— Мне нужно помыться, — говорю я. — Что случилось с Гонцом? — спрашивает снова Мегера. — Я сказала, ничего, — отвечаю я, сжимаю веревку и спускаюсь. — Все хорошо. В пещере я зажигаю свечу, прилепляю ее к камню. Я вытаскиваю монету Аида. Я была права, на другой стороне ключ. Интересно, что будет, если я попрошу его забрать меня сейчас? Если я попрошу его спрятать меня в стенах его замка, пока мы проверяем пределы моей силы, он сделает это? Я начну войну? Я убираю монету под камень. Нет. Мне нужно разобраться иначе. Так, чтобы никто не пострадал. Я снимаю одеяние, моюсь, тру кожу ладонями, даю телу высохнуть, а потом надеваю чистое платье. Я расчесываю волосы пальцами. Я не видела свое отражение с тех пор, как попала сюда. Я не знаю, как я выгляжу. Как менада, наверное. Я не могу прятаться в пещере вечно. Когда я выбираюсь в свою нишу, он ждут меня, сидя вместе. Тисифона играет со змеями Мегеры, гладит их носы, дает их языкам задевать ее пальцы, и Мегера расчёсывает перья Алекто, приглаживая их. Алекто протягивает ко мне руки, и я замираю, гадая, что будет, если я откажусь. Я сглатываю ком в горле и присоединяюсь к ним. Я смотрю на трех Фурий и гадаю, когда они перестали пугать меня, и была ли это серьезная ошибка. Я исправила их, очеловечила, дала себе поверить, что мы были просто девушками. Мегера с яростным сердцем и непоколебимым взглядом; Тисифона с чешуей-броней, всегда слушающая. И Алекто, которой я почти открыла душу, которую считала возможной половинкой себя. Я забыла, что на Тройке Кубков были три девушки, а печальная девушка на Тройке Мечей была все еще одна. И Правосудие была одна. — Мы знаем, что что-то не так, — говорит Алекто, расчесывая мои волосы. — Ты должна сказать нам. — Не скрывай от нас, — добавляет Тисифона. Я сглатываю смех, и пальцы Алекто замирают. — Просто… Гермес говорил о мире смертных, и от этого я стала скучать по дому. По старому дому, — добавляю я. Мегера издает звук сквозь зубы. — Я знала, что он расстроил тебя словами. Глупый бог. Они втроем обзывают его и его родителей, его силу и поведение. Я молчу и киплю, пока они это делают, радуясь, что поняли, что со мной не так. Смотри, Бри, я научилась врать. 23 МЕРТВАЯ ГОЛОВА Мое уважение к Гермесу растет на следующий день, когда он возвращается, и Фурии тут же окружают его, бушуя из-за того, что он расстроил меня. Он даже не пытается спорить, все принимает, опустив виновато голову, пока он извиняется, обещая больше так не делать. В один миг я думаю, что этого мало. — Может, тебе стоит пойти с нами, — говорит мне Мегера. — Мы сможем присмотреть за тобой в Пританее. Нет. Мне нужно вернуться в сад. Мне нужно увидеть, что еще я могу сделать. — Моя голова все еще болит, это не было ложью. И я не хочу устраивать проблемы у вас с Аидом, — говорю я. — С ним, — говорит Мегера, щурясь. — Я могу остаться вместо Гонца, — предлагает Алекто, но Мегера мрачно смотрит на нее. — Думаю, нет. Алекто опускает голову, сжимает крылья, делая себя маленькой, пока Мегера смотрит на нее. Алекто тихо скулит под жутким взглядом сестры, и мне невольно жаль ее. Мегера смотрит на Гермеса, потом на меня, ее змеи следуют за движением ее глаз, туда-сюда между нами. Я поднимаю ладонь ко лбу, пытаюсь выглядеть хрупко. — Ты останешься сегодня тут, отдыхай, — говорит она мне и шипит Гермесу. — Ты не будешь больше ее расстраивать. — Конечно, нет, — бодро говорит Гермес. — Кори может поспать. Я найду себе дело. Мегера разглядывает нас. — Кори пойдет с нами в следующий раз, — говорит она божеству. Потом мне. — Тебе нужно еще многому научиться. И мы тебя научим. Все сжимается внутри, я могу лишь кивнуть. Мегера долго смотрит на меня, потом взлетает, Тисифона — за ней. Я тянусь к Алекто, идущей мимо меня, сжимаю ее ладонь. Я подмигиваю, как делала она, когда Аид пришел сюда впервые. Она печально улыбается мне и улетает. — Что все это было? — Гермес поворачивается ко мне. — Пришлось притвориться, что ты расстроил меня, и потому у меня было странное настроение вчера. — Нет, это я понял. Я про напряжение между ними. — Алекто дала идею посадить семена, оттуда росток, который ты видел. Мегера поймала нас на этом, не была рада, вырыла их все. Почти все, — исправляюсь я. — Вряд ли она простила ее. Гермес смеется. — И потому ты не хотела, чтобы они знали о ростке, ясно. Ты разворошила гнездо пчел. — Я не хотела. — И все же… впечатляет. Разделить сестер, очаровать Аида… — Я не… — начинаю я и замолкаю. Я разворачиваюсь, разглядываю нишу. — Он еще не здесь, — Гермес радуется, и я не знаю, верю ли ему, поворачиваюсь и разглядываю все части Эребуса, что могу. Когда я убеждаюсь, что мы еще одни, я смотрю на Гермеса, который смотрит на меня, выжидая. — Ты спросила себя, милая Кори, почему же Неменяющийся Царь Неменяющегося мира вдруг заинтересован в садоводстве? Почему он не выгоняет тебя из своего царства? — Это его мир, он может делать, что хочет, — говорю я, странно защищаясь. Гермес облизывает губы, смотрит за меня, открывает рот и медлит. Когда он говорит, он звучит медленно, не похоже на бодрого себя. — Было бы так просто. Я говорил тебе, что хожу туда-сюда, помнишь? — я киваю. — И что я — один из немногих, кто может, — он делает паузу, ждет, что я заговорю, но я не знаю, что он хочет услышать. Он мягко улыбается мне. — Мне сложно ходить между, Кори. Я не могу представить, как тяжело жить в двух мирах и не принадлежать полностью ни к одному. — Хватит. Голос Аида звенит в Эребусе, и мы с Гермесом поворачиваемся к нему. Он в ярости, тени хлещут по бокам, челюсти сжаты от гнева. Он шагает ко мне, взгляд впивается в Гермеса. — Мы обсудим это позже, — говорит он другому богу. — Позови, когда они вернутся, — он берет меня за руку, и я не успеваю попрощаться, сказать хоть что-то, мы уходим. Я шатаюсь, когда мы прибываем в сад, и он придерживает меня, тут же отходит, когда я нахожу равновесие. Он шагает в дальний конец сада, поворачивается и идет обратно, замирает в паре шагов от меня, сцепив ладони за собой. Я потрясена, когда он говорит: — Я должен извиниться. — Лишь раз? — это вылетает раньше, чем я могу сдержаться, и я закрываю рот. Его глаза блестят. — Сделай мне список. Это за то, что я не проверял тебя. За то, то ушел и оставил тебя с Фуриями, не спросил, как ты справлялась. Я полагался на информацию из вторых рук, это было неправильно. — Кстати, они хорошо обо мне заботились. До наказаний, — мое сердце болит. — Я должна поблагодарить за еду, кстати. Все вкусно. Спасибо. Он слабо кланяется. Потом: — Знаю, тебе не нравится, когда ты думаешь, что я читаю твои мысли, но, прошу, не слушай Гермеса. Я замираю, потому что хотела спросить, что Гермес имел в виду. — Он хочет как лучше, но не слушай, — добавляет он. — Хорошо, — говорю я. Меня забавляет его удивление, обе брови приподняты. — Я могу спорить, если хочешь, — добавляю я.