— Поговорим, когда я повидаюсь с ней, — отрезал он, подходя к лестнице. Сонгён услышала, как Джесон открывает дверь, зовет дочь. Вдруг почувствовала себя чужой, прислушиваясь к доносящимся сверху звукам. В их спальню он вернулся не скоро. Сонгён, которая, умывшись, сидела за туалетным столиком, заслышав его, резко обернулась. — Что вообще происходит? — поинтересовалась она. — Что у тебя с рукой? — спросил он, не ответив на ее вопрос, при виде болеутоляющего пластыря у нее на запястье. Она просто не могла рассказать ему во всех подробностях, что произошло днем. Потерла запястье и небрежно произнесла с делано-равнодушным видом: — Ерунда. Неудачно рукой оперлась. — А тебе не кажется, что это уже слишком — драться с моей дочерью в первый же день, как она появилась здесь? — вопросил Джесон. Сонгён просто не верила собственным ушам. Уставилась на него, изумленно открыв рот, и обнаружила, что он всерьез зол. Хаён, видать, успела сказать ему что-то, что он совершенно не так понял. — Что она тебе сказала? — спросила Сонгён. — У нее рука распухла и покраснела. Так из-за чего вышла потасовка? — поинтересовался Джесон, явно делая поспешные выводы и даже не озаботившись спросить, что действительно имело место, чем немало ее расстроил. — Потасовка? Да за кого ты меня принимаешь? С маленьким ребенком? — огрызнулась она. Джесон ничего не ответил. — Она проснулась и тут же заявила, что пойдет к тебе, так что я привела ее обратно домой. Вот и всё. — Но Хаён… — начал было Джесон, однако тут же прикусил язык. Похоже, что дочь поведала ему совершенно другую историю. — Так что она тебе сказала? — повторила Сонгён. — Ничего. Этого достаточно. — Достаточно? Давай выкладывай, что она тебе сказала! Почему ты сваливаешь все на меня? — Милая, ты же знаешь, как туго ей пришлось… Разве нельзя было проявить чуть больше понимания и просто спустить все на тормозах? Она проснулась, увидела, что папы рядом нет… разве непонятно, почему она так себя повела? — резко выпалил Джесон. Раньше он никогда не позволял себе повышать голос, разговаривая с ней. — Если она искала меня, ты могла бы просто мне позвонить! — продолжал он. — Не было времени звонить. Чего еще ты от меня ждал, когда она просто вскочила и выбежала на улицу? Джесон тщетно пытался подобрать слова, так что Сонгён продолжила: — Ты не думаешь, что стоило для начала выслушать и меня? Если ты так переживаешь за дочь, то почему предпочел выпивать с коллегами, а не сразу вернуться домой? — Ладно. Сам виноват. Проехали. Сонгён больше не произнесла ни слова, чувствуя, что нет никакого смысла и дальше выяснять отношения — оба будут лишь сильнее ранить чувства друг друга. Ей о многом хотелось у него спросить, но сейчас она была совершенно не в настроении с ним общаться. Последний раз посмотревшись в зеркало, Сонгён наспех причесалась и вскочила на ноги. — Ты куда? — крикнул ей в спину Джесон, но она решительно шагнула за порог и прикрыла за собой дверь спальни, оставив его в одиночестве. Однако даже в кабинете Сонгён долго не могла успокоиться. Вообще-то не сказать, чтобы раньше они ни разу не ссорились. Но она никогда не позволяла себе надолго затягивать возникший конфликт и оставаться в растрепанных чувствах. Если ее что-то расстраивало, предпочитала сразу расставить точки над «i». После свадьбы оба были всегда настолько заняты на работе, что виделись в основном лишь за ужином. Желая извлечь максимум из этого короткого времени, проведенного вместе, относились друг к другу как можно внимательней, вели себя как можно более деликатно. Все их споры обычно касались самых тривиальных вещей, вроде как почему кто-то бросил носки в стиральную машину вместе с постельным бельем или не позвонил предупредить, что не будет ужинать дома. До этого она никогда по-настоящему не злилась и не обижалась. Сонгён вполне могла понять, почему Джесон так переживает из-за дочери, но ей была совершенно невыносима мысль, что он с ходу свалил все на нее и не подумав выслушать ее версию недавних событий. Она была так расстроена, что даже не получалось толком сосредоточиться на чтении. По нескольку раз перечитывала одну и ту же фразу — и в конце концов сдалась, раздраженно захлопнув книгу. Вытащила из сумки блокнот и цифровой диктофон. «Послушаю-ка лучше запись беседы с Ли Бёндо», — подумала она. Надела наушники, нажала на «воспроизведение». Качество записи было хорошим, и были слышны даже его шаги, когда он входил в комнату, и потрескивание застегиваемых наручников. Вот он негромко напевает. Та самая песенка. Сонгён выкрутила громкость на максимум. Пришло в голову, что у песенки может быть и какое-то другое значение, не такое, как она себе представляла, так что Сонгён написала по электронной почте профессору Клену. Он явно порадуется ее интересу к «Битлз», так что ее ждет длинный дискурс в историю этой песенки. Она была настолько проста, что пропеть ее мог любой, даже не заморачиваясь тем, чтобы правильно воспроизвести слова. Как и у большинства хитов «Битлз», мелодия у этой песенки была очень заводная и запоминающаяся. В исполнении же Ли Бёндо звучала она мрачно и зловеще, без единой капли той жизнерадостности, что свойственна произведениям «Битлз». Частично, наверное, из-за того, что напевал он ее в гораздо более медленном темпе, чем у оригинала, но в основном из-за его слов, последовавших после: «Все женщины, которым я пел эту песенку… погибли от моих рук». Музыка имела самое непосредственное отношение и к тем убийствам, которые совершил Ю Ёнчхоль. Тот утверждал, что когда он у себя в ванной развлекался с телами убитых им женщин, при этом всегда играла заглавная композиция из фильма «1492: Завоевание рая»[14]. Так и не выяснилось, вдохновляла ли его эта мелодия на убийства, или же он ставил ее, потому что она просто ему нравилась. А что эта песенка «Битлз» значила для Ли Бёндо? Сонгён попробовала потихоньку пропеть припев. Припомнила тот взгляд, каким он нацелился на нее в импровизированной переговорной. Казалось, будто Бёндо не просто смотрит ей в глаза, а заглядывает сквозь них куда-то прямо в самую глубину души. И в этот момент кто-то обнял ее со спины, отчего она чуть не взвизгнула. Вздрогнув, подалась вперед и быстро обернулась. Сзади стоял Джесон. Вид у него был виноватый. Вынув из ушей наушники, Сонгён выключила диктофон. — Ты меня напугал, — сказала она. — Прости. Не знал, — произнес он. — Чего не знал? — спросила Сонгён все еще напряженным голосом. Ей не хотелось так вот запросто его прощать. Он положил ее руку себе на ладонь. Погладил ее, нежно проговорил: — Ты, наверное, жутко разозлилась. Я поспешил с выводами. Хаён у меня весь день из головы не шла. А когда я ее увидел, готовую расплакаться, едва меня завидев, я просто… Надо было мне покрепче помнить, что ты за человек. Рука, которая только что ласково поглаживала ее по руке, теперь касалась щеки. — Ты просто не представляешь, насколько я тебе благодарен! Спасибо тебе… Огромное спасибо, — от всей души проговорил Джесон, и сердце Сонгён немного смягчилось. И все же кое-что оставалось непроясненным. Она взяла его руку в свои и развернулась лицом к нему. — Я хочу тебя кое о чем спросить, — произнесла она. — Конечно, спрашивай, — кивнул он. — Сегодня Хаён сказала… что это я виновата в смерти ее матери. Джесон на глазах побелел. Глаза наполнились слезами, и ей подумалось, что вряд ли стоит сейчас развивать эту тему. Но все же Сонгён продолжила, поскольку просто не могла так вот взять и похоронить этот вопрос навсегда. — Так действительно… что-то такое произошло, что могло навести ее на подобные мысли? — спросила она. Джесон высвободил руку, с силой потер лицо — с таким видом, будто и не знает, как ей сказать. — Все нормально. Можешь все мне выложить. Просто скажи, что такое произошло, — мягко подтолкнула его Сонгён, и он наконец заговорил. — В первый же месяц после нашей с тобой свадьбы мне позвонили и сообщили, что Хаён пострадала. Сказали, что она в критическом состоянии, и я бросился к ней, практически ничего не соображая. Но оказалось, что всё критическое состояние — это ссадины на локтях и коленках. Похоже, она просто упала. Я набросился с упреками на ее мать. Велел никогда не звонить мне с подобной чепухой, напомнил, что я уже женат на другой женщине. Наорал на нее, кричал, что я уже сыт по горло ее звонками под предлогом интересов ребенка, и что ноги моей больше у них не будет, — сказал Джесон. Он никогда ни о чем подобном не рассказывал. Лишь сообщил Сонгён, что всем отношениям с бывшей женой полный конец и что та даже не позволяет ему видеться с ребенком. По его словам, мать Хаён часто врала ему, утверждая, что дочка заболела, только чтобы повидаться с ним. Но если проблема была лишь в этом, то при чем же тогда Сонгён? — Так как прикажешь понимать, что это я виновата в смерти ее матери? — требовательно спросила она. Джесон отвернулся, промолчав. Сонгён поднажала, схватив его руку и тряся ее. — Должна же быть какая-то причина, почему она так считает, не думаешь? — Ее мать приняла что-то в тот вечер. Столкнула Хаён со второго этажа, сломав ей ногу, а потом позвонила мне. Я сказал ей, что не приду, а она пошла в свою комнату, и… Об остальном Сонгён и сама догадалась. Его бывшая жена даже после развода так и не смогла с ним по-настоящему расстаться. Женщина, сердце которой позволило ей отпустить мужа, втянула ребенка, чтобы удержать Джесона, пытавшегося держаться на расстоянии, в пределы своей досягаемости. А когда наконец осознала, что они и в самом деле разошлись, так и не смогла смириться с фактом, что он оставил ее. И, поняв, что ее единственное оружие, ее собственного ребенка, уже не использовать как угрозу, должно быть, в полном отчаянии чисто импульсивно приняла какое-то сильное лекарство, чтобы покончить с собой. — Не знаю, что произошло между Хаён и ее матерью той ночью, но дочка с тех пор напрочь отказывалась со мной общаться. Ее мать, видать, наговорила про меня всяких гадостей, — закончил Джесон. Девочка приняла боль и отчаяние своей матери слишком близко к сердцу. Даже если мать действительно сталкивает собственного ребенка с лестницы, сломав ему ногу, тот все равно видит ситуацию глазами матери, которая представляет собой слабую сторону. В результате для Хаён виновата во всем оказывается та, что отобрала у нее отца, а у ее матери — мужа. — Понимаю, о чем ты, — тихо произнесла Сонгён. Она чувствовала полное опустошение. Ее взаимоотношения с ребенком и без всех этих предвзятых мыслей складывались бы сложно, но Хаён уже изначально была полна ненависти и негодования по отношению к ней. Да, все будет крайне непросто, какие усилия ни прикладывай. Подняв голову, Джесон посмотрел на нее. Стараясь скрыть нахлынувшую в сердце тревогу, она ободряюще улыбнулась ему. — Не переживай. Совместная жизнь прояснит все недоразумения, и со временем она откроется мне. — Спасибо, милая. — Хотя пообещай мне кое-что. Джесон вопросительно посмотрел на нее.