– Так – давай следующий вопрос. – Подозреваю, на этот уже ответили: на какой стадии находится процесс? Проверяли ли его на полиграфе? Но это, я так понял, мы проделаем позже. – Неохота связываться с полиграфами. Не доверяю я этим штукам. – Диммер рекомендует проверять непрерывно. Так и пишет: «Всё время пользуйтесь полиграфом». – Никаких полиграфов. Только одним способом можно надёжно проверить человека – кровью. Он выдал нам своих товарищей, пролил их кровь. Лучшей проверки тебе ни один прибор не обеспечит. – Почему бы не использовать и то, и другое? – Только кровь и покажет. Ему нужно чувствовать, что мы ему доверяем. А ты мне доверяешь? Согласен ли ты с моим суждением по этому вопросу? – Так точно, сэр. Никаких полиграфов. – Спасибо, Шкип. Это для меня очень важно. – Полковник утёр пальцем верхнюю губу. Некоторым образом внутренне сникнув и приняв пасмурный вид, он сумел донести мысль о том, что доверие его суждениям превыше всего. – Что ещё? – Вопрос на миллион. – Что ж, огонь. – Вы уже докладывали об этом деле? Полковник пожал плечами. – Дайте-ка я возьму статью. – Шкип поднялся на ноги. – Ага, вот уже показались дьявольские рога, – прокомментировал Шторм. Хоть статья и находилась под грифом секретности, Шкип держал её на письменном столе. – У него есть список того, что можно, и того, что нельзя, – сказал он, когда вернулся. – Пункт десять. – Сядь, пожалуйста, не стой над душой. Шкип вновь занял своё место. – Пункт десять: «Не планируй операций по введению противника в заблуждение и не передавай дезинформации без предварительного одобрения со стороны центра». – Вот я о чём и говорю, – сказал Шторм. – Но тогда какого хрена… – Пункт двадцать: «О ходе операции докладывай часто, оперативно и подробно…» Давайте-ка посмотрим. Всё верно, дьявол говорит чётко и ясно: «Сотрудник спецслужбы, рассматривающий возможность использования двойного агента, должен тщательно и вдумчиво оценить конечную пользу своих действий для интересов государства, никогда не забывая, что двойной агент является, по сути, официально одобренным каналом связи с противником». То, что мы обсуждаем, равносильно несанкционированному сношению. – Я бы сказал: «автосанкционированному». – Автосанкционированному сношению с противником. Полковник сказал: – Хао, умоляю, достань где-нибудь на этом свете немного натурального молока. Хао вышел из комнаты. Полковник выпрямился на диване, положил руки на колени. – Никто из сидящих в этой комнате ещё ни разу не видел этого гипотетического типа. Пока что никаких сношений с противником как таковых. – Да-да, господин полковник, пока в этой комнате только мы втроём… – Верно. Валяй. – Понимаю, что это семейное предприятие и всё такое прочее. Но так ли необходимо нам говорить об этом при Хао? – При Хао? На данный момент Хао знает больше, чем все мы вместе взятые. Это он привёл к нам нашего человека. Он был изначальным связным. – Что мы на самом деле о нём знаем? – На самом деле? А что мы на самом деле знаем вообще о ком-либо в этой комнате смеха? – Да по сути-то ничего. – Пункт десять, подпункт четыре. Золотое правило: доверяй местному населению. Говорил я уже об том? – Кучу раз. – В этой стране нельзя доверять всем и каждому, но кому-то же всё-таки приходится доверять! Мы руководствуемся нутряным чутьём. И вот что я вам скажу, – молвил он, когда Хао вернулся с небольшим кувшинчиком, – лишь только я попросил молока – и вот же оно, извольте видеть! Так оно всегда и работает с мистером Хао. – Хао сел, а полковник обратился к нему: – Мистер Хао, мы планируем автосанкционированную операцию государственного масштаба по введению противника в заблуждение. Вы с нами? – Так тощна! – отчеканил Хао. – Ну как, устроит такой ответ? – спросил полковник у Шкипа. – Полностью устроит. – Ещё вопросы? – Это всё, – сказал Шкип. – Вот и славно. – Полковник вынул из нагрудного кармана полдюжины карточек три на пять дюймов – вроде тех, с которыми Шкип имел счастье быть знакомым даже чрезмерно близко, – и начал представление: – Что ж, шила в мешке всё равно не утаишь: вот она, операция государственного масштаба по введению противника в заблуждение. Но ни о какой операции не может идти речи, пока у неё нет плана. Давайте перейдём к этой фазе нашего гипотетического сценария. Как бы нам сделать так, чтобы деза правдоподобным образом угодила в руки к неприятелю? Непосредственно в руки дядюшке Хо? Через подсадную утку, которая позволит взять себя в плен и пытать? Через двойного агента, который «выкрадет» липовые документы? Задача почти невыполнимая, но вот как-то объединить эти две задумки было бы почти идеально. Если дезинформация будет исходить из независимых источников, её правдоподобность повысится. – И это всё написано на этих вот крохотных карточках? – удивился Шторм. – Джимми, – вздохнул полковник, – ты меня утомляешь. – Это же всё только гипотетически? – уточнил Шкип; он чувствовал необходимость в этом убедиться. – Да-да, пока ещё ничего не ясно. Пока мы ещё толком не понимаем, что́ собираемся делать. Потому и предстоит провести разведопрос. Опрашивать будешь ты. Человека зовут Чунг. Ты немного умеешь по-вьетнамски. Он немного умеет по-английски. Оба вы умеете немного по-французски. Правда же, Хао – умеет он немного по-английски? Хао произнёс первое полное предложение с тех пор, как вошёл: – Нет, виноват, господин полковник. Он не говорит по-английски. Вапше. – Что ж, прекрасно. Вот зачем Шкип провёл целый год в Кармеле. – С этим мы разберёмся, – пообещал Шкип. – Я в тебе не сомневаюсь. Мистер Тхо! – позвал полковник. В дверях появился Тхо с кухонным полотенцем в руке. Ему было, вероятно, за пятьдесят, а то и под шестьдесят, но физически он имел вид мужчины средних лет – хотя и философски подкованного, многоопытного и невозмутимого; он тотчас же лучезарно улыбнулся, поскольку полковник первым одарил его улыбкой. – Мистер Тхо, тащите сюда «Бушмиллс». Все взяли по рюмке «Бушмиллса», разбавленного водой. Даже Хао – и тот принял одну из рук полковника, взял обеими руками, но пить пока не пил. Зелье смыло бледность с полковничьих щёк, и, осушив стакан где-то до половины, он, кажется, избавился от каких-либо симптомов болезни. А он явно был болен. Без малейшей нотки горечи (такой, какую мог бы заметить он сам), Шкип сказал: – А вам интересно, чем я здесь занимался? – Тем же, чем и мы все, – ждал, пока родится хоть сколько-нибудь жизнеспособная стратегия. Чем же ты себя занимаешь, чтобы не сидеть сложа руки? – Ничем. Я копчу здесь небо. Я штабная крыса, пиджак. Шторм подметил: – «Пиджак» – это морпеховское словечко. – Ко мне оно как раз подходит. – Вплоть до этапа, к которому мы подступаем, – сказал полковник, – задавать темп приходится нашему кандидату. И смотрите-ка – больше всего меня заставляет поверить в него вся эта проволочка и его колебания. Это говорит о том, что он здраво оценивает серьёзность данного шага. О том, что он честен с нами в отношении своих сомнений. Хао произнёс: – Да. Он честный. Я его знаю. – Но теперь-то он связал себя обязательством, – возразил Шкип. – Он переметнулся на нашу сторону. Это верно. Таково положение дел, – сказал полковник. – Теперь он наш, и я хочу видеть его здесь, рядом с тобой. Не надо мне, чтобы он работал в Каофуке или в Сайгоне. Хочу видеть его там, где он не работал никогда прежде. – Но что это за проволочка?