Тео подвез меня к дому Селесты после нашей прогулки за мороженым, и мы провели несколько часов, репетируя танцевальный номер, сплетничая и строя планы на следующие выходные: брат Селесты собирается на вечеринку, и она хотела, чтобы мы обе туда пошли. Я не очень люблю вечеринки в основном потому, что у меня есть глубоко укоренившийся страх, что мои братья тотчас материализуются из воздуха, если я только взгляну в сторону алкоголя. Они точно вынесут меня вверх тормашками, надев на меня «пояс целомудрия», и сотрут в порошок любого парня, который имел наглость находиться со мной под одной крышей. Кроме того, у пива вкус картона, на который помочилась собака. Я согласилась, потому что каждый свободный час на выходных я посвящала танцам и мне бы не помешала социальная разгрузка. Я не планирую задерживаться надолго. Не так просто гулять допоздна, когда Брант все еще живет дома. Клянусь, он не ложится спать, пока я не прихожу домой. Ему обязательно нужно убедиться, что я цела и невредима. Во всяком случае, раньше он так делал. Солнце начинает садиться за горизонт, и я прохожу пешком небольшое расстояние от дома Селесты и вхожу в дом. Папа как раз заканчивает ужин, а мама убирает со стола. Когда я оставляю спортивную сумку в холле, папа поворачивается на стуле, приветствуя меня. – Джун Балун, моя дорогая дочь, – смешно вопит он. Его голос никогда не звучит сердито, несмотря на грубый баритон. – Поторопись и отведай гамбо[33], пока твоя мать все не съела. – Очень смешно, Эндрю, – бормочет мама из-за угла кухни. – Ты сам, как бешеное животное, с пеной у рта, поглощаешь габмо, а я пытаюсь съесть хотя бы порцию. – Не было никакой пены, дорогая. Были лишь маленькие пузырьки. – Он бросает на меня выразительный взгляд, а потом говорит: – Драматично. Мой папа – чудак. Он носит тапочки-утконосы, придумывает смешные слова и всегда рифмует мое имя с чем-нибудь случайным. Джун Дурачун, когда я веду себя глупо. Джун Тайфун, когда я в плохом настроении. Джун Балун, Джун Лагун, Джун Гарпун – рифмовки бесконечны. Когда я хочу, чтобы он воспринимал меня серьезно, это приводит меня в ярость, но в основном я научилась это ценить. Вытащив из сумки сладости из кафе-мороженого, я прохожу через гостиную на кухню, где экзотические специи и тмин так и витают у меня под носом. Я протягиваю отцу упакованные ириски: – Вам с мамой. Его глаза загораются, он кашляет в кулак, невнятно бормоча: – Любимый ребенок. Внимание. – Формально это Тео купил. Он снова кашляет: – Второй любимый ребенок. Внимание. Похлопав его по плечу, мы с мамой обмениваемся улыбкой, после чего она начинает ставить грязные тарелки в посудомоечную машину. В другой руке я держу пакетик с жевательными конфетами. Я думаю, Брант должен быть в своей комнате, так как его машина стояла на подъездной аллее, когда я вернулась домой. – Брант наверху? Я ему тоже кое-что принесла. – Да, – говорит мама. – У него выходной. Он поднялся к себе прямо перед тем, как ты зашла. Папа добавляет: – Он в настроении. Хорошо, что ты пришла с подарками. – В настроении? Он пожимает плечами. – Не уверен, по правде говоря. За ужином он ничего особо не сказал. Но эй, пока ты там, иди и крепко обними своего брата. – Папа подмигивает, что является сигналом к шутке. – Джун Обнимун. Боже правый. Я закатываю глаза и иду к лестнице. Когда я захожу через приоткрытую дверь его спальни, то вижу, как Брант стоит у окна, глядя на темнеющее небо. Сглотнув ком в горле, я делаю несколько осторожных шагов вперед. – Привет. Он слышит мое приближение, поэтому сразу же откликается: – Привет. – Он не оборачивается. Брант стоит спиной ко мне. Его отражение угадывается в оконном стекле. Я облизываю пересохшие губы и подхожу к нему, пока не оказываюсь прямо за его спиной, тепло его тела проникает в меня. Аромат мыла Ivory обволакивает, смешиваясь с легким ароматом мяты его любимой жвачки. Я обнимаю его за талию, прижимаясь щекой к его спине. Он напрягается. Это болезненная реакция. Брант всегда рад, когда я его обнимаю. Он всегда отвечает мне такой же нежностью, часто повышая градус: берет меня на руки, щекочет или сжимает меня в объятиях так сильно, что кажется, вот-вот задушит. Он никогда не вздрагивает. Он никогда не сомневается. Он никогда не напрягается. – Брант, пожалуйста, – шепчу я ему в спину. – Обними меня в ответ, ладно? Проходит мгновение, долгое, тревожное мгновение, но в конце концов он поднимает ладонь и кладет ее на мои руки. Это немного, но уже что-то. Брант опускает голову, когда задевает пальцами маленький пакетик, который я все еще держу в руках. – Что это? – Жевательные конфеты. Сегодня купила их для тебя. – Зачем? Зачем? Какой нелепый вопрос. Опуская руки, я жду, пока он повернется ко мне. И когда это происходит, я сразу же замечаю на его лице жесткое и напряженное выражение. Лучистый лес в его глазах, сочная зелень и богатая почва словно превратились в умирающее болото. – Потому что я люблю тебя, вот почему. Он хмурится еще сильнее. – Я даже попросила убрать все фиолетовые конфетки. – Взяв его руку в свою, я вкладываю маленький пакетик ему в ладонь, смыкая пальцы вокруг. – Я подумала, может быть, тебе захочется чего-то сладкого. Брант на мгновение закрывает глаза, сжимая подарок. Его мрачное молчание пронзает меня тупым кинжалом прямо в сердце. Что-то не так, но я не знаю что. Что-то случилось, но он не хочет мне говорить. Я не смогу помочь ему, если он мне не скажет. Я должна помочь ему. Открываю рот, чтобы заговорить, но, прежде чем успеваю произнести хотя бы слово, Брант обхватывает мое лицо ладонями и смотрит мне прямо в глаза. Они вспыхивают чем-то. Я снова погружаюсь в свой ночной кошмар: мы плывем на том плоту, небо темнеет, река становится красной. Вспышка. Брант бросается вперед, как молния, и целует меня в лоб, большими пальцы впиваясь мне в щеки. Так крепко, что почти больно. Он говорит прерывистым, надломленным голосом: – Я всегда буду защищать тебя, Джун. Он отпускает меня, и я чуть не теряю равновесие. У меня учащается рваное дыхание, ноги дрожат, пока я слышу, как он спускается по лестнице. Входная дверь хлопает, а я все еще стою в центре его комнаты, прижав руку к сердцу, мой лоб все еще горит от огня его поцелуя. Джун. Не Джунбаг. Он сказал, что всегда будет защищать меня… но он даже не подозревает, что это он меня и убивает. Глава семнадцатая «Первое право» Джун, 17 лет Мы думали, что идем на вечеринку к кому-нибудь из одноклассников: может быть, Марти, королю вечеринок, или даже Хайдену, который иногда устраивает что-то в просторном фермерском доме своих родителей. Представьте себе мое удивление, когда мы въехали на подъездную дорожку Уайетта Нипперсинка.