— Я знаю, что можешь, — он ловит мой взгляд, и я сглатываю. Я отвожу взгляд. — Так какой план на сегодня? — говорю я, разглядывая ряды нарциссов. Больше никто еще не расцвел. — У тебя есть еще семена, или мне нужно попробовать заставить других цвести? — У меня есть семена, но лучше начни с других. Если хочешь, — добавляет он. — Меня устраивает. Я подхожу к цветам, сажусь перед ними, ожидая, что он сядет на колени рядом. Когда он остается сзади, я поворачиваюсь к нему. — Ты будешь стоять там? — спрашиваю я. — Я обещал не влиять на тебя. Точно. Я поворачиваюсь к бутонам. Смущенная, я закрываю глаза, пытаюсь очистить разум. Я дышу ровно, думая о цветах, раскрывающихся лепестках. Потом представляю Аида за собой, следящего за мной, и мои глаза открываются. — Когда ты сделал дверь в стене, как ты это сделал? — говорю я. — Я хотел дверь там. — И все? — я поворачиваюсь к нему. — Просто пожелал, чтобы она существовала? Он кивает. Хорошо. Я поворачиваюсь к цветам и желаю им раскрыться. Я ощущаю что-то в груди, давление в центре, между пупком и сердцем. Я думаю о цветах, прошу их измениться, и кажется, словно мои ребра дрожат, гремят, что-то за ними хочет на свободу. Я сосредотачиваюсь сильнее, стискиваю зубы, задерживаю дыхание. «Откройтесь, — думаю я. — Давайте». Но, когда я выдыхаю и смотрю, в бутонах нарциссы, изменений нет. — Я не могу, — говорю я, прижимая ладонь к животу. — Я чувствую, где это, но не могу открыть. Он присоединяется ко мне, опускается рядом. — Не спеши. Ты можешь пробовать, сколько хочешь. Сколько нужно. Я мотаю головой. — Мегера не позволит мне снова остаться в Эребусе. Она почти запретила сегодня. Она хочет взять меня в Пританей с ними. Продолжить обучение Фурии. — Но ты этого не хочешь? — спрашивает Аид. — Ты не хочешь присоединяться к ним. — Мне нравится, как все вы говорите, будто это возможно. Будто можно быть Фурией и смертной. Он молчит мгновение. — Случаи были. Медуза была Горгоной, и смертной. Порой с детьми богов все сложно, — он хмурится, говоря, задевает бутон пальцами. — Если я буду Фурией, я буду твоим врагом, — говорю я. — Я бы этого не хотел, — его голос тихий. — Я тоже, — говорю я тихо, садясь на пятки. — Еще извинение, — говорит он на нормальной громкости. — За то, как я вел себя, когда ты пришла сюда. Я не ожидал, меня редко удивляют. Я плохо среагировал. Я вел себя грубо, прости за это. — Ничего. Я тоже была груба. Он молчит мгновение, и я прошу бутоны расцвести. — Ты могла бы остаться со мной, — осторожно говорит он, отвлекая меня. — Если хочешь остаться дольше. У меня есть место. Я могу оберегать тебя. — Они ненавидят тебя, — я поворачиваюсь к нему. — Они уже ненавидят тебя. — Знаю, — говорит Аид. — Я не хочу, чтобы они ненавидели меня, — несмотря на ложь и ужасы, несмотря ни на что, я не смогу вынести, если они будут против меня. — Знаю, — повторяет он. — Я должен вернуть тебя домой. Я киваю. Я хочу домой. Этого я хотела, попав сюда, вернуться к папе и Мерри, на Остров и в свой сад, к Астрид, Ларсу и Ману, к школе. В настоящую жизнь. Так почему хочется плакать? — Расскажи об этом, — говорит Гермес. — Расскажи о своем Острове. — Ты был на Фесмофории, ты видел все, — я медлю. Я хочу спросить, что он имел в виду, сказав, что был там ради меня, но смущаюсь. Может, в темноте пещеры я смогла бы, но не тут, открыто. Судя по его напряжению, когда я сказала «Фесмофория», он чувствует то же самое. — На Острове тысяча двести человек. Все знают всё о тебе. Люди порой уезжают, но редко. Это вечное место. Это беспокоило Бри… — я замолкаю. Когда я уйду домой, Бри останется тут. Она ненавидела Остров, но, может, он нравился бы ей больше, ели бы она знала, что потом попадет сюда. — Что ее беспокоило? — спрашивает Аид, возвращая меня в разговор. Я поворачиваюсь к нему, скрещиваю ноги, поправляя одеяние. Он повторяет за мной. — Что это вечное место. Он был слишком мал для нее. Она не была счастлива там. — А ты была? Я киваю. — Мне нравилось. Нравится, — исправляюсь я. — Это дом, понимаешь? Это сущность. Я — Остров. Я — соль, почва и боярышник. Я — пляжи, поля и леса. Это я. — А это я? — Аид указывает на землю, потом на небо. — Я — пустыня. Я без солнца, времен года, пустой. Я — смерть и одинокая безнадежная вечность. — Ты драматизируешь, — говорю я, и он смеется, к моему удивлению. Когда он говорил с кем-то в последний раз, кроме меня? Есть ли друзья? Есть ли хоть кто-то? — И ты виноват, — говорю я. — Если это место пустое и одинокое, меняй его. Ты говоришь, что это твой мир, так сделай с ним что-нибудь. — Я не могу делать как ты. — Сделай что-то другое. И… — я делаю паузу. — Если я могу понять, как открыть себя, может, я могла бы немного помочь перед тем, как уйду. Пара деревьев или что-то еще? Он смотрит на меня большими глазами, а потом его взгляд становится рассеянным, и глаза белеют. — Фурии вернулись, — он моргает и выглядит как прежде. — Уже? — говорю я. — Но мы только прибыли, — я смотрю на плотные бутоны, ощущая разочарование. Я еще не закончила. Аид встает и протягивает руку, поднимает меня. — Если я отведу тебя к холму, ты легко найдешь дорогу домой оттуда? — Еще день, — слова вылетают быстро. — Посмотрим, оставят ли меня в Эребусе завтра. Я сделаю вид, что устала. Если не поверят или не обратят внимания, я спрятала монету в пещере. Я позову тебя оттуда, когда они будут думать, что я моюсь. Аид смотрит на меня. — Уверена? — говорит он. — Кори, будь уверена. — Уверена. Один день не изменит ничего для папы или Мерри. Последняя попытка. Он кивает, и мы уходим. Он ничего не говорит, когда мы возвращаемся, просто прижимает пальцы к моим, потом пропадает, оставив холодный соленый ветерок, который быстро прогоняет вода в пещере. Тогда я понимаю, что мы держались за руки. Я мою свою ладонь, прижимаю холодные руки к лицу, чтобы успокоить горящие щеки. Я выхожу из пещеры и вижу, как Алекто расхаживает. — Вот и ты. Нужно идти, — она шагает ко мне. Я отступаю на шаг. — Куда? — В Пританей. — Но я остаюсь тут. Мегера сказала. Голова болит, — я смотрю на Гермеса, сидящего на краю моей ниши, глядящего на нас, и он слабо пожимает плечами, быстро качает головой, не помогая понять, то происходит. Алекто возмущённо смотрит на меня.