приказ из Санкт-Петербурга.